Читать книгу 📗 "Сделка. Я тебе верю (СИ) - Беж Рина"
— Суррогатная, да, точно, — соглашаюсь, проглатывая готовый сорваться с губ смешок. — Прости, что-то я запамятовала.
Вообще-то даже не знала, а сейчас впервые услышала. Но кого оно волнует?!
Остальные-то в курсе.
Ох, ну свекор — молодец. Вот это вывернул ситуацию, так вывернул. Ненавижу его всей душой, но не могу не восхищаться цинизмом и хитрожопостью. Великий комбинатор ни дать ни взять. Грамотно обосновал пребывание незамужней Олюшки в ее щекотливом положении рядом с женатым сыночком, которому до папаши-дельца в плане коварства расти и расти, и ловко заткнул рты всем особо неравнодушным.
Таких вокруг предостаточно, точно знаю. И причины имеются.
Еще бы. Ярослав, я и Семенова работаем в одной корпорации. Все трое постоянно находимся на виду. Так что, как ни крути, и у самого последнего от природы не любопытного обывателя, нет-нет да мелькнет вопрос: а что за фигня между ними творится? Женат на одной, а живет вроде как с другой.
Теперь же благодаря «утке», намеренно вброшенной Львом Семеновичем, история принимает совершенно иной вид. Никакого разлада между супругами нет. Молодая семья всего лишь переживает сложный период с деторождением, а Олюшка —ценнейшее сокровище, этот брак спасает, вынашивая долгожданного наследника или наследницу. И Ярик двадцать четыре на семь не блядует, а всего лишь, как заботливый мужчина, обеспечивает сурмаме комфорт и покой.
Миленько, да.
Только что-то чем больше обо всем думаю, тем сильнее напрягаюсь.
Слишком уж сложная комбинация вырисовывается. К ребенку Семеновой и собственного мужа отношения я не имею. Но мне его настырно приписывают. А ведь он — не опухоль, со временем не рассосется. Через полгода родится.
И тут закономерный вопрос: что будет дальше?
Ясно уже одно: меня не отпустят, свободы не дадут. Не зря ж плетут такие хитромудрые кружева из лжи и обмана, опутывая, как паутиной, всё крепче и крепче.
И тогда что? Что они провернут после Ольгиных родов?
Неужели действительно вручат мне чужого младенца? Заставят принять плод любви мужа и любовницы? Вынудят его воспитывать?
А когда откажусь? Снова пригрозят и додавят?
С чего им это нужно? В чем суть многоходовки?
Ладно я — тут ясно — им на меня срать с высокой колокольни. Пока есть чем шантажировать, будут это делать. Но ребенок-то в чем виноват? Это же их собственный внук, плоть от плоти, к которому я, как бы не душили, не воспылаю любовью ни с первого, ни даже со второго взгляда.
А Ольга?
Как станет действовать она — настоящая мать? Представляю её, добровольно протягивающую мне орущий сверток, и хмурюсь. Бред же получается.
Я б за кровиночку загрызла, но не отдала... Она сможет?
А ее отец — Валентин Петрович? Тоже одобряет происходящее? Его бездействие конкретно так напрягает. Что это еще за позиция невмешательства, когда по сути единственную любимую дочь, прежде нерожавшую, записывают в сурмамы и собираются лишить кровиночки?
Или все же не собираются?
Мы что ж... вчетвером жить будет?
Вопросы... вопросы... вопросы.
Чем больше раздумываю, тем сильнее волосы на голове шевелятся.
Неспроста все это, ох, неспроста.
Шаталов-старший явно вынашивает какую-то конкретную цель, которую я, к сожалению, пока не улавливаю. Не могу просчитать, но почему-то заранее предчувствую опасность.
А раз так, то мне обязательно нужно ее выяснить. Выяснить и попробовать себя обезопасить.
Но это позже, а пока следует зафиналить слишком бьющую по нервам беседу.
—А ты, Иван, как поживаешь? Счастлив? — смещаю акцент разговора с себя на него. — Уже нашел свою идеальную дев. вочку?
5.
ДАРЬЯ
Дев.. вочку.
Да, лучше пусть будет «девочку», чем «девственницу», слово, которое использовал Тихомиров пять лет назад при нашем последнем разговоре. Разговоре на троих, где присутствовали я, он и Ярослав.
Да, даже последнего разговора тет-а-тет с любимым человеком у меня не вышло.
Судьба-злодейка воспротивилась.
Грустно хмыкаю, в очередной раз вспоминая тот вечер.
Была середина осени. Я только-только поступила на первый курс университета.
Кафедра иностранных языков — всё как хотела. Прошла по баллам на бюджет без всякого блата и страшно собой гордилась.
Отец недовольно пыхтел, но молчал.
Он мечтал засунуть меня на финансовый, чтобы позже приобщить к семейному делу и постепенно ввести в совет директоров. Но дал один-единственный шанс пробиться самой, куда пожелаю, и отступить, если смогу.
Я смогла. Он тоже сдержал слово.
Иван встретил меня после занятий, где я задержалась, проторчав несколько часов в библиотеке, и повез ужинать в кафе. У нас как раз был тот самый волнительный период первого официального месяца знакомства, когда и хочется, и можется, но каждый шаг страшит. Точнее, страшил он лишь меня, явно не парня на десять лет старше.
И все равно в те дни я была безумно счастлива, словами не передать. Летала на крыльях любви и видела мир исключительно в розовом свете, потом что Тихомиров обратил не меня внимание (я-то давно и безоговорочно в него втрескалась, благо поводов имелось предостаточно — родители-бизнесмены зачастую пересекались, а заодно и мы — их дети). Но в то же время я до трясучки боялась показаться ему глупой и навязчивой малолеткой.
А может, и казалась. А может, и являлась. Теперь это уже не столь важно.
Пока ужинали, в кафе приехал Ярослав. Привез Ивану какие-то бумаги. Инвестиционный проект который нужно было срочно просчитать и проанализировать. Шаталов, будучи младше Тихомирова на четыре года, в то время только-только вливался в строительный бизнес своего отца и старался быть максимально важным и исполнительным.
Уже не помню, почему Ярослав не ушел сразу. Все трое мы не были близкими друзьями, но общие дела родителей заставляли поддерживать неплохие отношения. Шаталов подсел к нам за столик, решив на дорожку выпить чашку кофе, и завел разговор вроде как ни о чем, а после переключился на создание семьи и поиск второй половинки.
Я догадывалась, что ему нравлюсь, но никогда не давала повода даже заикнуться о своих чувствах. Зачем? Если перед глазами и в сердце был только Ваня.
И неважно, что Шаталов-старший и Андрей Вукалов, мой отец, мечтали о слиянии и за рюмкой не чая порой шутили, что неплохо было бы породниться. Глупости, не девятнадцатый век, чтобы ломать детям судьбы и заставлять жить вместе не по воле чувств, а ради денег.
Именно тогда, в последний вечер, когда мы были вместе, и прозвучала та фраза Тихомирова.
— Моя будущая жена во всех смыслах будет только моей.
— Еще скажи девственницей, — усмехнулся Ярослав, бросив в мою сторону мимолетный взгляд.
— Именно ей, — совершенно серьезно подтвердил Иван. — Чистой, скромной, идеальной девочкой, перед которой, если потребуется, я прогну этот мир.
И вот теперь, вспоминая былое, я интересуюсь, наверное, самым для себя важным и болезненным.
— Уже нашел свою идеальную дев..вочку?
— Давно нашел, — криво усмехается уже не мой мужчина:
Добавить что-то не успевает. Рядом с ним останавливается голубоглазая шатенка лет тридцати. Высокая, стройная. Ей очень идет французская коса, в которую заплетены волосы, и темно-синее платье с завышенной талией, скрывающее небольшой животик.
Последний я замечаю, когда тонкая рука касается его в защитном жесте всех будущих мам мира.
— Вань, положи, пожалуйста, ключ от номера к себе в карман, — произносит она с извиняющейся улыбкой. — Боюсь, опять его потеряю.
— Давай, конечно, — с подтрунивающей интонацией откликается Тихомиров, но так тепло и искренне, что я против воли стою и, будто завороженная, наблюдаю за ним другим. Не тем, кого увидела сегодня чуть ранее, далеким и чужим, а за тем, в кого влюбилась много лет назад, открытым и располагающим к доверию.