Читать книгу 📗 "Флоридский ветер перемен (СИ) - Гарм Лиза"
— Она тебе позвонила? С какого номера? Дай трубку!
— Нет, полиция связалась со мной. Мы же её работодатели и они обязаны были оповестить… Я тоже не смогла дозвониться до неё.
— Блядь! — Мозг сходит с ума от адреналина в крови, запредельный уровень тестостерона требует разнести череп Сидмана прямо сейчас.
— Где он? Где эта тварь?
— Ищем, — Мексиканец появляется в дверях. — Полиция тоже разбросала ориентировки.
— Самолет, Маркус! Мне нужен самолет! Ищите, где угодно, я должен быть в Майами уже сегодня, набери Стромса — заплачу ему любые бабки!
— Тайлер, успокойся, — Как они меня бесят с этим успокойся! Сейчас разнесу к херам всё здание! — Уже все найдено, но аэропорт даст вылет только через три часа. Нет окон раньше этого времени, вообще никак, власти не смогли помочь.
— Охрану к ней приставить. По максимуму!
— Уже, наши люди выехали с Майами в Корал.
— Сука! Я убью его!
Хрен знает, как я дождался вылета. Вообще плохо помню, как добрались до аэропорта.
Мой техасский друг, любезно согласившийся вылететь в Майами днем раньше, пытался успокоить меня своими излюбленными методами. «Кокс — всему голова» — кредо этого мажора, именно по этой причине я терпеть не могу селебрити-тусовки.
Когда в моих руках оказалась копия протокола, почувствовал привкус стали на языке. Хер знает, может это был выброс трупного яда от моей гниющей натуры.
Я тихо охуевал, зачитывая заявление, которое Саша оставила в полиции. С каждым словом всё больше хотелось перерезать себе глотку.
Сука, я ненавидел себя. Ненавидел на столько, что хотелось всадить нож в грудину.
Ненавидел за все дерьмо, которое притащил в жизнь этой девочки.
Ненавидел за тупую гордость, за потерянное время. За то, что не был рядом, когда она нуждалась в этом больше всего.
Когда глаза зацепились за имя Кимберли, я почти потянулся за стволом — рука дернулась всадить себе пулю, потому что свою девочку спасал не я. В том сраном доме был кто угодно, только не я.
Я не знал, как смотреть ей в глаза. Я дал обещание и впервые не выполнил его. Я так налажал, что даже не надеялся на прощение. Сейчас я больше всего хотел, чтобы она осталась в безопасности до конца своих дней. И неважно, буду я в этих дня или нет — лишь бы Саша была счастлива.
Я испытывал такое отвращение к себе, что не было возможности отыскать хотя бы один аргумент для того, чтобы оставаться её мужчиной дальше.
Я — эгоистичный подонок, и мне нет оправданий. Я не заслуживаю её.
Участь моя — гореть в адском пекле своей собственной гордости.
— Она в отеле, вместе с Кимберли Доунс, — Голос Сюзан долетел эхом до опрокинутого сознания.
Смутно помню посадку, но очень хорошо помню, как гнал машину до Корала.
Желание видеть её и вырвать себе сердце глушили одновременно, сложно понять, чего мне хотелось больше.
Когда я добрался до отеля — отвращение к себе возросло.
Когда я ворвался в номер — желание убить Билла встало на первый план: синяки на кукольном личике запустили карусель диких ядовитых эмоций, отрава потекла по жилам. Я ненавидел себя до черноты в глазах.
А когда она сорвалась в мои объятия и доверчиво прижалась к груди — осознал окончательно: я недостоин этой девочки. После всего дерьма, она смогла найти силы приблизиться и всё ещё искать защиты.
Прижимал к себе и не мог выдавить ни слова. Яд заполнял каждую клетку моего тела, отвращение разъедало душу. Держал её в руках и мысленно кромсал своё сердце.
В голове — пустой лист, не считая лишь одной мысли, которая курсировала без остановки — я должен был увидеть Сидмана в гробу, и неважно, что мне за это будет.
Глава 74
Вливаю третий стакан горького пойла, но легче не становится.
В десятый раз прокручиваю слова врача и глушу адские порывы: сотрясение, переломов нет, ушибы. Они звучат на повторе и заставляют действовать, не откладывая.
Сотрясение, синяки и ссадины… на кукольном личике. Как я могу простить себе такое?
Вливаю четвертый стакан — горечь обжигает глотку, а желание вынести себе мозг только крепчает. Я хочу видеть свою собственную кровь на той дальней стене.
Долбанный джаз делает мое пребывание в пустом баре многообещающим — давно я не искал утешения в алкоголе.
Двадцатый звонок от тренера, а я все еще не могу убедить себя в нужности этого разговора. Уважение к Маку безгранично, да только я и так знаю, что он скажет. Нужна ли мне вся эта философия?
Пятый стакан и я все-таки снимаю трубку.
— Тайлер! — Слышу уставший голос Мака. — Зачем нервы портишь мне?
— Случайно вышло, занят был, — Небрежно роняю, заказывая шестые пятьдесят.
— Чем?
— Разбором своего психологического портрета.
— Тайлер, — Тяжелый вздох тренера как очередное чувство вины — его редко услышишь, а причина снова — моя гнилая натура. — Я дольше живу на этом свете, не существую, а именно живу. Что помогает мне получать опыт, благодаря которому рождается мудрость. Так вот послушай меня и прислушайся: ты ни в чем не виноват, таков был план Сидмана, он давно искал твое слабое место, и нашел его совсем не там, где надо было — это трусливые методы. И за них он будет нести клеймо позора до своего последнего вздоха. Такое предсказать невозможно было. Включи голову, он намерено совершил преступление, чтобы вывести тебя и заставить делать ошибки. Так зачем идти у него на поводу?
— Я убью его, — Равнодушно прерываю тираду тренера.
— Не убьешь. Он пойдет по закону. Столь гнилого поступка от Сидмана не ожидал даже его тренер, поэтому перестань винить себя.
— Хватит, Мак. Я виноват, и гордость моя — бремя моё…
— А ещё хороший учитель. Теперь ты познал причину, по которой гордыня считается одним из смертных грехов — она отбирает у человека его собственное счастье и обрекает на омертвелое существование. Теперь ты меньше будешь защищать корону на своей голове, зато больше слушать, слышать и понимать других людей.
— Спасибо, папочка, — Усмехаюсь и опрокидываю стакан залпом.
— Перестань заливаться алкоголем, он даст облегчения на пол часа, а заберет чистый разум на ближайшие три дня.
— Угу, — Прошу бармена обновить.
— Иди спи, Тайлер. Все обошлось, твоя женщина цела, находится под надежной защитой. Твоя лучшая месть — хладнокровно сокрушить его на ринге, не подаваясь эмоциям — именно это добьёт его окончательно. А после полиция добавит ему сахара в жизнь и отправит в камеру, где очень не жалую подонков, которые поднимают руку на женщин.
— Хорошо, — Отвечаю тренеру, а в голове ставлю четкую цель сделать этот бой для Сидмана последним — если этот поединок состоится, живым он с ринга не выйдет.
Мак ещё что-то говорит, но я уже не слушаю. На автомате прощаюсь с тренером и откидываюсь на спинку барного стула. Седьмой стакан появляется в поле зрения, и только после этой дозы туман наконец застилает мое сознание. В голове появляется пустота, месть располагается на коронном месте, но больше не требует ускориться. Всему своё время.
Оглядываюсь по сторонам, цепляя глянцевые стены, и снова задаюсь вопросом: что я тут делаю? Саша сладко спит, утомленная кучей обследований и немалыми количеством лекарств, а я сижу в баре отеля, напиваюсь, и думаю о том, с каким кайфом буду смотреть в глаза Сидману, когда его мозг озарится последней вспышкой.
И похер, что будет потом, лишь бы она осталась в безопасности.
Растираю свою мерзкую рожу и встаю со стула. Туман почти сразу рассеивается, от чего тянет усмехнуться, ведь прав был Мак — облегчение наступает ненадолго.
Ноги малость заплетаются, больше от усталости, но я упрямо прусь вперед, мечтая увидеть девочку, за которую готов отдать свою жизнь и свободу.
Я просто посмотрю на неё, не притронусь, лишь послушаю плавное дыхание.