Читать книгу 📗 "Капкан на прокурора (СИ) - Тимофеева Ольга Вячеславовна"

Ну, какая есть. Наводить марафет уже нет времени.

Щелкаю замком и открываю дверь.

— Поздно уже для визитов без предупреждения, — с ходу ворчу.

— Добрый вечер, могу войти?

На лице ни одной морщинки, которая бы показала, что у него хорошее настроение и это шутка.

На нем теплые спортивные брюки и худи. Вряд ли в таком виде он встречался с женщиной, но все же она была рядом, в его машине. Но в какой бы одежде он ни пришел, все равно остается прокурором.

— Я уже спать собралась. — Какой вопрос, такой ответ. Явился? Не ждали. Его взгляд скользит вниз, до ступней, потом поднимается вверх до уровня груди, дергает уголком губ, фокусируясь на олене и возвращается к глазам.

— У нас открытый вопрос, который можно решить без суда. Или предпочитаешь все по закону?

Вдыхаю и шумно выдыхаю. Даже не сомневаюсь, что он сделает то, о чем предупреждает. Открываю дверь шире, а сама делаю пару шагов назад, чтобы дать ему место войти. Выслушать придется. Хочу или нет. Но и закрыть вопрос с ручкой тоже.

Складываю руки на груди, наблюдаю, как он раздевается, хотя я не предлагала. Чувствует себя, как дома.

— Можно твой телефон? — облизываю губы, давая себе пару секунд подумать, что ответить. Но не придумываю ничего лучше, чем отказать.

— В моей квартире, я тебе командовать не дам.

Выдыхает, успокаиваясь. Контролирует каждое движение и слово.

— Пожалуйста. Так диалог будет более продуктивным.

Смотрит открыто в глаза, не дает отвести взгляд. Сердце ускоряется так, что становится не по себе. Я его не знаю совсем. И зачем пришел тоже не понятно.

— Я тебе не доверяю, — прищуриваюсь и наблюдаю за его реакцией. Мне бы умений, чтоб считывать людей по жестам, но нет. Я не понимаю, о чем Юра думает.

— Я тоже. Поэтому можно твой телефон? — Ну не изнасилует же он меня? Хотя, может… Нет, это не может быть приятным. — Я даже не буду брать его в руки. Просто принеси.

Запутал меня, сложно понять его логику, поэтому иду в комнату за мобильным.

— Держи, — протягиваю ему через пару секунд.

— Выключи его.

— Зачем?

— Просто выключи, полностью.

— Ладно, — делаю, что говорит. Юра достает свой телефон и делает то же самое. Показывает мне погасший экран.

Открывает верхнюю полку комода и кладет туда свой телефон, кивает мне. Я кладу туда же свой.

— Теперь порядок. Я помою руки? — как только телефоны убраны, он меняется. На губах легкая полуулыбка, в глазах просыпаются прокурята.

— Ты знаешь, где ванная комната.

Я остаюсь его ждать. На этот раз он в спортивной куртке, без портфелей, ручек, ежедневников. Только прокурор и прокурорский телефон.

— Ты говорила, что можешь сделать массаж, — улыбается уже сильнее, выходя из ванной.

— А потом я говорила, что абонемент на массаж сгорел.

— Нам нужен конструктивный диалог или нет? — Я сжимаю губы, зажал меня в угол и выйти можно только, если согласиться на его игру. Обходит меня и направляется в мою спальню.

— Привет, Ахиллес. У меня к тебе разговор, но позже.

Он ловко подхватывает ворот толстовки и стягивает ее вместе с футболкой, обнажая передо мной спину. Вот черт.

Обнаженные мужские торсы на картинках и видео, конечно, хороши, но не настолько, насколько в реальности.

— Не в десять вечера, Домбровский, мне завтра на работу.

— После тренировки так разболелась шея. Я вспомнил про тебя и твое предложение, — ложится на кровать, — абонемент так быстро не сгорает. На месяц обычно выдается.

— У меня свои условия на абонементы. Давай, поднимайся, и уходи. — Толкаю его в бок.

— Саша, не зли меня.

Хах. Это я злю?

— Если ты хотел поговорить, вставай и пошли на кухню. Нечего на моей кровати валяться.

— Александра, я могу вести диалог только лежа. У меня болит шея. Ты же не можешь отказать больному. А клятва Гиппократа?

— Клятву Гиппократа дают врачи, а я медсестра. Я могу тебе всадить укол.

Полуобнаженный мужчина-бог меня немного нервирует и волнует. Я аккуратно кладу ладонь ему на плечо и пытаюсь стянуть с кровати.

В ответ Юра захватывает мою кисть и несильно потянув, заставляет потерять равновесие и упасть рядом. Чтобы следом придавить к матрасу своим телом.

Точно пришел изнасиловать. А я долго сопротивляться не смогу.

Его лицо не гладко выбрито, я зачем-то фокусируюсь на этом. Кожа заранее покрывается дрожью, представляя, как кончики щетины царапают ее.

И он тут сейчас, а до этого был с кем-то еще.

— Тебе самому от себя не противно?

— Нет, — его улыбка переходит в смех.

Засранец. В глазах азарт и настройка на победу. Прокурята уже попкорном запаслись и ставки сделали. Ага. Сейчас.

— Твой смех неуместен.

— А почему мне должно быть противно от себя? — так много улыбающегося прокурора в один вечер подозрительно. — Я встречался с друзьями, съездил на тренировку. Приехал решить нашу проблему. — Втягиваю воздух, не пил ничего.

— Я слышала, с какими друзьями ты встречался.

Усмехается и прикусывает губу. Зря я этот разговор завела.

— Подвез коллегу домой.

— Мне все равно.

— Тебе не все равно. Ревнуешь?

— Едешь с одной, потом приезжаешь ко мне. Там не дали, явился сюда? Или мало? И слезь с меня. Ты тяжелый.

Опускает взгляд на шею и ниже. Губы приоткрывает с придыханием так, что нижняя даже отвисает, когда узревает разрез рубашки. Я еще и без лифчика, ну не ждала как-то никого.

На мне сейчас килограмм восемьдесят мышц, харизмы и справедливости, а между нами лишь слой тонкой хэбэшки.

Я уже не маленькая. Понимаю все.

Когда на первом курсе техникума, танцевала на дискотеке с парнем, подумала, какие это у него мышцы на бедрах накачанные и твердые. Позже уже поняла, что это не мышца, собственно, была. Но мальчик был тактичен, сдержал свои “эмоции” при себе. И вот тебе. Дежавю. С другим. Только мы не вертикально танцуем, а горизонтально лежим. Но ощущения повторяются.

— Если бы я с кем-то был, то сюда, поверь, не поехал бы точно. — Усмехается и тянется чуть вверх, а потом резким движением гасит ночник и целует меня.

Рука без сопротивления скользит по моей груди, талии, останавливается на бедре. Язык вообще бесправно себя ведет у меня во рту. А я как в наручниках, беспомощная, и разрешаю все.

Вроде как в темноте как будто и нет ничего. Он просто мужчина, я — женщина, нет пропасти в виде…

Опускается шершавыми губами на шею, проходится языком по родинке. Твою мать… Нежная кожа на шее горит от его щетины, но от этого все ощущения только острее.

Что бы ему не было от меня надо, остановить это безумно сложно. В суде бы не одобрили такое. Он знает. В суде… Вот зачем телефоны выключил, чтобы никто никого не подставил. И свет для этого погасил. Вроде как в одних условиях с ним.

Никто не видит. Как будто этого и нет. Докажи потом.

Моя футболка задирается, я чувствую, как кожа соприкасается с его. Как перцовые пластыри горим и липнем друг к другу.

И он слишком правильный, чтобы заходить так далеко с дочерью “преступника”, если только не знает о том, что папа не виновен. Просто мы не должны это обсуждать. Это его условие. И надо доверять.

— Ау, — Юра дергается и отстраняется, прерывая гормональную реакцию между нами.

Что там…?!

Тянусь рукой к ночнику и включаю свет.

Юра, облокотившись, замер. Я сжимаю губы, чтобы не расхохотаться сразу, но через секунды взрываюсь и, зажмурившись, хохочу.

Мой Ахиллес запрыгнул на лопатки прокурора и, возвышаясь, как Король Лев, смотрит на меня сверху вниз.

— Мне вот не смешно, я прям, чувствую, как он выпустил свои когти и готов в любой момент вонзить их в спину. Можешь его оттуда аккуратно снять? — Юра, даже когда говорит, шевелит только губами. Слушаю его и улыбаюсь. — Саша!

Приказной тон немного снижает показатели на эмоциональной шкале. Сейчас нам не смешно с одно и того же.

— Я не могу тебя спасти, пока ты лежишь на мне.