Читать книгу 📗 "Дом на берегу океана, где мы были счастливы - Мартен-Люган Аньес"

– Ты не хочешь причинять ему страдания, я это уже слышала, но мне наплевать, будет он мучиться или нет! Ты скоро умрешь, мама, так что не отказывайся от любви, которую он может тебе дать.

– Я уничтожу его, Лиза… ты не знаешь его так, как я.

– Пусть он сам выбирает, погибать ему или нет. И хочу тебя предупредить, мама, я категорически против нашего отъезда отсюда.

Дочка прочла мои мысли: я приготовилась звонить сестрам или Васко и просить, чтобы они завтра же приехали за нами и увезли меня подальше от Джошуа. Вопреки моему самому сильному тайному желанию – быть перед смертью с ним.

– Я принимаю возможность того, что ты умрешь вместе с ним. Но я не прощу себе, мама, если ты лишишь себя этого человека, которого никогда не переставала любить. Как я потом посмотрю сама себе в глаза? Ты думаешь, я смогу вернуться сюда, наплевав на то, что он здесь?

Глава двадцать первая

На восточной стороне пляжа

Рассвело. Начинался новый день. День с ней. Она спала? Ей снилось, что мы вместе? Мне больше не нужно было погружаться в сон, чтобы видеть ее и мечтать о ней. Теперь я мог отпустить свои желания на свободу.

Как же трудно было дать ей уйти. Я кусал губы, чтобы не завопить, когда она скрылась. Меня настигла прежняя боль. А ведь мы давным-давно не были так близко друг к другу. Только это чересчур быстро закончилось. Слишком большое разочарование. Вот она со мной – и тут же ускользнула. Я снова засомневался в ее реальности. Я тянулся к ней всем своим существом, застыв под дождем на пляже. Я не соображал, что со мной происходит, и позволил Натану утащить меня в дом. Как только он оставил меня в покое, я застыл у окна и принялся рисовать ее в воображении. Чуть позже я ее заметил – свет в доме очертил ее силуэт, ее голова была повернута в моем направлении, и моя взвинченность немного отступила. Она была там. Действительно там. Ради меня. Не отвечая на вопросы сына, я сел за рояль.

Я играл несколько часов без перерыва и все время неудержимо поворачивал голову в сторону запада. Мой рояль как будто был ее телом. Мои руки были на ней. Я прикасался к ее коже. Ее тепло согревало меня. Я всю ночь занимался с ней любовью. Ее присутствие снова превратило меня в мужчину. Других женщин, включая Кароль, уже долгие годы было недостаточно, чтобы подавить воспоминания о ее теле, неотступно преследовавшие меня. Все остальные были пресными, холодными, неинтересными, лишенными страсти. Мое тело угасло. С какой стати притворяться?

Только Мадди делала меня живым, она была единственным источником моего желания и моего наслаждения. Она дарила мне свет, мир, равновесие. Стоило ей появиться рядом, а мне ощутить ее присутствие, как мои демоны отступили. С Мадди я был свободен от всего и всех: моих родителей, моей боли, моих страхов. Она открыла для меня мир нежности. Заставила поверить в любовь.

Я был обязан сохранять спокойствие, чтобы медленно смаковать этот дар богов. Возможно, кстати, среди них найдется тот самый, кто осчастливит меня своей милостью, удостоит своего прощения и дарует мне право на искупление? Тогда он подвергнет меня проверке. Оценит надежность моего терпения. Мадди была потрясена нашей встречей: я вспоминал, как вчера вечером она дрожала и все больше и больше бледнела, полная страха и изумления. Она показалась мне такой уязвимой, ей словно трудно было устоять на ногах.

Неужели она сомневалась в нашей любви? Я буду напоминать о ней, сколько понадобится. Теперь мы снова вместе, и у нас гораздо больше времени, чем несколько дней или недель. Она в своем доме. Я в своем. Как когда мы были юными. Чувство радости было мне практически чуждо, но теперь я радовался возможности заново насладиться началом нашей истории.

Вся жизнь была у нас впереди.

– Ну ты достал, папа! Играть всю ночь напролет! Пришлось вставить беруши, чтобы поспать.

Ворвавшийся в комнату Натан грубо вернул меня к реальности. Я бросил на него совершенно обалдевший взгляд, и он покачал головой, поскольку мой вид – отец, полулежащий на рояле и отрешенно улыбающийся, – одновременно насмешил и раздосадовал его. Я наблюдал, как он разгуливает в шортах по гостиной, потом направляется на кухню. Он налил кофе в две чашки, дверцы шкафов открывались и закрывались, в раковину потекла вода.

Что он затеял?

Он вернулся, с вызовом посмотрел на меня, поставил полные чашку и стакан на рояль – я это запрещал, боясь, что пострадает инструмент, – и сунул мне под нос раскрытую ладонь.

– Вчера вечером ты не принял свое лекарство, и сегодня утром я тебе не позволю снова не принять его.

Я уставился на таблетки с гримасой отвращения.

– Я в них больше не нуждаюсь.

– У тебя лицо невменяемое, мне не нравится, когда ты такой. Так что ты их проглотишь, и не вздумай спорить. И если потом за тобой понадобится проследить, я даже в душе тебя не оставлю и помешаю вызвать рвоту, чтобы избавиться от них.

Я засмеялся, чтобы скрыть, как меня растрогало проявление его любви.

– Ладно-ладно, только минимальную дозу. У меня уже давно не было такой ясности в мыслях. Можешь мне поверить.

Химические препараты ничего не изменят в происходящем. Натан долго в упор изучал меня, удивленный, сбитый с толку моим замечанием. Если я не ошибался, он казался почти смущенным.

– Что с тобой случилось на пляже, папа? Ты какой-то странный, но при этом, ты… не могу подыскать точное слово… скажи сам?

Я встал, сдавил пальцами его затылок и прижался лбом к его лбу. Потом вздохнул глубоко и с облегчением. Мне теперь настолько лучше дышалось.

– Я вновь обрел себя, сын. Теперь все будет хорошо.

Глава двадцать вторая

На западной стороне пляжа

Яркое зимнее солнце в разгар дня заливало пляж. Я ждала, чтобы его лучи пронизали каждую клеточку тела и мне стало теплее. Мне было все труднее согреться. Я исчерпала запасы энергии, когда пошла навстречу Джошуа. Как я и подозревала, за это сразу же пришлось расплачиваться, и плата была на уровне случившегося потрясения. Я навредила себе, причем сильно, лишив себя скольких-то дней оставшейся мне жизни. Но я приняла это и ничуть не сожалела о сделанном, раз Лиза меня простила.

Три дня я пролежала, прикованная к постели, не в силах покинуть ее дольше, чем на несколько минут. Я ела совсем мало, причем мне приходилось заставлять себя, чтобы дочка не волновалась. Тем не менее я пока не была готова звать сестер и Васко ей на подмогу, чтобы она не оставалась одна в роковой момент. Если я их позову, значит, конец вот-вот наступит…

Сегодня в ярко-голубом небе не было ни облачка, а само оно было невероятно глубоким – стоило всмотреться в него и сразу догадаешься, что на улице царит ледяной холод. При этом солнце светило настолько ярко, что проникало вглубь дома и освещало его. Обычно мы включали свет в хижине Софи уже в середине дня. Но не сегодня.

В доме напротив гостиная была залита солнцем, которое наверняка отражалось роялем и делало его еще красивее. Еще более гипнотизирующим. Подобных роялей я не встречала никогда. Он, этот черный рояль, самый главный спутник Джошуа, все эти годы следовал, естественно, за ним. В те давние времена я была единственной, кому разрешалось приближаться к роялю и дотрагиваться до него.

Кого наделили этой привилегией после меня? Мать его сына? Была ли она пианисткой? Кто, кроме пианистки, мог привлечь Джошуа? Кто мог заставить его стать отцом? Я отбросила эту мысль, не подпуская к себе противный душок ревности. С какой стати мне ревновать? Я его бросила, я его покинула. У меня самой есть дочь, и я сама позволила другому телу заменить его тело.

Играет ли на фортепиано его сын? Научил ли он его? Он такой же виртуоз, как отец и еще раньше дед? Продолжил ли Джошуа традицию? Не уверена. Груз, возложенный отцом на его плечи, бывал иногда таким тяжелым, что Джошуа сгибался под гнетом ответственности. Я рискнула понадеяться, что он подарил своему сыну всю любовь, на которую способен. Какой отец из него получился? Нашлись ли у Натана ключи, чтобы расшифровать его? Джошуа всегда был таким скрытным и с оголенными нервами… Как он пережил годы после нашего расставания и в особенности после смерти матери?