Читать книгу 📗 "Отмель - Крейг Холли"

Я сижу рядом с ней в кресле в плаще и сапогах и крепко сжимаю кружку имбирного чая в надежде согреться. В отличие от меня, Ариэлла никогда не мерзнет. Кажется, непогода ей нипочем. Она просто принимает ее, как мать-природа принимает нас, какими бы мы ни были.

Моя подруга не вписывается в эту жизнь. Она лишняя на этой картинке, словно художник поместил изображение Ариэллы на страницы чужой истории. Но она заслуживает большего, чем эта никчемная жизнь, чем этот человек и крошечный садик, в котором она коротает дни.

Телохранитель закуривает и спускается по травянистому склону, выходя за пределы слышимости. Сегодня я здесь только потому, что Чарльзу понадобилось заглянуть к Матео. Я тоже напросилась вместе с ним, и мужу моей подруги пришлось согласиться. Мужчины пьют турецкий кофе в доме, а я вышла на улицу к Ариэлле.

Матео страдает от похмелья, глаза черные, лицо помято. Встретившись с ним взглядом, я могу поклясться, что он готов меня придушить. Смотрит как удав на кролика. Но в этот момент его отвлекает Чарльз, попросив подписать какой-то документ. Думаю, Матео еще не рассказал ему о моем вчерашнем визите в стрип-клуб. В голове крутится только один вопрос: что случилось с Трейси?

– Скорее. Мне надо кое-что тебе рассказать, – говорю я и ставлю кружку на землю, едва не опрокинув ее.

Ариэлла вытирает руки о джинсы, и я невольно морщусь. Вся в грязи, мокрая, продрогшая, с закатанными рукавами и покрытой мурашками кожей – на ее месте мне было бы очень неловко. А ей, как обычно, все равно. Ничто не смущает мою подругу. Она смахивает волосы со лба, а потом отпивает чаю с перечной мятой.

– Это касается Трейси, инструктора по йоге, которая работает в нашем оздоровительном центре.

Ариэлла хмурится. Потом улыбается. Наклоняет голову.

– Что?

– Трейси, моя подруга. Помнишь? Мы вместе работаем.

– Я знаю, о ком ты.

– Он… он… – Как трудно подобрать слова. Я снова беру кружку, но Ариэлла не позволяет мне прервать разговор.

– Он? – Еще один наигранный смешок. – Что «он»?

Я облизываю губы, плотно сжимаю их и сглатываю.

– Вчера вечером он целовался с Трейси.

Ариэлла молчит. Смотрит на меня не двигаясь. Бросает взгляд на дверь, затем на траву и снова переводит его на меня.

– С тех пор она не выходит на связь. Я не могу до нее… – Я резко замолкаю.

Ариэлла моргает, и слезы катятся у нее по щекам. Как хочется ее обнять… Она скрежещет зубами, на губах выступает вязкая слюна. Слезы капают с крыльев носа прямо в рот. Она страшно расстроена, а я ничего не понимаю. Откуда такая реакция? Мои слова должны были лишь укрепить ее ненависть к Матео. На ее месте я бы только обрадовалась. Ведь тогда Чарльз тоже оказался бы изменником, как и я. Почему же она не радуется? Почему не испытывает облегчения, убедившись в неверности мужа? Давно ведь могла догадаться, что он ее обманывает.

– Не хотела тебя расстраивать, – говорю я.

Ариэлла вытирает слезы, стряхивает их с руки и снова приминает почву.

– Все нормально. Я знаю. Просто хочу его бросить, – шепчет она. – Он омерзителен.

– Я за нее беспокоюсь, – признаюсь я. – В смысле, за Трейси. Она не отвечает на звонки. Не пишет. А ему случалось… Как ты думаешь, он способен…

Надо прекращать разговор. Ариэлла смотрит на меня стеклянными глазами. Потом замечает, что мой взгляд устремлен на охранника, и продолжает заниматься садом. Развернувшись, охранник направляется к нам.

Трейси – заядлая тусовщица и запросто готова зажигать в клубе до четырех утра, а потом заявиться на работу с мигренью. Но сейчас меня не покидает дурное предчувствие. С ней наверняка случилось что-то очень нехорошее. Неслучайно ведь я не могу с ней связаться. Она не отвечает ни на сообщения, ни на звонки. Ариэлла не знала, что Чарльз придет вместе со мной, а потому не успела подготовить для меня очередную записку. Но я принесла ей свою. В ней рассказывается о вчерашнем вечере, юных девушках, едва достигших совершеннолетия, которых я видела в клубе, о том, как Матео поцеловал Трейси и установил за мной слежку. Я наклоняюсь к грядкам и делаю вид, что разглядываю ярлычок на кориандре.

– Никогда бы не подумала, что на нашей песчаной почве можно вырастить такую красоту, – восхищаюсь я, понимая, что телохранитель внимательно слушает наш разговор. Затем прячу записку за ярлычок, а Ариэлла быстро ее подбирает и сует в садовую перчатку.

Потом поворачивается ко мне и говорит, глядя на меня своими невероятно грустными глазами:

– Сообщи, если узнаешь, где находится этот сад.

Ариэлла имеет в виду Трейси. Ей тоже тревожно за мою подругу.

Сейчас

Я все время ломаю голову над тем, чем занять детей. Надеюсь, скоро они начнут клевать носом, вдоволь наевшись сладкого, и, убаюканные качкой, крепко уснут. На часах половина девятого, и у Купера уже слипаются глазки. Но яхта все сильнее переваливается с боку на бок, а палубу заливает стена дождя, отскакивая от перил за борт крупными каплями. Если дети не будут смотреть в окна, все обойдется. Сосредоточившись на экране телевизора, они избегут морской болезни.

А вот мне совсем несладко. С каждым часом тревога только усиливается. Ведь дождь льет как из ведра, качка нарастает, а береговые огни давно скрылись из виду. Бушующее море окружает яхту со всех сторон. Вокруг столько воды, что, даже сидя, то и дело заваливаешься набок. Нас накрывает огромная волна, и Кики начинает хныкать.

– Мы утонем? – спрашивает она.

Купер мгновенно просыпается. Я сажаю его к себе на колени. Мы устроились на коврике, ведь говорят, что в центре плоского пространства укачивает не так сильно. И кому пришло в голову ляпнуть такую чушь?

– Конечно, мы не утонем. Нашей яхте не страшна никакая буря.

– Точно? – недоверчиво переспрашивает Кики и подползает ко мне. Теперь на каждом колене у меня по ребенку, и нас так сильно качает, что мне приходится опираться о пол, чтобы сохранить равновесие.

– Само собой, – киваю я. – Давайте досмотрим мультик. Осталось всего десять минут. А потом ляжем спать и представим, что мы в кресле-качалке.

Купер грызет ноготь, Кики поглядывает в окна. Наружные лампочки освещают косой проливной дождь. Я стараюсь отвлечь детей, но это непросто. Волны глухо бьются о борт, в животе крутит. Боже, мне действительно худо, но нельзя пугать детей. Со стены что-то падает – наверное, картина или какое-то украшение. Раздается громкий хруст. Кики взвизгивает.

– Тише, тише, все хорошо. – Я крепко сжимаю ее плечики. – Оставайся с братом, а я пока приберу.

На самом деле я вовсе не собираюсь наводить порядок, а хочу выяснить, каким образом Скотт и Чарльз планируют вытащить нас из задницы, в которой мы оказались по их вине. Ведь ни один здравомыслящий человек не вывел бы судно, пусть даже большое и прочное, в открытое море в такую погоду.

– Заберитесь на диван и сидите смирно, – говорю я детям. – Схожу за папой.

Кики и Купер послушно ползут на диван. С каждым ударом воды о борт яхта содрогается, а изображение в телевизоре моргает и застывает. Я улыбаюсь детям, с трудом поднимаюсь и начинаю осторожно двигаться к ведущей на мостик лестнице, держась за прибитую к полу мебель, цепляясь за поручни и обеденный стол, чтобы не упасть. На лестнице каждая ступенька дается с трудом, и меня то и дело впечатывает в стену. В конце концов я добираюсь до мужчин, которые, кажется, напряжены не меньше меня.

– Дело плохо, – говорю я им, заставляя обоих обернуться. Здесь, на мостике, буря предстает передо мной во всей своей яростной красоте. Волны гораздо выше человеческого роста. Нос корабля постоянно уходит под воду. Меня трясет. – Давайте развернемся и возьмем курс на сушу.

– Не учи ученого, – отмахивается Чарльз.

– Но дети жутко напуганы.

– Так успокой их.

– Я пытаюсь…

– Пусть наденут спасательные жилеты, – говорит мне Скотт.

– Что? – хмурюсь я. – Неужели все настолько плохо?