Читать книгу 📗 "Развод. Бумерангом по самые я... (СИ) - Шевцова Каролина"
И вместе с тем я знаю, на что способен. У Лениных ног будет весь мир, и ей за это не нужно ничего делать.
Просто немного подождать.
Но это так трудно, особенно когда любимая женщина грустит.
«Котенька, я никогда не думала, как одиноко здесь без тебя».
«Ты будешь смеяться, но я смотрю наши фотографии и снова плачу, я такая сентиментальная».
«Господи, я так виновата перед Кариной, я просто не могу этого вынести! Любимый, если мы расстанемся? По крайней мере, пока ты не решишь все свои вопросы. Я не могу врать Карине, только не ей!»
« А потом, когда подумаю, что должна буду тебя отпустить, становится так тошно, что хоть в петлю».
«Смотри, какая я у тебя глупышка. Сама придумала – сама расстроилась».
И фото. Просто фотография заплаканного лица. Самого прекрасного, самого невинного, самого любимого лица любимой женщины.
Ее полные слез глаза смотрят мне прямо в душу, и меня ведет.
Да так, что я обосрался снова. В третий, финальный раз.
- Карина, я должен уйти. Извините, пожалуйста, все, но у меня дела. Вы тут ешьте, пейте. Карин, организуй ребятам праздник.
Слава Богу, я не пил, а значит, могу вести машину. Страшно представить, что пришлось бы ждать такси или водителя, которого я отпустил накануне. Иду к двери, еще не понимая, что именно сделал.
Что сказал. Кому. И при ком.
Господи, желание защитить Лену делает меня тупым и слабым. Я уже сейчас понимаю, какую глупость сотворил, но не могу остановиться. Внутренне умоляю Карину проявить мудрость, не раздувать скандал, впервые в жизни выключить базарную тетку и включить леди.
Но где жена, а где леди.
- Куда?! – Несется мне прямо в спину.
И я понимаю, что замять сцену не получится…
Глава 4
Единственное что я испытываю сейчас – благодарность к Лёниным гостям. Это люди другого сорта.
Кто-то рассмеялся и поблагодарил за качественный перформанс, кто-то придумал несуществующие дела и ушел, а кто-то ушел просто. Я не питаю иллюзий на тему того, что никто ничего не понял.
О нет.
Все всё поняли, выводы сделали, и когда надо, обязательно припомнят то, что ты сам захочешь забыть. Но об этом буду думать потом, сейчас просто смотрю на мужа и пытаюсь понять, кто этот человек?
Не Лёня, кто-то другой.
Отекший, мрачный, с глубокими морщинами на лбу он выглядит серьезным и вместе с тем потерянным, будто сам не верит, что только что сказал.
- Ты, наверное, хочешь поговорить, - первым не выдерживает Казанский. Оглядывает полные столы и грустно улыбается. – Черт, никто ж и не поел ничего, пропадет.
- Плевать.
Опускаюсь на первый попавшийся стул. Боковым зрением замечаю, как две официантки пытаются незаметно проскочить в дверь, не издав при этом шума. Хорошие девочки. Нужно будет отзвониться их руководству и поблагодарить. Но это потом. Не сегодня.
- Ты хочешь что-то узнать, - Леня садится напротив и мне так непривычно смотреть на него с этого ракурса. Всегда за ужином мы были рядом, а так чтобы глаза в глаза - не доводилось. Не пойму, он постарел или здесь что-то не то со светом? Кажется, я только сейчас заметила, что у Казанского седая макушка. И некрасиво заросли брови. Раньше, до того как открыть салон, я сама стригла и Тимоху и Лёню. И хорошо стригла, по крайней мере, брови не топорщились и не завивались в уголках, как сейчас.
- Ты, наверное, хочешь спросить меня о чем-то? – С нажимом повторяет Лёня. Его пугает мое молчание.
- Нет, - качаю головой. – Хотя, наверное, да. Как все будет?
- Ты про что?
- Ну, про наш развод. Я, конечно, уже разводилась, но что-то подсказывает, на этот раз все будет иначе.
- Потому что делить придется больше, чем задрипанный мопед?
Казанский кривит рот в ухмылке. Он ненавидит, когда я говорю о своем бывшем муже. И даже сейчас, когда сам стал почти бывшим, не переносит того, первого. Раньше эта ревность меня умиляла, а теперь смешит. Он что, серьезно?
Несколько секунд Лёня смотрит на меня, изучая, а потом просит:
- Сидим как на поминках. Может, поднимемся в спальню и там поговорим?
- Ну, уж нет!
Сейчас становится до прозрачного ясно, что Владлен Казанский больше не переступит порог моей спальни. Моего пространства. Он вычеркнут из него навсегда. Я могла бы простить очень многое, почти все, даже убийство. Я бы помогла спрятать труп, откупиться от следователей, дала бы ложные показания в суде. Я бы простила ему все на свете, кроме предательства!
Не удивляйся, когда я полюблю другую. Не если. А когда.
Мне даже не интересно, кто она. С кем мне изменял мой муж.
Единственное, что меня волнует – как все будет дальше. Как будем делить имущество? Как скажем детям? Как это отразится на Лёниной карьере? Как будем общаться на свадьбах, крестинах и днях рождениях наших внуков?
А в какую дырку он сунул, чтобы сломать все, что я с такой любовью строила – плевать! Даже если он сделал это с резиновой женщиной, он все равно предал меня!
- Кариночка, не плачь, - чувствую руки Лёни у себя на плечах. Он прижимает меня к своей сильной, широкой груди, касается волос, шеи, гладит по спине, когда я вздрагиваю от рыданий, пытается вытереть неуклюжими пальцами слезы, но те все катятся и катятся по щекам. На красивое атласное платье, где расползаются некрасивыми рыхлыми кляксами.
- Карин, ну прости, Бога ради! Я не виноват, я же просто не могу иначе! Я разлюбил тебя и вот, сказал!
- Какой молодец! Сказал! Неужели я настолько тебе противна, что ты даже не смог нормально разойтись?!
- Глупости! Карин, это будет цивилизованный развод двух взрослых людей. Я не забуду ничего из того, что ты для меня делала! Мы все поделим поровну, слышишь меня? Я клянусь, мы все поделим ровно пополам! Кроме дома, он, конечно, остается тебе, я не хочу, чтобы ты чувствовала хоть какой-то дискомфорт!
Как мило. Теперь он волнуется о моем комфорте. Лучше бы волновался о собственной репутации, которую сам же изгадил часом ранее. Но пока Владлен об этом не думает. Он в отличие от меня не склонен к анализу.
Ничего, завтра проснется и поймет, какую глупость сделал. И рядом не будет меня, которая подскажет, как выбраться из этого дерьма.
- Карин, у меня есть юристы, я не хочу, чтобы ты в принципе вникала в процесс. Если нужно, приглашай спеца со стороны, но это лишнее.
Киваю, соглашаясь. А человек настроен решительно. Вот как подготовился.
- Дети? – Спрашиваю я.
- Все поймут. Со временем. Думаю, пока их лучше не беспокоить, тем более что у девчонок сессия скоро. А приедут на каникулы, и мы обо всем поговорим.
Он гладит меня по руке и рассказывает, рассказывает. Как Кашпировский, который одним только голосом умудрялся вводить всю страну в транс. Моргаю. Сначала тяжело и медленно, как под гипнозом, а затем с усилием трясу головой.
Становится легче. И дышать и мыслить.
- Хорошо, -даже голос звучит уверенней, - у меня только одна просьба: я хочу, чтобы ты сам сказал обо всем детям.
- Как?! – Лицо Казанского удивленно вытягивается. – Я думал, ты их подготовишь, ты же мать, тебя они послушают.
От наивности его суждений становится смешно. Конечно, он думал. Он всегда так делает - думает. Владлен был хорошим отцом, но это и не сложно, когда все заботы о детях лежат на другом родителе. Обо всех детях, включая его сына и мою Лену. Лёня никогда не задумывался, что с ними делать, чем кормить, как одевать, на какой кружок отвести, где взять на это деньги. И я не говорю про проблемы, с которым в принципе дети идут не к отцу, а маме, вроде ссоры с лучшим другом или первой влюбленности. Моему мужу доставались поделки, сделанные детьми со мной же и трепетное «я люблю тебя, папочка». Да, девочки обожали отца! Оно и понятно. Легко обожать того, кто щекочет, целует и дарит подарки, купленные мною же накануне. Чуть сложнее с тем, кто заставляет учиться, воспитывает, прописывает втык после родительского собрания и не пускает на лучшую в мире ночевку у лучшего в мире мальчика, куда вообще-то весь класс идет!