Читать книгу 📗 "Развод. В плюсе останусь я (СИ) - Ясенева Софа"

Я поднимаю взгляд, и он целует меня. Нежно, будто проверяет, можно ли так. Потом глубже. Его ладонь ложится на мою щёку, тёплая, уверенная. Я тянусь к нему, пальцы цепляются за ворот его футболки, и мои колени становятся подозрительно мягкими.

— Я скучал, — шепчет он между поцелуями, едва касаясь моих губ. — Очень.

— Я тоже.

Он проводит пальцами по моей талии, притягивая ближе. И в этот момент всё напряжение последних месяцев уходит, словно кто-то выключил лишний шум.

Я чувствую его дыхание на своей шее, его руки на моей спине, его сердце, быстрое, горячее, живое. И понимаю: мы не «соседи».

— Карина… — он снова зовёт меня по имени, но на этот раз его голос тёмный, низкий, хриплый. — Люблю тебя.

Эпилог. Карина

Два года спустя

Миша немного подрос, и я постепенно выхожу на четверть ставки, естественно — в Альфамед. Про Балтмед все забыли как про дурной сон ещё год назад. Суд они проиграли с треском, так что стены их клиники, наверное, до сих пор хранят эхо того скрипа, с которым им пришлось расставаться с деньгами. Компенсация вышла огромной.

За счёт неё Вадим обновил оборудование — новые томографы, лазерные установки, диагностические комплексы. Теперь у нас всё современное, будто мы телепортировались на пару лет вперёд. Люди это чувствуют. Кто не хочет обследоваться там, где аппараты не жужжат как старый холодильник?

Вот и сейчас Миша гуляет на крыше клиники с Вадимом, они любят там бродить, смотреть на город, а Миша каждый раз показывает на голубей так, будто обнаружил редких динозавров. А я веду приём, перекатывая кресло от прибора к прибору.

— Карина Витальевна, добрый день, — заглядывает в кабинет женщина лет шестидесяти.

— Проходите, рассказывайте, что случилось.

Она садится аккуратно.

— Ой, я со своей дистрофией сетчатки так намучилась. Ходила раньше в Балтмед, да там сейчас специалистов днём с огнём не сыщешь. Все хорошие, говорят, поувольнялись. Я уж поспрашивала, так мне вас посоветовали.

— Сейчас посмотрю вас на аппаратах, проходите сюда, — киваю и помогаю ей подвинуться ближе.

Пациентка осторожно встаёт, придерживая сумочку.

— А вы ведь оперируете? — спрашивает она на ходу. — Я читала отзывы, что у вас золотые руки.

— Пока нет. Ребёнок маленький, — улыбаюсь.

— Дети — это счастье, — вздыхает с тёплотой. — Конечно, надо с малышом насладиться по полной. Но если вдруг решитесь… я, наверное, соглашусь на операцию-то.

— А раньше почему не сделали? — уточняю, настраивая аппарат.

— Да всё тянула до последнего. А сейчас совсем плохо видеть стала. Боюсь, ослепну. Одна радость ведь, телевизор посмотреть.

— Никаких упаднических настроений, Екатерина Михайловна. Всё у нас с вами будет в порядке.

Она благодарно улыбается.

И ведь Екатерина Михайловна — не первая пациентка, которая перешла к нам. Не скажу, что вокруг Балтмед сложилась прям-таки «культура отмены». Мы точно этому не способствовали, нам оно зачем? Но слухи поползли сами, как это всегда бывает. Да и из-за колоссальных выплат им пришлось урезать бюджет до минимума. Настолько, что конкурировать с нами по зарплатам они перестали вообще.

Сначала ушли самые топовые врачи. Не обязательно к нам, кто в частные центры, кто в другие города. А потом и пациенты почувствовали перемены: очереди, старое оборудование, вечные замены специалистов. В итоге тоже не захотели терпеть.

Не знаю, удастся ли им восстановиться после всего. Лёша ушёл одним из первых, хотя я думала, что он будет стоять за них до последнего. Вот вам и юрист, нашёл место поспокойнее, постабильнее.

Я заканчиваю короткий приём, выключаю приборы, запираю шкаф с инструментами и выдыхаю. Четверть ставки — это, конечно, четверть, но иногда всё равно чувствуешь, что нагрузка есть.

Поднимаюсь наверх, на крышу, где уже слышны голоса. Там Вадим, высокий, уверенный, тёплый. И Миша, который увидел меня первым и машет руками.

На секунду я задерживаюсь у выхода, просто чтобы посмотреть. Как они смеются. Как Вадим держит сына так, будто тот — самое ценное, что у него есть. Как солнце ложится им на плечи.

А потом иду к ним — туда, где мои мужчины.

Миша сразу летит ко мне, маленький вихрь вкепке, которая снова съехала набок. Вадим идёт за ним, и мне кажется, что в его походке есть что-то непривычное. Чуть более сосредоточенное. Сдержанное.

Я присаживаюсь, ловлю Мишу, и он утыкается мне в шею, пахнет яблочным печеньем и любимым шампунем.

— Мои мальчики… ну что вы тут? — шепчу.

— Гуляли, — отвечает Вадим и улыбается, но будто нервничает. Странное сочетание.

Он подходит ближе и берёт Мишу за руку.

— Пойдём? Покажем маме?

Миша кивает так серьёзно, что меня пробирает смешок, будто ему поручили дипломатическую миссию уровня ООН.

Они ведут меня к дальнему краю крыши, там, где мы поставили маленький деревянный домик для Миши, игрушечный, но достаточно большой, чтобы он мог сидеть там, строить свои миры. Сегодня домик украшен гирляндой. Той самой, которая лежала мёртвым грузом в кладовке уже полгода.

— Что вы тут устроили? — улыбаюсь.

Миша вдруг вырывается из рук, подбегает к двери домика и открывает её. Внутри плед и его мягкая игрушка, кролик, усаженный в угол. А рядом — коробочка. Маленькая. Белая. Удивительно серьёзная среди всей этой детской нежности.

— Мама! — Миша хватает коробочку и, как драгоценный груз, приносит мне в ладони. — Держи!

Вадим становится передо мной на одно колено.

— Рина, — говорит он тихо, но голос чуть дрожит. — Я так долго думал, в какой момент сказать тебе это. И понял, что идеального всё равно не будет.

Он улыбается уголком губ.

— И я не хочу менять ни дня. Ни одной твоей привычки. Ни твоего упрямства. Ни… твоих взглядов, когда ты злишься.

Миша приседает рядом с ним, повторяя позу — маленькое зеркало. И у меня перехватывает дыхание.

— Я хочу, чтобы мы были семьёй, официально. Чтобы Миша знал, что его родители — вместе. Чтобы ты знала, что я никуда не уйду.

Он аккуратно касается коробочки в моих руках.

— Ты выйдешь за меня?

Я смотрю на него. На Мишу, который сияет так, будто понимает каждое слово. На эту крышу, на домик, на день, который вдруг стал важнее всех предыдущих.

— Да, — выдыхаю.

И в этот момент это «да» звучит громче любого крика радости.

Миша хлопает в ладоши, смеётся, а потом тянется к нам обоим и говорит:

— Семья! Мы семья!

И мы обнимаемся втроём.

Когда всё разваливалось, я думала, что в любом случае останусь в плюсе. Ведь у меня будет ребёнок. Маленькая победа среди обломков жизни. Кто знал, что спустя всего два года нас будет четверо, и мы снова станем семьёй?

Да, я ещё не сказала Вадиму, но я снова беременна. Пока что держу эту тайну внутри. Просто не хочу смешивать эти два события. Его предложение — это одна глава, а новая жизнь — совсем другая. Мне важно прожить каждую, не потеряв вкус момента.

Я смотрю на Мишу, который строит дорогу из своих игрушечных машинок, и понимаю: теперь я точно знаю, что мы все приобрели гораздо больше, чем потеряли. Как будто судьба дала нам второй шанс — выучить уроки, сложить пазл отношений без спешки, без упрямой гордости, без слепых обвинений.

Теперь мы научились ценить то, что у нас есть. И больше не совершим прежних ошибок.