Читать книгу 📗 "Развод. Бумерангом по самые я... (СИ) - Шевцова Каролина"

Ему предстоит выбор: либо тихо признать, что ресторан - супружняя собственность, к которой он не имеет никакого отношения и всячески от нас откреститься, либо начать публично делить разваливающийся бизнес – историческое здание с трещиной по фасаду, скандалом в прессе и кишечной палочкой в анамнезе. Деньги или репутация. И если первое папа просто любит, то второе… свою безупречную репутацию он ставит превыше всего.

Дверь скрипит.

- Тимофей Владленович, ну когда ты наконец... - в палату заходит Клавдия Владимировна, моя любимая санитарочка, и замирает, увидев мой довольный вид.

- Ах, хулиган! - краснеет она, но глаза смеются. - Опять что-то удумал!

- Я? Никогда! - прикладываю руку к сердцу. - Просто радуюсь вашему обществу.

- Ой, да брось! - машет она тряпочкой, но улыбка расползается по морщинистому лицу. - Тебе б только языком чесать...

- А что еще мне здесь делать? - подмигиваю я и ловко целую ее руку. - Разве что мечтать о нашем следующем свидании.

Клавдия Владимировна хихикает, как девчонка, но вдруг застывает, первой заметив постороннего. Смотрю туда же, куда и старушка и вижу фигуру отца.

Глаза бешеные, ноздри раздуты, кажется, из них вот-вот повалит пар.

- Вон! - рычит он, указывая на дверь.

Клавдия Владимировна вздрагивает, но я быстро беру ситуацию под свой контроль. Хочу вскачить с кушетки, но вместо этого неуклюже скатываюсь вниз. Кое-как встаю на ноги.

- Пап, ну что за манеры! - качаю головой. - Ты же в приличном обществе.

- Я сказал, вон!

- Сейчас, сейчас, - суетится перепуганная, бледная как бумага Клавдия Владимировна.

Я встаю между ними.

- Ягодка моя, простите, но вам лучше уйти. – поворачиваю ее за тонкие плечи в сторону выхода. - Обещаю, к следующему нашему свиданию выгнать этого злодея!

Старушка с сомнением оглядывает папу. Потом смотрит на меня. Тяжело вздыхает, но уходит, оставив меня с родителем наедине.

Ну и ладно. Убивать меня при свидетелях, Казанский не станет. А вздумает орать… так это даже лучше.

Я ложусь обратно и улыбаюсь, откинувшись на подушки.

- Мог бы принести апельсины. Или сушки. После отравления сушки самое то.

Отец не считает нужным ответить, даже не смотрит в мою сторону. Он проходит к окну, закрывает его. Хлопает так, что стекла в раме дребезжат, с грохотом придвигает стул и плюхается на него – резко, тяжело. Будто пытается продавить весом пол. Казанский кажется огромным в этой маленькой больничной палате. И таким неуместным.

Я спокойно наблюдаю, как его ярость сходит на нет. Видно, как дыхание выравнивается, пальцы разжимаются, взгляд из мутного возвращает привычный серый цвет.

- Ты спугнул мою подружку, - наконец нарушаю молчание. Ненавижу, когда молчат. Вот так - напоказ.

- Эта старуха твоя подруга?! - папа морщит нос.

- А что? Ее тоже хочешь у меня увести?

Казанский корчится, словно от внезапного приступа радикулита.

- Я никого у тебя не уводил, - сквозь зубы произносит он. - Лена никогда не была твоей. Я бы в жизни не... - он резко обрывается, делает глубокий вдох. - Я тебе не враг, Тимофей. Неужели ты не понимаешь? Я твой отец. Самый близкий тебе человек.

- И именно поэтому пришел меня проведать? - подчеркнуто сладко улыбаюсь в ответ.

- Именно, - бросает он, но отводит глаза в сторону, поймав мой насмешливый взгляд. Ну да, я уже большой, обмануть как в детстве не получится. - Просто... хочу попросить тебя перестать делать это.

- Делать что?

- Вредить мне.

- Зачем бы мне тебе вредить? - развожу руками. - Ты и сам отлично с этим справляешься!

Папа громко вздыхает. Не потому что трудно. А потому что нужно тянуть время. Видно, как он мысленно перебирает слова, будто актер перед ответственным монологом. Его лицо приобретает одухотворенное выражение.

- Тимофей, - начинает он, - я жертва в этой чудовищной истории. За что ты наказываешь меня? За ошибку? Или за то, что я впервые в жизни разрешил себе быть счастливым? - Он кладет руку на грудь. - Я полюбил женщину. Я честно сказал обо всем жене. Я ушел. И теперь хочу развестись и поделить все по закону, а не так, как вздумалось Карине.

Он все говорит, а я вдруг понимаю, что не смогу сдержаться. Смех вырывается из меня, как шампанское из перегретой бутылки. Я хватаюсь за живот, слезы катятся по щекам.

- Пап... - всхлипываю я, вытирая глаза, - ну нашел, кому лапшу на уши вешать! Я тебе не Янка с Полиной, которых можно сказкой об "истинной любви" развести.

За секунду папочкино лицо меняет выражение и приобретает нездоровый пунцовый оттенок. Конечно, у нас было не принято перечить вот так – откровенно и с издевкой. Папа привык, что дети с ним или соглашаются, лишь бы не спорить, или восхищаются, как близняшки. Тут у меня ноль претензий. Они девчонки, и потом маленькие, и потом глупые, им эти восхищения по жизни не мешают. А вот я молчать устал.

Вижу, как отец бесится. Он вскакивает, неуклюже толкая ногой стул под собой. Тот с грохотом падает на пол. Надеюсь, этого шума хватит, чтобы вызвать интерес Лёвы? Должен же он прийти посмотреть, что происходит у друга в палате? А если при этом он не забудет включить камеру телефона, ууу, будет шикарно!

- Ты... - начинает Казанский, но я резко перебиваю:

- Давай начистоту, пап. Ты не жертва. Ты просто попался. И теперь пытаешься выкрутиться, как всегда - красивыми словами и напускным благородством. Но со мной этот номер не пройдет.

Интересно, в периоды задумчивости у меня такое же тупое выражение лица, как у родителя? Надеюсь, что нет. Надеюсь, этим я все-таки пошел в маман. Жаль, что не в Карину, где-то очень крупно ошибся аист, когда подкинул меня к вот этим… Нарциссу и махровой эгоистке.

Отца мне даже не жаль. Сейчас он просто смешон. В своей попытке меня разжалобить и раздобрить. Мне не 15. И я не инфантильная девочка, которая начиталась красивых книг про любовь, так что не выйдет.