Читать книгу 📗 "Развод. Пусть горят мосты (СИ) - Бестужева Стася"

– А что говорят врачи, которые работают со мной постоянно? – спрашиваю. – Анестезиологи, с которыми провожу операции? Медсёстры?

Виктор Семёнович кашляет, листает свои бумаги.

– Мнения разделились, – говорит он осторожно. – Некоторые коллеги отмечают ваш профессионализм и опыт. Другие... другие выражают определённые сомнения.

Сомнения. У коллег, с которыми я работала годами, вдруг появились сомнения в моей компетентности. Как удобно.

– Хочу увидеть все документы, – требую я. – Каждую жалобу, каждое показание. У меня есть право знать, кто и в чём меня обвиняет.

– Безусловно, – кивает Орлова. – После прохождения процедур вы получите полный доступ к материалам дела. А пока...

– А пока я отстранена от работы по анонимным доносам, – заканчиваю за неё.

– По обоснованным сигналам о возможной профессиональной некомпетентности, – поправляет она сухо.

Встаю со стула, чувствуя, как внутри всё кипит от ярости и бессилия.

– Это неправомерно, – говорю. – Я буду обжаловать это решение.

– Это ваше право, – соглашается Клочков. – Но до разрешения ситуации вы можете работать только в качестве консультанта. Никаких операций, никакой ответственности за жизни пациентов.

Выхожу из кабинета на подгибающихся ногах. В коридоре несколько коллег делают вид, что не видят меня. Другие бросают сочувствующие взгляды, но никто не подходит. Понятно – никто не хочет связываться с врачом, который "находится под следствием".

У поста медсестёр останавливаюсь, опираясь на стену. Нужно перевести дыхание, собраться с мыслями. Но голова кружится, руки дрожат. Всё, ради чего я училась, работала, к чему стремилась пятнадцать лет – рушится на глазах.

– Лена? – знакомый голос заставляет поднять голову.

Максим стоит рядом, в хирургическом костюме, с обеспокоенным лицом.

– Что случилось? – спрашивает он, подходя ближе. – Ты выглядишь...

– Меня отстранили, – говорю тихо, стараясь не привлекать внимания проходящих мимо. – Павел подал жалобу. Официальную. О моей профессиональной некомпетентности.

Лицо Максима каменеет.

– Какого чёрта... – начинает он, потом ловит себя, понижает голос. – Пойдём, поговорим.

Он ведёт меня в свой кабинет, закрывает дверь, усаживает в кресло.

– Рассказывай всё, – говорит, присев на край стола.

Рассказываю о встрече с комиссией, об анонимных доносах, о временном отстранении от операций. Максим слушает молча, но я вижу, как напрягается его челюсть, как сжимаются кулаки.

– Сукин сын, – выдыхает он, когда я заканчиваю. – Он решил добить тебя полностью. Семья, дети, теперь работа...

– Что мне делать, Максим? – спрашиваю, чувствуя, как подступают слёзы. – Без работы, без права оперировать... это конец моей карьеры. А в суде Павел использует это как доказательство моей неадекватности.

Максим встаёт, начинает ходить по кабинету.

– Нет, – говорит он решительно. – Этого не будет. Я не позволю ему уничтожить тебя.

– Что ты можешь сделать? Ты же не главврач, не член комиссии...

– Могу многое, – он останавливается, смотрит на меня. – У меня есть связи в министерстве здравоохранения, в медицинской ассоциации. Могу поднять вопрос о неправомерности отстранения без веских доказательств.

– Но это рискованно для тебя, – возражаю я. – У Павла тоже есть связи. Влиятельные друзья. Он может...

– Мне плевать, что он может, – перебивает Максим. – Ты отличный врач, Лена. Один из лучших хирургов, с которыми я работал. И я не позволю какому-то манипулятору разрушить твою карьеру ради мести.

В его голосе такая решимость, такая готовность встать на мою защиту, что на глаза наворачиваются слёзы – на этот раз благодарности.

– Спасибо, – говорю тихо. – Но ты рискуешь своим положением...

– Лена, – он подходит, берёт меня за руки. – Послушай меня внимательно. Я не позволю этому ублюдку сломать тебя. Ни как женщину, ни как мать, ни как врача. Мы будем бороться. Вместе. И мы победим.

Стук в дверь прерывает наш разговор. Максим отпускает мои руки, говорит:

– Войдите.

В кабинет заходит доктор Соколов, один из старших хирургов отделения. Его лицо мрачное.

– Максим, – говорит он, не глядя на меня. – Нужно поговорить.

– О чём? – спрашивает Максим настороженно.

– О том, что разумнее держаться в стороне от... определённых ситуаций, – Соколов наконец смотрит на меня. – Пока они не разрешились официально.

Понимаю, о чём он. Коллеги уже получили сигнал – лучше не связываться с отстранённым врачом. Не поддерживать, не защищать. Береги собственную репутацию.

– Владимир Николаевич, – Максим встаёт во весь рост, – если вы намекаете на то, что я должен отказаться от поддержки коллеги...

– Я намекаю на то, что у некоторых людей очень длинные руки, – перебивает Соколов. – И очень хорошая память. Подумай о своей дочери, о своём будущем.

– О своём будущем я думаю каждый день, – отвечает Максим холодно. – И это будущее включает в себя способность смотреть в зеркало без отвращения к себе.

Соколов пожимает плечами.

– Твой выбор. Но не говори потом, что не предупреждали.

Он уходит, оставляя за собой тяжёлую тишину.

– Видишь? – говорю я. – Уже начинается. Тебя предупреждают, запугивают. Из-за меня ты можешь потерять...

– Лена, – Максим поворачивается ко мне, – неужели ты думаешь, что я из тех людей, которые бросают друзей в трудную минуту?

– Нет, но...

– Тогда больше об этом не говори, – он садится рядом со мной. – Мы в одной команде. И команда не сдаётся.

Остаток дня прохожу как в тумане. Собираю личные вещи из ординаторской, прощаюсь с медсёстрами. Некоторые жмут руку сочувственно, шепчут слова поддержки. Другие отворачиваются, делая вид, что не видят.

У выхода из больницы меня догоняет Ирина.

– Лена, подожди! – кричит она, задыхаясь от быстрого бега.

– Привет, Ира, – говорю устало. – Уже слышала новости?

– Слышала, – она берёт меня под руку. – И считаю это полным бредом. Ты лучший врач в отделении, все это знают.

– Не все, судя по сегодняшнему дню.

– Дураки есть везде, – машет рукой Ира. – Но умных людей больше. И мы тебя поддерживаем.

– Мы?

– Я, Света, доктор Морозова из терапевтического, многие другие. Мы готовы дать показания о твоей компетентности, написать характеристики.

Её слова согревают. Значит, не все коллеги отвернулись. Значит, есть те, кто готов встать на мою защиту.

– Спасибо, – говорю искренне. – Это очень важно для меня.

– А теперь иди домой, – советует Ира. – Отдохни, подумай. Завтра будет новый день. И мы найдём способ восстановить справедливость.

Еду домой медленно, обдумывая произошедшее. Павел нанёс ещё один удар, самый болезненный. Лишил меня того, что даёт мне силы, уверенность, чувство собственной значимости – моей профессии.

Но он просчитался в одном. У меня есть союзники. Максим, который рискует своей карьерой ради меня. Коллеги, готовые свидетельствовать в мою пользу. Сергей Леонидович, который знает, как бороться с такими атаками.

Война продолжается. И я не собираюсь сдаваться.

Глава 30

Глава 30

Осенний дождь барабанит по окнам, создавая мрачную мелодию, созвучную моему настроению. Сижу на кухне, перебирая документы для предстоящего заседания суда, когда слышу, как открывается входная дверь. Дети возвращаются с Павлом – он забрал их после школы, настояв на «отцовском дне». Такие дни участились с тех пор, как он подал на развод.

– Мама! – кричит Даниил, влетая на кухню. Его куртка промокла, щёки раскраснелись от холода, но глаза... в его глазах что-то не так. – Мы были в парке развлечений! И ели мороженое! И...

Он замолкает на полуслове, глядя на меня странно. За его спиной появляется Ника – бледная, с поджатыми губами, она не смотрит мне в глаза. А следом входит Павел – с идеальной улыбкой на лице, но глаза холодные, расчётливые.