Читать книгу 📗 "Развод. Бумерангом по самые я... (СИ) - Шевцова Каролина"
- Почему твои дела важнее моих?
- Не важнее. Но решить их удаленно я не могу.
Влад поворачивает меня к себе, смотрит в глаза.
- Тогда решай, а я подожду тебя тут, - шепчу ему в губы.
- И снова тебя отпустить? Извини, Кариша, я уже сделал эту ошибку и теперь я тебя даже под туалетом караулить буду.
Он смеется, но в его глазах - никакого веселья. Только решимость.
Потом его губы находят мои, и этот поцелуй больше похож на обещание. На клятву.
- Это ненадолго, - шепчет он, продолжая меня ласкать. - Максимум девять месяцев. С сентября по май. И то, будем улетать в отпуск.
- Ты даже отпуск распланировал? - отстраняюсь я.
- А то, - он улыбается. - Недельку в ноябре, на Новый год и в конце марта.
- Прям как школьные каникулы.
- Угу,- Влад отводит глаза, - видишь, и мне удобно, и тебе привычно.
Он укладывает меня на кровать, и его руки говорят мне то, что нельзя сказать словами. Признаются, умоляют, любят. Он здесь, он со мной. Каждым прикосновением, каждым стоном, каждым взглядом.
И чертова змея наконец отползает. Узлы на горле ослабевают, я снова могу дышать.
Этот узел можно развязать. По одной ниточке. По одному дню.
И, кажется, я готова попробовать.
Всего девять месяцев, восемь, если отнять отпуск. Неужели я не могу оставить все на какие-то восемь месяцев, чтобы быть рядом с любимым мужчиной?
Мы утопаем в этой нежности, долго лежим на мятой простыни, пока Граф не начинает скулить под дверью. Он ненавидит, когда мы с Владом оставляем его одного.
- Графа придется забрать с собой, - хриплю я чужим голосом.
- Это разумеется.
- А твоя модная хай-тэк квартира? Он же там все подерет и обоссыт.
- Все уже обоссано мною! Я очень эмоциональный мужчина, и слишком бурно отреагировал, когда мне позвонил твой Вокзал!
Смеюсь. Интересно, он всегда будет так глупо шутить, а главное всегда ли я буду хихикать над его шутками, будто мне снова пятнадцать? Это мило, и немного страшно.
С неохотой плетусь в душ, мне жалко смывать с себя его запах.
Влад шлепает меня по попе, когда я выхожу в спальню, и тотчас скрывается за дверью ванной. Я ложусь в кровать, жду, когда он вернется, чтобы обнять его и заснуть под его дыхание.
И вдруг - яркий свет.
Телефон, забытый на тумбочке, загорается белым.
Я никогда не проверяла чужие телефоны. Всегда считала это низким, недостойным.
Но эта проклятая змея...
Она поднимает голову, и теперь в ее вертикальных зрачках уже не тоска - триумф. Ее раздвоенный язык шепчет: "Я жжже предупрежжждала..."
Сердце колотится так, что, кажется, вырвется из груди. В голове - туман. Я знаю, что этот звонок не просто так. Что ему не звонят, ни спамеры, не представители банков, ни прочая ерунда. Сейчас ночь, и если кто-то решает набрать так поздно, это может значить только одно – случилось действительно важное.
Я протягиваю руку, пытаюсь найти телефон на ощупь, потому что перед глазами все расплывается в белесой дымке.
Концентрируюсь. Пытаюсь прочитать имя той, что звонит так долго и так отчаянно. Не сразу узнаю буквы, они расползаются, чтобы потом собираться в два коротких слова:
"Моя птичка".
Я успеваю одеться и наскоро запихнуть в сумку самое необходимое. Время тянется мучительно медленно или это я действую слишком быстро? На рефлексах, запрещая себе думать, плакать и дышать.
Все уже случилось, Карина. Самое плохое позади, остается только пережить это.
И я переживаю. Закусываю щеку изнутри, пока во рту не образуется солоноватый привкус, и продолжаю паковать вещи для побега.
Когда раздался щелчок дверного замка, я уже почти спокойна. Или просто убедила себя в этом.
- Кариш, - Влад замирает на пороге и с тревогой смотрит на меня, - ты почему одета? Мы куда-то едем?
- Мы – нет.
- Ага. – Яшин садится на кровать и растерянно оглядывает бедлам в комнате. Одежда, которая недавно стопкой лежала на кресле, теперь валяется на полу, - тогда значит, куда-то еду я. Или даже переезжаю?
Отворачиваюсь. Не могу смотреть на него – потому что прямо сейчас я его ненавижу. Белой, жгучей, живой ненавистью.
Когда меня предал Казанский – я чуть не сдохла. Когда это сделал Влад – пожалела, что не сдохла тогда. Потому что эта боль оказалась в тысячу раз сильнее прошлой.
- Кариша…
Голос у него глухой, как из другого измерения.
- Не называй меня так.
- Почему нет?
- Просто не называй.
Он вскакивает, глаза темнеют.
- Хорошо, - закидывает руку за голову, - хотя нет, не хорошо! Что произошло за эти десять минут, пока меня не было? Что-то с девочками? С Тимофеем?
Складываю губы в презрительную улыбку и киваю в сторону телефона, брошенного среди простыней:
- Тебе звонила твоя птичка. Очень удивилась, когда я взяла трубку. Просила, чтобы ты ее набрал.
Наверное, я дура. Потому что даже сейчас еще жду чего-то. Что Влад засмеется, что расскажет мне, как он переименовал в телефонной книге свою секретаршу, по фамилии Скворцова и вот она пытается связаться с ним по какому-то важному делу. Я жду этого как ребенок ждет чуда – отчаянно, без каких либо шансов, что оно случится, но с верой в то, что все в итоге будет хорошо.
Не будет. На мне чудеса закончились, подковы не работают, счастливые монетки перестают приносить удачу, а все кошки вокруг вдруг оказываются черными.
Влад меняется в лице, из розового, распаренного после ванной оно становится землянисто-серым. Он бежит к кровати, хватает телефон и несколько секунд таращится на экран, что-то считая в уме.
- Там глубокая ночь… - бормочет он, и в его глазах мечется что-то дикое.
- Поздравляю, твоя птица из категории ночных. Это что, мне звонила какая-то сипуха или даже сова?
Он бросает на меня короткий, обиженный взгляд и шипит:
- Мы все обсудим позже, сейчас мне нужно позвонить.
Как был, голый, с полотенцем на бедрах, он выходит из спальни. Я не подслушиваю, но его голос до того громкий, что брошенное мимоходом «да, моя хорошая» пробирается под кожу. И больно царапает изнутри.
Захлопываю дверь вслед за этим мудаком.
Не хочу! Даже случайно не хочу слышать, о чем они разговаривают!