Читать книгу 📗 "Флоридский ветер перемен (СИ) - Гарм Лиза"

Но потом притягиваю его обратно, чтобы задать один важный вопрос тому, кто его сейчас возможно ждет:

«Ты как?» — Отправляю сообщение Мэдисон.

Ответ не заставляет себя ждать:

«Все нормально» — Прилетает спустя пару секунд.

Усмехаюсь и ловлю себя на мысли, что другого я и не ожидал. Характер доктора Аддамс ковался из стали, её детство было таким же отстойным, как и мое, в нем мы и взяли основную силу.

Но так жаль, что за титанические труды не всегда прилетает заслуженная награда. Мэд была бы её достойна как никто другой, но у судьбы свои дороги — в который раз убеждаюсь в этом.

Глава 63

Мэдисон Аддамс

Белые стены палаты делаю душу безжизненней, чем серая погода за окном.

В десятый раз отправляю мысли по кругу и проживаю один и тот же сценарий.

Хочется сдохнуть.

Как же надоело сохранять личину безразличия.

Как же надоело врать…

Я врала, я вру.

Я врала всем вокруг.

Врала тогда и вру сейчас, отправляя Тайлеру два таких простеньких слова «все нормально».

Ничего не нормально. Я разбита.

Разбита, растоптана, уничтожена.

Пялилась в стену, когда Рей покинул меня, не проронив ни слова.

Пялилась в стену, когда прочитала новостные СМИ о его свадьбе.

Темно на душе. Ни одного просвета. Яд вытесняет кровь в венах.

И опять эти мысли… Рей, лазурный берег, свадьба …

Новость застала меня вчера днем, прям перед важной операцией. Не знаю, что меня вернуло в рабочее состояние и на каких крылья я держалась всю операцию, наверное, сам Бог вмешался в работу моей нервной системы.

Не помню, как жила последние сутки.

Мама добавила отчаяния. Резкий скачек её давления без причины — и страх потерять единственного близкого человека перевернулся в какое-то чувство безнадежности.

Ночь с ней под наблюдением кардиологов — риск отступал неохотно, но сдался.

Только на душе легче не стало.

Мама, Рей… добить меня хотят оба.

Как бы я не хотела убеждать себя, но я была не готова к решению Рея. Интуитивно предчувствовала исход, но на подсознании ждала другой ответ на мою правду.

Я не думала, что он сможет сделать мне больнее, чем привычное существование. Но боль от осознания окончательного бесповоротного решения оглушала сильнее боли от треска собственных костей.

Я верила, что всё, нас больше нет… Но что-то внутри не отпускало его насовсем.

И это что-то я отчаянно пыталась глушить. Уверяла себя, уверяла всех во круг, что он больше не нужен. Одна строчка в заголовке — и сердце всполошилось, вытаскивая наружу горькую правду.

— Доченька, ты езжай домой, — Слышу тихий голосок своей матери и встаю с кресла, двигаясь ближе. — За окном темно, тебе поспать надо. Мне уже лучше.

Беру руку мамы в свою и всматриваюсь в любимую голубизну. Она с каким-то сочувствием смотрит на меня, хотя сочувствовать должна я. Невесомо потирает мои пальцы и одаривает материнской нежностью во взгляде. Рядом с ней дышать становится легче.

Как бы мне хотелось повернуть её болезнь вспять… Вырвать её с корнем, и дать маме еще один шанс начать все заново.

Но кто-то решает вопреки нашим желаниям — современная медицина не может порадовать, она до сих пор не нашла методов борьбы с болезнями мозга, забирая у меня последнюю надежду на счастье.

Беру с тумбочки кнопку вызовы персонала и кладу рядом с мамой на кровати:

— Если вдруг тебе станет плохо, жми на кнопку. Медсестры за стенкой. Они в любом случае будут наблюдать тебя каждый час, но я очень прошу, отвечай им честно о своем самочувствии и рассказывай обо всем, что тревожит.

— Все будет хорошо, — Слабо отзывается и прикрывает глаза. — Просто спать очень хочется.

— Спи, — Целую маму в щеку, поправляю одеяло и зависаю еще ненадолго над кроватью.

Слышу мерное дыхание и выхожу из палаты.

На маленький городок Корал-Спрингс опускается туманная пелена, влажностью забивая легкие. Нерасторопно выхожу из стеклянных дверей и иду куда глаза глядят.

В душе скребут кошки, в голове мрак безысходности.

Плетусь по пустынным улицам, не разбирая дороги. Зеленые пальмы кажутся унылыми, слипшиеся дома вообще не замечаются мной. Все кажется серым и беспросветным. Люди редкими размытыми пятнами мелькают где-то на передовой, и кажется, я не слышу звуков.

Знаю, что это состояние пройдет. Знаю, что и с этим я справлюсь. Справлюсь, смирюсь. Я все смогу преодолеть — и жить с разбитым сердцем тоже.

Но когда придет облегчение — станется только гадать. Сколько мне придется еще мучиться, прежде чем отпустить его навсегда?

Лишь бы не всю жизнь…. Сможет ли она такая радовать меня?

Живу пока живет мать.

Ленивый ветер путает волосы, а мне все равно. Боль, жрущая мои внутренности, отодвигается куда-то за грань сознания. Я адаптируюсь к ней, как делала все последние двенадцать лет. Примеряюсь, образовывая с ней неразлучный тандем.

Впереди мелькают тысячи огоньков ночного супермаркета, но ни один из них не освещает мою душу. Неспешно бреду ко входу, жмурясь от яркого света. Что-то апатично отвечаю охраннику и, не придавая значения ничему вокруг, иду к холодильникам. Рука хватает первую попавшуюся бутылку спиртного — приоритетов сегодня нет. Лишь на кассе с усмешкой замечаю, что рука вытянула водку. С усмешкой — потому что это пойло являлось фаворитом моего отца. Когда-то он так же перся за ней в ночной супермаркет.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Что он мог чувствовать в такие моменты? Что толкало его в забвение?

Лично меня — пустота.

Мрачная рожа хмуро смотрит на меня с афиши музея искусств, и я назло ей делаю первый глоток отвратительного горючего. Глотку обжигает голимым спиртом, но мне пофиг.

Продолжаю свой путь, целясь на ближайший парк, который был где-то здесь рядом.

Пожар в желудке сразу дает в голову. Градус стремительно растекается по венам, да только умиротворения все равно не приносит.

Делаю еще один глоток, заливая свою безнадежность, — новая порция и новое ничего.

Морщусь и продолжаю идти, чувствуя, как утяжеляются ноги.

Краски вокруг становятся на толику колоритнее, но размеренный ветерок все ещё нагоняет тоску.

Глоток — и рецепторы захлопываются, чтобы примириться с горечью не только в горле, но и в душе.

Плетусь, купаясь во мраке своих мыслей. Они отчаянно подкидывают мне картины большого праздника.

Девушку в белом…

Мужчину в сером…

Девушка в белом такая красивая — элегантное платье, фата красиво развивается под натиском калифорнийского бриза. Улыбка, которая способна ослепить даже искушенную душу…

Красивый мужчина… в темно-сером строгом костюме…

Его рука поверх её… в глазах все та же строгость под стать свадебному наряду…

Красавец-жених — радость для неё и потеря надежд для грез миллионов женщин.

Да, вот так бывает…я тоже попала в эти миллионы, оплакивая свою потерю…

Глоток — и картинка стирается. На место ей приходит истерический смех. Да-да, мне хочется смеяться от тупости своего пути. Пол жизни засунуто в жопу, я просрала пол жизни.

Просрала пол жизни, отдаваясь чувствам, которые нахрен никому не были нужны.

Пытаюсь сделать глоток сквозь прорывающиеся смешки, да только пойло выкатывается обратно.

В глазах всё плывет, меня клонит куда-то вбок.

В голове наконец сгущается смирительный туман, в душу жалует немного облегчения. На место истеричного смеха приходят слезы.

Я чувствую мокрые дорожки, но не пытаюсь их остановить.

Давно уже потерялась в переживаниях, потерялась в дороге, запуталась в ориентирах.

Ветер умолк, светящиеся витрины остались позади, теперь фонари меня радовали не так часто.

Глоток — и новая порция безразличия.

Редкий поток машин вообще не волнует.

Впереди мелькает красный сигнал светофора, расплываясь целым озером в поплывшем зрении.