Читать книгу 📗 "Новый Свет, Инк. Создание Америки английскими торговцами-авантюристами (ЛП) - Батман Джон"
В конце концов Елизавету убедили поддержать идею создания ирландской колонии. В июле 1567 года она написала Сиднею письмо, в котором указала, что две деревни на северо-восточном побережье Ольстера должны быть колонизированы. В качестве переговорщика она рекомендовала «нашего слугу Хамфри Гилберта». С благословения Елизаветы Гилберт отправился в Ирландию, чтобы продвинуть план колонизации. Но вскоре после прибытия он обнаружил, что главная ирландская заноза в боку Елизаветы была вырвана. Шейн О’Нил и его сторонники потерпели поражение в конфликте с одним из его соперников за господство в Ольстере, О’Доннеллами. Тогда он попытался заключить союз с Макдоннеллами, еще одними своими давними врагами. Поначалу казалось, что они готовы его приютить. Но вскоре они обрушились на него, перерезали ему горло, разрубили на куски и отрубили голову. Позже они доставили его голову — «маринованную в пипке» — Генри Сиднею, который наколол ее и выставил на воротах Дублинского замка.
Убрав О’Нила с дороги, Елизавета была менее склонна снабжать Гилберта и его соратников солдатами, кораблями и деньгами, необходимыми им для создания колонии. А без ее активной поддержки они, похоже, утратили энтузиазм в отношении поселения в Ольстере. Но хотя проект и затух, Гилберт не отказался от Ирландии. Он начал рассматривать возможность создания еще одного поселения, на этот раз в Мюнстере, на юге острова, где процветала рыбная промышленность. Вместе со своими коллегами-инвесторами, среди которых были Ричард Гренвилл, его двоюродный брат, и сэр Уорэм Сент-Легер, сын бывшего лорда-наместника Ирландии, он добивался прав на земли и убежища, простирающиеся вдоль южного побережья.
В феврале 1569 года Гилберт подал петицию Сиднею, в которой изложил условия новой корпорации, которая должна была основать колонию в Балтиморе, рыболовецком порту на южном побережье. Необходимо было набрать около трех тысяч человек. Они будут иметь право на все виды рыбной ловли, свободные от таможенных пошлин, и право наделять землей «такого англичанина, который будет там жить».
Это предприятие вызвало большой интерес у лондонских купцов. По словам одного из наблюдателей, «компания из тридцати богатейших лондонских купцов» «заключила с королевой соглашение о том, что они завоюют определенную часть страны [Ирландии], лордство которой будет принадлежать им после уплаты дани». Но в итоге Елизавета отказалась предоставить Гилберту заем в размере 10 000 фунтов стерлингов, необходимый для основания колонии. Без королевского финансирования риск основания колонии был слишком велик даже для группы инвесторов-джентльменов. В очередной раз колониальные амбиции Гилберта уперлись в нежелание Елизаветы вкладывать все больше королевских средств в это, казалось бы, невозможное место.
Но даже если бы Гилберт и его единомышленники получили королевское одобрение на плантацию в Мюнстере, она могла бы столкнуться с серьезными проблемами. Когда распространились слухи о том, что корпорация Гилберта собирается просто захватить земли в Мюнстере для создания своей плантации, обе общины — гэльские ирландцы и староанглийцы — временно отложили свои разногласия и восстали в знак протеста. Один из староанглийских феодалов объявил священную войну против вторженцев, которых он назвал «гугнотами» — термин, объединявший всех протестантов, включая французских гугенотов, в одну ненавистную категорию. Ирландское восстание, подпитываемое верой, вспыхнуло как раз в тот момент, когда группа влиятельных графов, фактически управлявших севером Англии, возглавила жестокое, но в конечном итоге бесполезное восстание, чтобы свергнуть Елизавету и поставить на ее место Марию, королеву шотландцев.
Пытаясь восстановить мир в Ирландии, Генри Сидни отправил Хамфри Гилберта, который теперь был полковником, усмирять мятежников. Гилберту дали всего пятьсот человек, чтобы противостоять ирландским войскам, насчитывавшим до четырех тысяч солдат. Вероятно, из-за сложных условий Гилберт был беспощаден в войне и одержал жестокую победу менее чем за шесть недель. Как он заметил Сиднею, он «отказался от переговоров или заключения мира с любыми мятежниками». Если он требовал сдачи замка или форта, а ирландцы сопротивлялись, он брал его силой, «сколько бы жизней… это ни стоило», и не стеснялся «предавать мужчин, женщин и детей… мечу».
Томас Черчиард, придворный поэт, сопровождавший Гилберта, сообщил, что полковник приказал «отрубить головы всем тем… кто был убит днем, и принести их к месту, где он разбил ночной лагерь». Там отрубленные головы должны были быть «положены на землю по обе стороны дороги, ведущей к его собственной палатке». В результате любой посетитель палатки Гилберта должен был «пройти через полосу голов». Понятно, что это наводило «великий ужас» на ирландцев, и тем, кто приходил на переговоры или прошения к полковнику, оставалось только смотреть на безжизненные лица «своих мертвых отцов, братьев, детей, родственников и друзей».
Это поведение было настолько ужасным, а картина, которую оно вызывало, настолько наглядной, что стало определяющим выражением характера Гилберта, хотя оно было гораздо более экстремальным, чем любой его поступок до или после. Возможно, реагируя на критику, Гилберт пытался оправдать свои действия. «Ни один покоренный народ никогда не станет добровольно повиноваться из-за любви», — сказал он Сиднею, — «а скорее из-за страха». Королева, надо полагать, согласилась. В Дублине 1 января 1570 года Сидни посвятил Гилберта в рыцари за его заслуги перед Англией.
Вскоре после церемонии посвящения в рыцари Гилберт вернулся в Англию, его мечта о коммерческом ирландском поселении осталась нереализованной, но провал его колониальных амбиций не ознаменовал собой конец усилий Англии по восстановлению суверенитета Елизаветы в Ирландии. Более того, эта цель стала главной в повестке дня Тайного совета в феврале 1570 года, через месяц после возвращения Гилберта в Англию. Совершенно неожиданно папа Пий V издал буллу, или папский эдикт, объявляющий Елизавету еретичкой и требующий, чтобы католические подданные отвергли ее как свою законную королеву. Это было больше, чем отлучение от церкви, — по сути, это была христианская фетва. С этого момента Елизавета жила в страхе перед нападением и даже убийством; Сесил и Тайный совет были постоянно начеку, ожидая заговоров против нее. И они были правы. В следующем году Сесил раскрыл еще один заговор, на этот раз возглавляемый флорентийским банкиром Роберто Ридольфи, с целью посадить на трон Марию, королеву Шотландскую. Как сказал Филипп II, человек, который когда-то предлагал Елизавете выйти замуж, «если я окажу помощь, то [сообщникам Ридольфи] будет легко убить или схватить Елизавету и посадить шотландскую королеву на свободу и завладеть троном».
При таком высоком уровне угрозы было крайне необходимо решить нерешенный вопрос с Ирландией, поскольку она рассматривалась как черный ход в Англию, который легко можно было открыть для нападения, восстания, покушения или крупного военного вторжения. В очередной раз Сесил и Тайный совет рассмотрели идею создания колоний как лучший способ защитить этот уязвимый черный ход.
Теперь человек, который ранее выражал глубокую озабоченность состоянием государства и предлагал способы спасения английского содружества, вышел вперед, чтобы воплотить свои идеи в жизнь и, в идеале, сколотить состояние: Сэр Томас Смит.
В качестве первого шага он подготовил петицию от своего имени и имени своего сына, тоже Томаса, с просьбой о королевском пожаловании земель на полуострове Ардс на северо-восточном побережье Ирландии. Там они должны были покорить ирландцев, чтобы сделать их «гражданскими» и обеспечить заселение этой территории «прирожденными англичанами». Смит, зная о скупости Елизаветы, пообещал лично взять на себя расходы на миссию, и в ноябре 1571 года он получил от королевы жалованную грамоту. Ему было выделено 360 000 акров земли, около 560 квадратных миль, в районе Большого и Малого Ардса.
Конечно, ни у Смита, ни у его сына не было средств, чтобы покрыть расходы, но они предполагали, что смогут собрать средства у богатых семей. С этой целью они опубликовали рекламный памфлет. Смит объяснил своим коллегам по тайному совету, что они смогут собрать деньги только с помощью «убеждения» в одной из двух форм — ораторской или письменной, и он пришел к выводу, что «письменная речь идет дальше».
