Читать книгу 📗 "История всемирной литературы Т.5 - Бердников Георгий Петрович"

Песней надежд оглашать не пристало.

(«Не пристало». Перевод Ю. Валича)

Падение нравственности, душевное смятение, охватившее людей, забывших свое героическое прошлое, причиняли Фраги едва ли не большую боль, чем по-суфийски неизбежное отсутствие счастья на земле:

Муж обернулся трусом, рабы — мужами,

Лев обернулся мухой, а мухи — львами,

Темница стала домом, часы — веками...

Пред полчищами рока что делать мне?

(«Нашествие». Перевод А. Тарковского)

В отличие от суфия поэт принимает жизнь со всей ее трагедией и быстротечностью. Фраза: «О лекарь, ласковый Лукман, дай исцеление мне!» — просто риторическая фигура, а не моление мистика о спасении. Быстротечность жизни и несовершенство ее толкают поэта не к чаше вина — вечному забвению дервиша, а к неустанному труду на несовершенной земле:

Добро — не частый гость на этом свете:

Люби его и злу не уступай.

Махтумкули, ты не нашел лекарства

От злобы мира и его коварства.

Настанет срок — сойдешь в немое царство —

Ни дня, ни часа даром не теряй!

(«Наставление». Перевод А. Тарковского)

И хотя человек на земле «не вечен», он должен быть «справедливым и милосердным», утверждает поэт:

Мир — это крепость на земле, стирает время письмена.

В людской извечной кутерьме всему потеряна цена.

Где, торжествуя, жизнь цвела — пустыня мертвая видна,

Следов кочевий не найдешь — не вечен ты, не вечен ты!

Разлука — это злой недуг, беда тому, кто разлучен.

Будь справедлив и милосерд, пока ты молод и силен.

И жизнь засветится твоя, как будто ты огнем зажжен.

Как факел, светом изойдешь — не вечен ты, не вечен ты!

(«Не вечен ты». Перевод А. Тарковского)

Творчество Махтумкули богато и многогранно. Оно охватывает различные стороны жизни туркменского общества. Его песни — это как бы энциклопедия жизни народа. В них отражены исторические события, быт, нравы, законы, культурные традиции туркмен.

Важна роль Махтумкули в туркменской литературе. Писатели последующих поколений осваивали, продолжали и развивали его традиции. Поэзия великого туркмена оказала определенное воздействие на творчество лучших каракалпакских поэтов XIX в. и узбекских народных шаиров.

*Глава четвертая*

КАЗАХСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В XVIII в. феодальные отношения у казахов были переплетены многочисленными патриархально-родовыми связями.

Чингисиды, ханы и султаны властвовали над племенными союзами, над частью одной из трех орд или жузов (Абдулхаир-хан — над частью племен Меньшей орды, Барак-султан — в Большой орде и т. п.), в то время как баи, родоначальники и старейшины составляли совет при хане. Вместе с ханами и султанами они чинили суд, устанавливали кун (плату за кровь), разрешали барымту (угон скота), определяли пути кочевок и местоположение становищ, разбирали межродовые распри. В аульной общине сохранялись патриархально-родовой быт и патриархальные традиции. Сохранялись они и в культуре. Поэтому так велика в ней роль фольклора.

Должностные лица и путешественники, побывавшие в XVIII столетии в казахской степи, свидетельствуют, что параллельно с фольклором существует устно-поэтическая традиция певцов-импровизаторов, своего рода «устная литература», во многом профессиональная. Ее представляют жырау и акыны.

В преданиях и легендах о жырау Бухаре, Умбетее, Тати-Каре рассказывается о том, что они состояли певцами ханской ставки, советниками и прорицателями при чингисидах. По типу своему эти певцы напоминают «вещего Бояна», чей образ прославлен автором «Слова о полку Игореве».

Импровизированные песни жырау слагались на события, общезначимые для казахских ханств, — посылку посольства, объявление военных походов, разбор тяжб и раздоров между племенами, родами и ханами, заключение мира, дипломатические отношения с соседями. Жанры у жырау были свои, отличные от фольклорных, — толгау (поэтические рассуждения), в которых размышления сочетаются с назиданиями; песни, хулительные, обличительные; прославления и величания героев; наставления отдельным людям и народу. В творчестве жырау преобладали нравоучения, дидактика. К XVIII столетию облик жырау изменил свои черты. Если в давние времена жырау был и поэтом, и музыкантом (см. «Диван» Махмуда Кашгарского), то в XVIII в. жырау — прежде всего поэт-импровизатор, он слагает свои песни без музыкального сопровождения. Поэт обособился от музыканта, индивидуальная самохарактеристика в песнопениях жырау становится заметнее, чаще звучат обличающие мотивы, например, у Бухара.

Жырау XVIII в., как правило, были «свойственниками» батыров, ближайшими советчиками ханов. Общепринятое уважение к личности жырау, взгляд на этих певцов как на одаренных редким даром прорицания избранников судьбы ставили их в привилегированное положение. Без песен жырау не принимались важные государственные решения. Их творчество было тесно связано с практикой правления.

Устная традиция обычно закрепляет их песни в составе легенд и преданий, повествующих об отношениях родов, племен и жузов с правящей верхушкой, о различных международных событиях эпохи. Редко песни жырау передаются из уст в уста без обрамляющего повествования.

В народной памяти сохранилось немало песен жырау, и многие из них приписываются Тати-Каре, Умбетею, Бухару, жившим в XVIII в. Все три жырау, по преданиям, состояли при хане Аблае. Большая часть преданий связывает их творчество с объединительными тенденциями, которыми жило казахское общество после «Великого бедствия» — вторжения в казахские кочевья войска джунгарских хунтайджи в 1723 г. Перед выступлением в поход они воодушевляли батыров и ополчение достойно встретить врага, в походе же ехали впереди войска, призывая к стойкости и заключению мира. Известно, что Бухар осудил намерение Аблая пойти с походом на соседние народы. Он всегда был за мир и согласие среди казахских племен и жузов, за признание ими сильной ханской власти. Когда род Керей (по вариантам — Садыр) решил откочевать от Аблая, жырау ратует за прекращение распри и возмущения против хана («Керей, куда откочевываешь!»). В другой песне — «Рядом с ханом Аблаем» — он наставляет народ и знать: «Создайте единый совет! Будьте единодушны!» И еще: «Простой народ, воюя с ханом, погибнет. Если свалится хан, все погибнут». Жырау наставляет батыров и народ, идя в поход «под пестрым знаменем Аблая», объединяться, как и следует «детям мусульман». Идеи типичные для ханской ставки.

Мораль Бухара — мораль воинской доблести. Хан и его батыры должны быть идеальными предводителями войска и правителями. Путь совершенствования — воинский подвиг. Боевая отвага — норма для всех казахов, но особо ей обязаны следовать власть имущие, военачальники.

Таким образом, наставительная поэзия жырау окрашена в общественно-политические тона, связана с тенденциями к объединению и с политикой созданных на этой основе казахских ханств XVIII в. Знаменательно, что песни жырау, сохраняясь в устно-поэтической традиции, ни по содержанию, ни по форме не были ассимилированы фольклором.

В этих песнях сочетаются дидактические и публицистические элементы: назидания, советы, поучения и пафос призывов; риторика, афоризмы, высокие патетические сравнения, символика (порой арабо-персидского происхождения — Рустам, Навширан и проч.) и биографические и бытовые детали в обращениях («Ты бегал босиком, ткал мату»). Основа песен жырау — размер жыра, жанровая форма — толгау (поэтическое импровизированное размышление), образность, почерпнутая в степных просторах и кочевой жизни, — от казахского фольклора, от которого отпочковывалась импровизированная песня жырау.

Акыны XVIII в. — Шал, Котеш, Коблан, Жанкиси и др. — импровизаторы и сказители, исполнители фольклора. Они тесно связаны с повседневной жизнью народа и представляют собой собственный «род-племя». Они знатоки родословия и преданий, мудрости отцов, содержащейся в пословицах и поучениях.