Читать книгу 📗 "Ватикан - Владович С. В."
Очевидно, в этих позах и жестах Рафаэль хотел передать предмет философии обоих мыслителей, движениями рук кратко, но очень емко отразить их позиции. Аристотель призывает к земле, то есть к изучению естественных наук, раскрывающих тайны природы.
Аристотель изображен моложе Платона, хотя именно он безусловный глава и учитель всей мировой философии. Жесты рук несут в себе символы, восходящие к философии. Так, движение руки Аристотеля, простертой горизонтально, словно провозглашает, что мир был создан с помощью этики, а вертикальный взмах руки Платона является символом движения космической мысли, которая направлена от мира чувств к миру идей.
Другие персонажи здесь – зрители и слушатели спора двух античных ученых. Только они задают ритм и движение фреске и всем остальным героям, которые, кажется, и не думают не подчиниться, они словно следуют за каждым поворотом их мысли. Фигурам не тесно на фреске. Их позы спокойны и естественны. Они лишены какой бы то ни было театральности или натянутости. Ни одна из них не повторяется. Создается впечатление того, что художник просто взял и перенес жизнь античных Афин на полотно стены.
Вот, например, Гераклит: он сидит на ступенях на первом плане фрески и погружен в глубокую задумчивость. Неподалеку разместилась другая группа, единодушно склонившаяся над грифельной доской. Они следят за циркулем учителя, который что-то чертит на ней.
Дальше, за этой группой, юноша в спешке пытается записать мысль, неожиданно пришедшую ему на ум, на бумаге, которую он держит у себя на колене. Поза неудобная, но при этом очень естественна.
Среди действующих лиц здесь есть и другие мыслители. Диоген Лаэртский лежит на ступенях, лениво развалившись. Слева наверху стоит Сократ с математиком Евклидом и географом Птолемеем.
У последнего на голове корона, это отражает предание о Птолемее. Его в древности считали сыном царя, и на фреске Рафаэль обыграл этот мотив. Он беседует с Зороастром. На ступенях полулежит Гераклит с лицом Микеланджело. Он как будто отражает угрюмый и нелюдимый характер этого титана Возрождения.
Места стыковок штукатурки показывают, что эта часть фрески создавалась позднее, когда вся картина целиком была завершена. Рафаэль сделал Микеланджело героем своей росписи в честь его знаменитых фресок в Сикстинской капелле. Известно, что Рафаэль видел их в то время, когда они, уже наполовину готовые, были открыты специально для папы Юлия II. Тогда эта работа настолько потрясла воображение Рафаэля, что он решил прославить мастерство скульптора и поместить его портрет в «Афинской школе».
Удивительно, как причудливо сочетаются все фигуры между собой. Здесь собраны представители различных эпох, разных стран и религий, но они на картине ведут себя так, словно знали друг друга при жизни. Справа, у края картины, изображен сам Рафаэль и его ближайшие друзья.
Художник, следуя традициям Кватроченто, придает отдельным фигурам черты сходства с известными людьми. Так, в Евклиде все современники Рафаэля единодушно признавали архитектора Браманте.
Смешение эпох и разных временных пластов должно было отразить главную идею Возрождения, которая состоит в том, что искусство вечно. А следовательно, неважно, когда жил художник или поэт. Если его произведения приобретают широкую известность, он общается через свое творчество со всеми поколениями и со всеми народами мира. Искусство – это проводник отношений между людьми.
Вся картина построена на контрастах, очень тонких и искусных. Это контраст покоя и энергии и замирающего, малейшего движения мысли человека.
Так, погруженному в размышления ученому противопоставлен стоящий рядом человек, чья фигура наполнена энергией и динамикой. Контраст заметен не только во внешнем облике персонажей, но и в их характерах. Все герои разные, и каждый из них обладает своим индивидуальным психологическим портретом.
Ученики Евклида внимательно следят за действиями своего учителя, причем в их движениях и мимике запечатлено, как каждый из них понимает объяснения. Один только-только начал понимать, в чем дело, и боится потерять нить рассуждений, другой спешит радостно показать ему, что все понял, и здесь нет ничего сложного. Выражение лица его соседа, однако, говорит весьма красноречиво, что тот ему мешает. Крайний ученик еще не постиг всей тайны и напряженно следит за рукой Евклида-Браманте.
Такая психологическая разработка говорит только о том, что движение должно быть внутренне оправданно, должно найти выражение в глазах, жестах, позе человека. Таким образом, Рафаэль подчеркивал, что все между собой взаимосвязано тонкими психологическими нитями.
«Афинская школа» необыкновенно спокойна и гармонична, в ней нет никакой надуманности, царят здесь их величества Тишина и Логика человеческой мысли. На картине нет толпы, хотя персонажей хватает, чтобы создать впечатление огромной массы. И это, может быть, главное ее достоинство. Не создается впечатления маленького помещения, куда вошло слишком много людей одновременно. Скорее наоборот, фронтально расположенные фигуры подчеркивают пространственную глубину картины.
Современники называли фреску чудом, и она, бесспорно, является жемчужиной Ватикана. Она приобрела мгновенную славу и была единогласно одобрена всеми зрителями.
Следующая фреска, украшающая стены Станцы делла Сеньятура, – «Парнас», или «Жилище Аполлона». В ней художник на языке живописи говорит о стремлении человека к красоте, об искусстве, поэзии, литературе. «Парнас» стал воплощением царства красоты. Это также аллегорическое изображение, отражающее на языке символов преставления человека о прекрасном. Эта фреска расположена на стене, которую посередине прорезает окно, но Рафаэль справился с этим неудобством. Он использовал оконный проем, расположив действие и персонажей вокруг него. Композиция картины, таким образом, организована по форме окна. Вот что на ней изображено.
На вершине горы, том самом легендарном Парнасе, сидит Аполлон. Он, вопреки всем правилам и канонам времени, играет на скрипке. Это анахронизм, никак не оправданный историей. Скрипка была изобретена гораздо позднее. И даже не в Греции.
Фигура Аполлона, как центрального героя, представлена в полный рост, впрочем, так же как и фигура Гомера, второго по значимости образа. Вокруг него в лавровой рощице столпились музы, им посвящена вся фреска. Рядом с сияющим, солнечным богом расположены две сидящие фигуры. Это музы эпической и лирической поэзии. На склонах горы, гораздо ниже Аполлона, разместились все известные итальянские поэты.
Как всегда, не обошлось и без античных героев. Все фигуры объединены общим движением по вертикали и горизонтали, мощным воздушным потоком, расставляющим персонажи по их местам на картине. В левом нижнем углу примостилась Сапфо, она держит в руках свиток со своим именем, а рядом с ней молодой Петрарка.
Опять мы видим, как Рафаэль соединяет время, не дает разбежаться всем своим персонажам по разным временным отрезкам. Всем незримо руководит слепой Гомер. Он читает свои поэмы. Голова Гомера сильно напоминает голову статуи Лаокоона. Она показалась Рафаэлю настолько колоритной, что тот не замедлил увековечить ее черты и в своем Гомере. За Гомером снова появляется Данте, только здесь он уже немного другой, нежели в «Диспуте».
Возле Данте нарисован его учитель Вергилий; художник не стал разъединять две уже слившиеся в нечто единое фигуры итальянского и античного поэтов. Этим только подчеркивается близость культуры Италии к античному миру.
Вся сцена построена на контрастах, так полюбившихся Рафаэлю. Образы «Парнаса» не разрознены, они не теряются и не оторваны друг от друга. Группы персонажей связаны одна с другой отдельными линиями из одиночных фигур, так что получается, что каждая фигура самодостаточна, но в то же время включена во всеобщее пространство композиции.
Этой фреске соответствует люнет с добродетелями, аллегорическими фигурами. Они символизируют собой воплощенное Благо. Но вот что интересно. Влияние одного произведения искусства на другое очень сильно и неизбежно. А тем более у таких титанов Ренессанса, как Микеланджело и Рафаэль. То, что они работали в одно время и в одном городе, пусть даже таком огромном, как Рим, неизбежно должно было привести к некоторым параллелям в творчестве, которые недоброжелатели да и сами художники в приступах ревности приписывали плагиату в живописи.
