Читать книгу 📗 "Эмиль Верхарн - Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы"

Над бесконечной вересковой чащей
Вот ветер, в медный рог трубящий,
Вот ветер, над осенней чащей
Летящий.
Он в клочья рвет себя среди полей,
Его дыханья бьются в зданья
И в скалы, —
Вот ветер одичалый,
Свирепый ветер Ноябрей.

И над колодцами у ферм
Железные бадьи и блоки
Звенят;
Над водоемами у ферм
Бадьи и блоки
Скрежещут и кричат,
Вещая смерти шаг далекий.

Свирепый ветер вдоль полей
Листы опавшие метет;
Свирепый ветер Ноябрей,
Исполнен злобы,
С деревьев птичьи гнезда рвет,
Вдали сугробы
Железным гребешком скребет;
Вот ветер старый
Зимы неистовой и ярой,
Свирепый ветер Ноябрей.

На крышах, в нишах
Разбитых слуховых окон
Безумно треплет он
Лохмотья тряпок и бумаги,
Свирепый ветер Ноябрей.

А на холме, что сторожит овраги,
В которых притаилась мгла,
Вверх-вниз, вверх-вниз свистящие крыла
Тяжелых мельниц косят ветер,
Зловещий ветер,
Ветер,
Свирепый ветер Ноябрей.

На корточки присели домы
Вкруг колоколен и церквей,
С их крыш слетают вороха соломы,
Навесы и столбы
Кричат под тяжестью борьбы
С жестоким ветром,
С безумным ветром Ноябрей.
На тесных брошенных кладбищах
Кресты, как руки старых нищих,
Простертые с мольбой,
Вдруг падают с могилы ледяной.

Свирепый ветер Ноябрей,
Свирепый ветер, —
Встречался ль вам безумный ветер
На перекрестках тысячи дорог,
Летящий темною громадой,
Трубящий с тяжкою надсадой
В свой рог?
Встречался ль вам безумный ветер,
Все уничтоживший, что мог?

Видали вы, как в эту ночь
Луну он сбросил прочь,
Когда, терпеть не в силах боле
Свой страх, деревни выли в поле,
Как волчья стая,
Взыванью бури отвечая?

Там, средь полей,
Над вересковой чащей,
Вот он — летящий,
Вот ветер, в медный рог трубящий,
Свирепый ветер Ноябрей.

В вечерней глубине пылает вся равнина,
Набат со всех сторон прыжками мечет звон
В багровый небосклон.

— Вот стог пылает! —

По колеям дорог бежит толпа,
И в деревнях стоит толпа, слепа,
И во дворах псы лают у столба.

— Вот стог пылает! —

Огонь ревет, охватывая крыши,
Солому рвет и мчится выше,
Потом, извилист и хитер,
Как волосы пурпурные, змеится,
И припадает, и таится, —
И вновь взметается костер,
В безумье золотом и пьяном,
Под небо черное — султаном.

— Вот стог другой мгновенно загорелся! —

Огонь огромен, — вихрем красным,
Где вьются гроздья серных змей,
Он все быстрей летит в простор полей,
На хижины, где в беге страстном
Слепит все окна светом красным.

— Вот стог пылает! —

Поля? Они простерлись в страхе;
Листва лесов трепещет в дымном прахе
Над ширью пашен и болот;
Дыбятся жеребцы с остервенелым ржаньем,
И птицы мечутся и сразу с содроганьем
Валятся в уголья, — и тяжкий стон встает
С земли, — и это смерть,
Смерть, обожженная в безумии пожара,
Смерть, с пламенем и дымом, яро
Взлетающая в твердь.

На миг безмолвие, но вот внезапно там,
В усталых далях, смел и прям,
Взрыв новый пламени в глубь сумерек взлетает.

— Вот стог пылает! —

На перекрестках сумрачные люди
В смятенье, в страхе молятся о чуде,
Кричат и плачут, дети, старики
Стремят бессильный взмах руки
К знаменам пламени и дыма,
А там, вдали, стоят неколебимо
Умалишенные и тупо смотрят ввысь.

— Вот стог пылает! —

Весь воздух красен; небосклон
Зловещим светом озарен,
И звезды — как глаза слепые;
А ветер огненных знамен
Колеблет гроздья золотые.
Огонь гудит, огонь ревет,
Ему из дали вторит эхо,
Реки далекий поворот
Облекся в медь чудесного доспеха.
Равнина? Вся — огонь и бред,
Вся — кровь и золото, — и бурей
Уносится смертельный свет
Там, в обезумевшей лазури.

С темными бурями споря
Возле утесистых стен,
Два моряка возвращались на север
Из Средиземного моря
С семьею сирен.

Меркнул закат бледно-алый.
Плыли они, вдохновенны и горды.
Ветер попутный, сырой и усталый,
Гнал их в родные фиорды.
Там уж толпа в ожиданье
С берега молча глядела…
В море, сквозь сумерки синие,
Что-то горело, алело,
Сыпались белые розы,
И извивались, как лозы,
Линии
Женского тела.

В бледном мерцанье тумана
Шел к ним корабль, как рог изобилья,
Вставший со дна океана.
Золото, пурпур и тело…
Море шумело…

Ширились белые крылья
Царственной пены…

И пели сирены,
Запутаны в снасти,
Об юге, о страсти…

Мерцали их лиры.
А сумерки были и тусклы и сыры.
Синели зубчатые стены.
Вкруг мачт обвивались сирены.
Как пламя дрожали
Высокие груди…
Но в море глядевшие люди
Их не видали…

И мимо прошел торжествующий сон,
Корабли, подобные лилиям,
Потому что он не был похож
На старую ложь,
Которую с детства твердили им.

Как серый мрамор — тучи. В гневе
Неистовствует вышина.
«Эй, берегись, луна!»
Просторы — в лоскуты, в куски,
И слышит ухо, как смеются глухо
И глухо плачут от тоски
Деревья.

«Эй, берегись, луна!»
Твой хрупкий, твой хрустальный лик
В пруду растрескается вмиг,
Захлестнут будет желтой мутью.
Деревья гнутся, словно прутья.
В разбойной удали, неукротим и рьян,
Срывает с крыш солому ураган.
Сегодня осень с ветром льнут друг к другу.
«Эй, берегись, луна!»
Куда ни кинешь взгляд,
Неловок и тяжеловат,
Ласкает ветер, сельский хват,
Свою рыжеволосую подругу.

«Эй, берегись, луна!»

Ты, среди сонма звезд витая,
Плывешь, как Дева Пресвятая:
Тебя отвергнул этот мир,
Где ветер с осенью справляют брачный пир
И где от дрожи их, от криков их истомных
В чащобах темных
Раскачиваются тела
Стволов, раздетых догола.

Блуждают в рощах своры алчных псов.
И по полям несется, точно зов,
Тяжелый запах, запах тленья.
Все яростнее буря вожделенья
В природе исступленной. Быть беде!
На юге и на севере — везде
Бушует ветер, в страсти жаркой
Сплетаясь с осенью-дикаркой.
«Эй, берегись, луна!»
По-волчьи воют псы без сна.

О изумленный край: раздвинувшийся лес,
Лужайка, вся в росе, играет ясным ликом,
И два больших пруда в пейзаже полудиком —
Как поцелуй двойной восторженных небес!..

И мох как рыжий мех, и вся в плодах лещина,
И свесил старый бук узор своей листвы,
И молния стрижей касается травы,
И словно молоком заполнена лощина.

И щебнем золотым сверкавшая вода
Становится опять сияющим зерцалом,
Где только свет и тень и, как большое в малом,
Проходит иногда белесых туч гряда.

И утро в этот час внимать любви готово,
И жизнь в тиши вещей божественно чиста,
И кажется, вот-вот багряного листа
Чуть задрожат уста — и народится Слово!