Читать книгу 📗 "Юрий Верховский - Струны: Собрание сочинений"

Будет всё так же, как было,
Только не будет меня.
Сердце минувшего дня не забыло,
Сердце всё жаждет грядущего дня.

Бьется ж – слепое? – мгновеньем бегущим,
В вечность, дитя, заглянуть не сильно.
Знает себя лишь; в минувшем, в грядущем
Бездну почуя, трепещет оно.

Жутко и сладко; и вдруг – всё забудет,
Тайну последнюю нежно храня:
Так же, как было, да будет;
Так же, как не было, так и не будет меня.

Поэт? Поэт – несчастный человек,
В груди носящий груз тягчайшей муки,
Уста его так созданы, что вопли
И стоны, сквозь уста вдруг прорываясь,
Как музыка, гармонией звучат.

Поэта участь – участи подобна
Людей, в быке тирана Фаларида,
В несокрушимо мощном медном чреве
Сжигаемых на медленном огне;
Их крики, вопли их не сильны были
Раскрытый слух тирана потрясти
И сладкой музыкой ему казались.

Толпятся люди так вокруг поэта
И повторяют неустанно: «Пой!
Пой снова!» – или: пусть опять, опять
Мученья новые терзают душу,
Лишь только пели бы уста, как прежде,
И не пугали нас, и оставалась
Волшебной — музыка.

Ты ждешь, когда округлый плод
На ветви согнутой нальется,
И аромат свой разольет,
И над тобою колыхнется.

Ты ждешь – медовая луна —
Всё осиянней и круглее —
Вполне кругла, томна, полна
Над краем липовой аллеи.

Ты ждешь – вот страстное вино
За край переполняет чашу,
Переплеснется – и, хмельно,
Зальет, заполоняя, душу.

Ты ждешь – единый полный звук,
Взрастая творческой игрою,
Взнося разрозненное к строю,
Сомкнет – как небо цельный — круг.

Хоть заштатная столица,
Городок наш деловой
Копошится, веселится
Над чудачливой Невой.

Сочетанье шутовское
Ночи с днем, тепла с зимой,
В пляске Витта, как в покое,
Бредит вслух глухонемой.

В эту гниль, и слизь, и слякоть
Славно Питером брести,
С двойником своим калякать
Без путя, хоть по пути.

И желанья, и вопросы
Драной шубой запахнуть,
Дымом скверной папиросы
Подогреть пустую грудь.

А с погодою бесстыжей
И поспорить не моги.
Ну, пускай холодной жижей
Захлебнутся сапоги, –

Как они, твоя сквозная
Восприимчива душа,
Ты идешь, куда – не зная,
Дымной влажностью дыша.

Что ж? Не хочешь в воду кануть?
Шепчет вкрадчиво двойник:
Без догадки – в небо глянуть,
Что же к лужам ты поник?

И на небе словно лужи.
Благодатная пора!
Стройность оттого не хуже,
Что гармония сера.

Верь, напрасно оробела,
Что за нею ни гроша,
И шатается без дела,
Вся прокурена, душа.

Для чего же, в самом деле,
Ты и дышишь как поэт?
Сообразностью без цели
Убежден ты или нет?

Разве ветерком подбитый
Саван треплют чудаки
Не по всей Руси сердитой, —
У одной Невы-реки?

Небесного коснулся дна
Твой дух глубинный, голос лирный:
Такою стужею надмирной
Душа твоя опалена!

Нездешней силой сердце билось –
И переполненная грудь
Эфир разреженный вздохнуть
Успела – и остановилась.

Не прикасайся, друг, к моей душевной язве:
Она всегда свежа. Скажи мне только: разве
Теперь, когда лежу бессонный, нищ и слаб,
Судьба-причудница склониться не могла б
На давние мольбы?.. Нет, слушай: этот милый
Листок украденный – залог, но взятый силой, –
Хранивший несколько ее случайных строк,
Он должен был истлеть, – единственный листок!
И вот года плывут. Ужель не минет кара?
Ужели позднего мне не дождаться дара?
Хотя бы звук один — как дальний рог в горах,
Как имя нежное на шепчущих устах.

И площадь, и камни, и люди,
И звонкий прозрачный мороз;
И в звоне, и в шуме, и в чуде
Из детской спокойной груди
Призыв, словно песня, пророс.

«Подайте на хлеб слепому», –
И где всё стремилось, и где
Всё стыло, – дыханью тугому
Пахнуло совсем по-иному:
«Спасибо на вашем труде».

И мальчик повел слепого,
А песня просилась в ту ширь,
Откуда неспешно, сурово
Брело певучее слово
И малый его поводырь.

Расцветали фиалки, распускались березки,
Я брела по дороге, я дышала весной.
Рассыпало мне солнце золотистые блестки,
По кустам, по дороге, предо мной, надо мной.
Небеса голубели – и взвивались, и пели
Воскрешенные птицы – и журчали ручьи.
Переливные трели в росных каплях горели,
И звенели – ужели? – ими грезы мои.
И брела я и пела, и на небо глядела,
И глядела на землю, что цвела и звала,
В блестках утра горела, улыбалась и пела,
И стопы мои грела, так любовно мила.
И последнее слово я услышать готова:
Вот душе распахнется заповедная дверь.
Вдруг блеснуло – и снова. Я нагнулась – подкова
Мне раскрыла ворота: счастью новому верь.
Ах, полна ты, примета, мне такого привета,
В это утро весною ты со мною, мечта;
Ты пророчица света, молодая примета,
Словно песня поэта – разлита красота.

Нежат светлою печалью
Астры в дремлющем саду.
Так задумчиво иду.
А над меркнущею далью
Легкий сон в полубреду
Иероглифы лелеет
Ясных звезд – и дремой веет.

Смешно на августовском пире
Закатных красок и цветов,
Где жаждет взор раскрыться шире
И легкий дух лететь готов –

Хоть словом пышным и богатым,
Хоть песней тихою без слов
Равняться с этим ароматом
Певучих, вечных вечеров.

У меня и косы жестковаты,
И совсем не в меру плосок нос;
Я набита вместо мягкой ваты,
Верно, горстью этих же волос.

Но зато могу сказать я прямо:
Мне к лицу и мил костюмчик мой.
Ты меня полюбишь – правда, мама?
И в постельку ляжешь спать со мной?

Утром чуть подымешь ты ресницы
Весело на ясную зарю,
Или хоть на бледный свет денницы –
А уж я во все глаза смотрю.

Воспоминанья мне являют свет
Морозным и блестящим первопутком,
И в воздухе разреженном и чутком
Как бы звенит ласкающий привет.

А ныне мир приземистых одет,
Снует вокруг в круженье жадном, жутком,
И редко тихим, чистым промежутком
Душа вздохнет. Успокоенья нет.

Пути ее глухие тяжки, строги,
Едва бредут по колеям дороги
Ухабистым, изрытым и кривым.

Вдруг девственной наляжет пеленою
На буром белый снег – и тишиною
Повеет мне – и духом вновь живым.