Читать книгу 📗 "Юрий Верховский - Струны: Собрание сочинений"

Только вечер настанет росистый
И прохладный пахнет ветерок,
Я стою под сиренью душистой,
Ожидая условленный срок.

Изломалась сирень, поредела,
И заглохли куртины давно,
Но, как прежде, и пышно и смело
Светят звезды, а в доме темно.

Слышу, стукнуло тихо окошко,
Сердце замерло. Зорко тяжу:
Далеко серебрится дорожка,
Никого… Но я глаз не свожу.

Кружевную узнаю накидку
И услышу шаги в тишине:
Ты тихонько отворишь калитку
И сойдешь в тихий садик ко мне.

Ты вновь предо мною стоишь, как бывало,
И тихо глядишь на меня.
И вновь я не верю, что сердце устало,
Что нет в нем былого огня.

Ты думаешь: бедный! Я знаю, напрасно
Он верен любви роковой;
Он будет томиться так долго, так страстно,
В борьбе с непреклонной судьбой.

Но горькую долю тот верно полюбит,
Кто помнит признанья свои,
Кто счастье, и жизнь, и всю душу погубит
За миг непонятной любви.

У меня ведь не альбом,
У меня этюдник мужа.
Привела ли в милый дом
Нас сегодня злая стужа, –

Нет, этюдник нас манил
И привет хозяев дома, –
В чем и руку приложил
Я владелице альбома.

Торжеств иных прекрасней и утешней,
Прекрасен твой домашний юбилей.
И вдвое мне сочувственней, милей
Тридцатилетие – порою вешней.

Тебе и в самом деле тридцать лет:
Вся мягкость юноши и твердость мужа
В тебе – одно, так стройно обнаружа
Двоякий лик: прозаик и поэт.

Равно с Москвой и с дальнею деревней
Ты говоришь на языке родном:
То сказочник, то мудрый агроном,
Не знаю где правдивей и душевней.

И мягким вольным воздухом полей
Над мокрою весною москворецкой,
Уютом теплым, ласковостью детской
Мне веет твой прекрасный юбилей.

Что чудо начудесило!
Вовек мне не сквитаться.
А, право, как-то весело
Певцам перекликаться.

Как будто зорькой вешнею
В простом, живом величьи
Под яблонью, черешнею
Ты слышишь песни птичьи.

Как будто в небе книжица
Глубинная сияет
И слово-бисер нижется,
Игрою упояет.

Не белых ли крестовиков
Рассыпал полной шапкой
Иван Лексеич Новиков –
Не шапкою – охабкой?

Звенит, переливается –
Светлее братец братца —
По бархату катается, –
Ну, где тут расквитаться!

Дельвиг и добрый, и мудрый от юности пел, как седая
Древность учила: вовек старости страха не знал.
Прав был милый певец. Я, ныне рубеж преступая
Поздних годов, повторю: благо и благо тому,
Кто, над белою розой свивая плющ благодатный,
Звонкою чашей готов дружнюю чашу лобзать;
Трижды счастлив, кто с песней волён перекликнуться песней,
Яркому звуку – старик – голос ответный подаст.

Послушай тишину под этими звездами,
Такими крупными в морозной вышине.
Здесь мы окружены чистейшими снегами
И в их спокойствии уже спокойны сами,
Как бы причастные надмирной тишине.

Безмолвно оглядись средь мира столь простого,
Куда, неведомы и просты, мы вошли:
Не правда ли, – молчишь, а, кажется, готова
Душа твоя найти единственное слово
Для разрешения всех тягостей земли.

Что-то грустен я стал. Погадай-ка мне, милая.
Или лучше гадай о себе.
Жизнь моя не мила мне, такая остылая,
Равнодушная к шаткой судьбе.

А твоя, – а твоя словно песня певучая,
И в душевной тоске горяча.
Пусть порою томит, и лаская, и мучая,
Но глубоко дыша и звуча.

Улыбнешься и взглянешь глазами веселыми,
И печальные молвишь слова –
И растают они словно хлопьями в полыме,
И душа молодая жива.

А моя и смутится, и никнет, унылая,
Словно совестно ей при тебе.
Что-то грустен я стал. Погадай, моя милая,
О своей благодатной судьбе.

Не серебряные крины
Райских радужных нолей,
Золотые мандарины
Сердцу детскому милей.

Но когда на ветви кисти
Заблистали близ тебя,
Не срывай их и не чисти,
Без корысти полюбя.

Не дели их и не кушай,
И друзей не угощай,
Вожделения не слушай
И душой не обнищай.

Если ж благосклонный случай
Кисть уронит с высоты,
Рай земных благополучий
Оцени достойно ты.

Искрометней, светлопенней
Благородного вина,
Всех блаженней песнопений
Песнь да будет сложена.

Упиваясь, оставайся
Лишь с собой наедине,
Наслажденью предавайся
Безраздельному вполне.

Не серебряные крины
Райских радужных полей,
Золотые мандарины
Сердцу детскому милей.

Когда бы, как Верлен, среди живых цветов
И всеми соками играющих плодов
Я смел вам поднести в корзине той же – сердце, –
Не правда ли, ведь вы не вспомнили б о перце?
А в глубине души хоть каплю смущены.
Не знали бы хоть миг, что делать с ним должны,
Куда его девать. Но щечек злые пятна
Мне приказали бы забрать его обратно,
А с ним уж заодно цветочки и плоды.
И я б, оторопев, чтоб не нажить беды,
С поклоном вышел вон: ослушаться посмей-ка!
Меж персиков и роз малюсенькая змейка
Вдруг проскользнула бы. А там уж – хвать-похвать –
Ведь сердцу бедному никак не сдобровать.
Вот почему его, не на манер Верлена,
Запрятал я в стихи, страшась склонять колена.

Воздвиг купец Канатчиков, –
Дал бес ему удачу, –
Для бесовых потатчиков
Канатчикову дачу.

Сюда ж товарищ Кащенко,
Надевши свой халатец,
Меня, как дурака-щенка,
Посадит на канатец.

Вам классические розы
Юной рифмой расцвели:
Обновили их колхозы,
Воскресители земли.

Молодясь, старушки-музы
Ныне в нашей стороне,
Поспешив окончить вузы,
Стали с веком наравне:

Пожеланья к именинам
Все по-новому поют:
Тишь и гладь вам с наркомфином,
На жиллощади уют!

Светом солнечного мифа
Наяву да будет вам
Благодать в чертогах Зифа,
В Госиздате фимиам.