Читать книгу 📗 "Коллективный сборник - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне"

Я весел, здоров и как будто крепок,
И сердце стучит и работает дружно,
И кажется — тело — не тело, а слепок.
Которому вовсе облаток не нужно.

Но вдруг выбивает из круга, из такта,
То бурей бросает, — то мертвым лежишь.
Пошел я к хирургу. «Вот так мол и так-то.
Кладите на стол и готовьте ножи».

Я болен. Не сплин, не чахотка, не скука.
Любви и наркоза не знаю давно.
Дрожит мое сердце, и голос, и руки
При виде белеющих яблонь весной.

Я в синие ночи брожу по аллеям
И словно романтик с зарею дружу.
Я болен. Вам, доктор, должно быть виднее
Подайте мне маску. Я замер. Лежу.

И вот я застыл, как бездушная плаха,
Но брызнули слезы по впадинам щек,
Когда он спокойным, уверенным взмахом
Утихшую грудь пересек.

Сознанье уходит, качается, вертится
И пульс разрывает ритмичную цепь.
Сейчас вот рукой остановит сердце
И сердце, как вишню, раздавит ланцет.

И слышу: сквозь рой лабиринтов и штолен,
Сквозь бред хлороформа, метель чепухи
Хирург говорит: «Безнадежно болен.
Опасней чахотки и тифа — стихи».

Восприняв мудрость чисел и таблиц,
Пройдя тройные рощи интегралов,
Мы вышли в жизнь,
Как в схватку корабли,
Обрывки пены бросив у причалов.
Нам стали тесны эти небеса
И ход планет казался тяжелее.
Нам другом был и Ом, и Гей-Люссак,
Декарт, Паскаль и Менделеев.
И мир был покорен и прост,
И формулам должны были поддаться
Спокойное мерцанье звезд
И душное цветение акаций.
Но в гроздьях формул потерялись мы,
Найдя не сразу наше назначенье.
Философы! — Лишь обменяли мир.
Мы – изменить должны его движенье.

Еще над морем не светало,
Еще в горах висела мгла.
Когда украдкой пробежала
Большая капля вдоль стекла.

И теплый дождик рад стараться —
Давай шуметь по мере сил
По листьям мокнувших акаций,
По тонким столбикам перил.

И пузырями у фонтана
Пошел вздуваться и шипеть.
Пускай шумит. Еще ведь рано
И нам вставать, и птицам петь.

Еще февраль. Все окна взяты в плен.
Мороз сильней становится под вечер.
У клиники сутулится Рентген,
Тяжелый снег всё падает на плечи,

А он, старик, взойдя на пьедестал,
Так и стоит без шубы и без шляпы.
Бездушный медицинский персонал!
Ему халат накинули хотя бы.

У нас ведь вдоволь света и тепла,
А как ему, сердечному, на стуже?
…Уже давно убрали со стола
Немного запоздавший ужин.

Уже давно в палатах тишина,
Войдет сестра и свет потушит скоро.
Но время не пришло еще для сна,
Еще минуте есть для разговора.

Мечтаний долгожданная пора!
Слова идут украдкою, по-лисьи:
«Пусть болен я, но лишь один бы раз
Пройти опять по улицам Тбилиси!

Где всюду смех и солнце, и тепло…
Вы были в Грузии когда-нибудь весною?
Сосед умолк, он дышит тяжело.
«А вот у нас, над Северной Двиною…»

Стихает говор. Даже думать лень.
Бессилье. Сон. Свободен каждый атом.
И вот тогда, предлинный, словно тень,
Старик Рентген проходит по палатам.

Вся в тусклом золоте заря,
И солнце тлеет еле-еле…
Июнь — в листках календаря,
А руки зябнут, как в апреле.

По крышам дач, по кровлям будок
Шумит без устали вода,
Лишь вспыхнет небо иногда
Неярким цветом незабудок.

И снова туча облегла
Отяжелевший купол неба…
И просишь чуточку тепла,
Как нищий просит ломтик хлеба.

Как весело мастер дорожный живет.
Летит на дрезине и песни поет.
Качаются травы, взлетает песок,
Дрожит на шесте кумачовый флажок.
Над пеною рек, над равниной,
Как птица, мелькает дрезина.

Мосты прогремят и туннель промелькнет –
Дрезина замедлит стремительный ход.
Наш мастер проверит, как шпалы лежат.
Он камешков белых подвыправит ряд.
И снова помчится дрезина —
Полно еще в баке бензина.

Но небо темнеет, темнеет вода —
Над стрелкой зеленая всходит звезда.
И тени бледнее кругом…
Наш мастер уходит в свой дом.
Стоит под навесом дрезина —
Наверно, ни капли бензина.

Висят кувшины на заборе,
Рябина плещет на ветру,
И ягод огненное море
Ведёт весёлую игру.

На опустевшие балконы
Ложатся сумерки и тьма,
И ходят мимо почтальоны,
И нет по-прежнему письма.

Как будто ты забыла имя,
И номер дома, и число,
Как будто листьями сухими
Дорогу к сердцу занесло…

Свежеет ветер, всё сильней
Раскосый парус надувая.
И руки тонкие ветвей
Подолгу машут, с ним прощаясь.

Под птиц печальный пересвист
Идем, счастливые, с тобою.
На солнце пожелтевший лист
Летит, мелькая над водою

Прохладой осени дыша,
В последний раз теплом порадуй.
И в шубах дремлют сторожа,
Склоняясь у обнаженных статуй.

Замолкла скрипка у окна,
И звуки растерялись странно,
И золотая тишина
Проплыла облаком нежданным.

И только билась под смычком
Давно отыгранная песня.
И падал день, как я, ничком,
И сердцу становилось тесно.

Оставь смычок, оставь футляр
И эту скрипку вековую, —
Тебя восторженный пожар
Осенних листьев зацелует.

И с ним метаться и лететь
Под дудочку, под зов свирели,
И падать в желтую метель
Веселой песней на панели.

Как скрипки первое держанье,
Как робкий взлет и стон смычка —
Уже коснулось увяданье
Рукой серебряной виска.

Осенний лист устало кружит,
Ты падал с ним и с ним лети.
Но мне ль под шелест желтых стружек
О прежней удали грустить?

Рябин пылающие бусы
Ворвались гроздьями в окно.
И перелив осенних музык
Пьянит, как старое вино.

И только жгучее желанье
Лелеет мысль одну. Одну —
Спокойно встретить увяданье
И чувствовать в себе весну.

Вспыхнула испуганная рама
Блеском ослепительным стекла:
Молния, как будто телеграмма,
Тучами тяжелыми прошла.

А за ней раскатисто и низко
Шел вдогонку разъяренный гром,
Словно кто-то требовал расписку
И грозил поставить на своем.

Гром отгрохотал, и над домами
Снова и просторно, и светло…
Только от тебя ни телеграммы,
Ни простой открытки не пришло…

Картины пишем, акварели
Всех уголков родной земли,
Чтоб пограничники смотрели
И крепче землю берегли.

Стихи мы пишем дни и годы,
Мы отдаем им жизнь свою,
Чтоб с ними шли бойцы в походы
И побеждали бы в бою.

Мы плавим сталь в печах и домнах,
А после выплавки, устав,
Лежим в тиши квартир и комнат,
Листая воинский Устав.