Читать книгу 📗 "Коллективный сборник - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне"

Отпусти. Нет сил тебе молиться,
А любить ко мне ты не придешь.
Древняя твоя столица
Спит еще. Над ней рассвет хорош.

Именно – хорош холодным светом,
Безразличным солнечным теплом…
В мире, брошенном поэтом,
Перекатывает поздний гром.

В этой зеленеющей пустыне
Всё зовется именем твоим.
Для чего — от века и поныне
Я такою мукою томим?

Для чего свою узнал потерю,
Если усыпленною душой
Я ни утру, ни себе не верю,
Что ты ночью не была со мной?

Как судьбу косматую отрину,
Огоньки сгоню с болот.
Год назад я потерял Марину
И не знал об этом целый год.
Происшедшее теперь яснее,
Объяснимей лютый смысл утрат:
Сам того не зная — с нею
Я утратил милый Ленинград.
И когда, с высот склоняясь, в очи
Смотрят звезды бархатных очей,
Я утратил средь кромешной ночи
Зной и негу киевских ночей.
И еще — спасите, люди, люди! —
Боль и холод каменных сердец —
Залпы собственных орудий
Царскосельский ранили дворец.
Новое свершается крещенье
Той неравной танковой войны.
А в тебе и слезы, и прощенье,
Нежная, погибшая за ны…

То кладбище Марьиной Рощи,
Где нынче всеобуча пункт,
Имеет разрыхленный грунт,
В нем влажные, тленные мощи.

А зелень здесь, будто на даче.
По пояс учебный окоп
Копает боец. Но задаче
Мешает откопанный гроб.

Бежать мне от смерти куда?
По совести — больше не надо:
Вперед на большие года
Довольно смертей Ленинграда.

Меня-то какие причины
От смерти спасали в бою?
В Москве я. О смерти Марины
За чаем от вас узнаю.

Вот — о совпаденьях рассказ.
Что в жизни случайностей проще:
Ее — я услышал от вас —
Вы видели в Марьиной Роще.

Хочу понять основу всех основ —
Понять себя и собственную совесть.
Что значит толкователь снов
Тюремных дней раскрывшаяся повесть.

Мне дана (начну сначала,
С пребыванья в одиночке, не спеша)
Кружка с кошкой, чтобы не скучала
Без людей томящаясь душа.

Одиночка — значит — не шали:
Люди сгинули, в пространство канув;
Функцию соседей обрели
Двое суетливых тараканов.

Прошлого зияющая рана,
Правосудья тяжкого весы…
Из-под табурета таракана
Выставились черные усы.
Суток нет: не поздно и не рано —
Нет часов — отсутствуют часы.

Но зато присутствует пространство —
Времени ревнивый враг.
Одиночка — символ постоянства
Площадью в один квадратный шаг.

Вот одна из тюремных основ —
Эта смена постов караула:
Через каждую пару часов
Нарастание адского гула.
Павел Первый, российская Мальта:
Не жалея подметок, печатают так,
Что, как гром, этот гатчинский шаг
Отражается на асфальте.

На Лубянке с месяц я уже
И сижу без Ваших писем, Кити,
Вы из камер, что на третьем этаже,
В сорок третью напишите.
Но не даст мне почтальон московский
Даже на конвертик Ваш взглянуть,
Предлагал же в песне Исаковский
Написать куда-нибудь.

Кончилось следствие. Сколько пустой чепухи.
И как неважно строчит пресловутая эта машина.
Здесь не имели успеха стихи,
И незнакомкой уходит со мною Марина.

Глупый законник, окончив последний допрос,
Принял вполне дружелюбную позу:
— Что вам стихи, — наставительно он произнес, —
Лучше на воле примитесь за прозу.

Есть в Ленинграде старинный, осанистый дом —
Против Стремянной, на улице ныне Марата,
Жил здесь Радищев и в нем
Книгу свою отпечатал когда-то.

«Путешествие из Петербурга в Москву» —
Урна целебного яда.
Я дописал к нему двадцать шестую главу,
Где рассказал, что такое зима и блокада.

Ваши труды, Александр Николаич, увы,
Видно, имеют дурную изнанку:
Так — с кнутобойцем Шешковским спозналися Вы,
Я угодил на Лубянку.

Мне опять готовиться в дорогу
В те края, где выстрелы и снег.
Стало быть, воинственному богу
Нужен беспокойный человек.

Белую, ямщицкую равнину
Песней наполняет ветерок:
— Я не скоро этот мир покину,
Мне еще не выпал срок.

На снегу не красною, а черной
Кажется пролившаяся кровь.
Никогда веселой и покорной
Для любимой не была любовь.

Сколько по сугробам ни броди,
Стежка оборвется где-нибудь.
Доброй памятью меня прости,
Сердцем ласковым – не позабудь

Забудешь всё… И вдруг нежданно
Полслова, зайчик на стене,
Мотив, кусочек Левитана —
Заставит сразу побледнеть.

И сразу память остро ранит,
И сразу — вот оно — Вчера!
Так море пахнет вечерами.
Так морем пахнут вечера.
Я не жалею. Только разве,
Года, пути перелистав,
В ночном порту завидя праздник,
Я захочу туда попасть.
Но бог нарек в моем коране:
Дорога ждет. Иди. Пора.
Так море пахнет вечерами,
Так морем пахнут вечера…

Есть ремесло — не засыпать ночами
И в конуре, прокуренной дотла,
И в конуре, прокуренной дотла,
Метаться зверем, пожимать плечами
И горбиться скалою у стола.
Потом сорваться. В ночь. В мороз.
Чтоб ветер стянул лицо. Чтоб, прошибая лбом
Упорство улиц, здесь сейчас же встретить
Единственную нужную любовь.
А днем смеяться. И, не беспокоясь,
Все отшвырнув, как тягостный мешок,
Легко вскочить на отходящий поезд
И радоваться шумно и смешно.
Прильнуть ночами к звездному оконцу,
И быть несчастным от дурацких снов,
И быть счастливым просто так – от солнца
на снежных елях.
Это – ремесло.
И твердо знать, что жизнь иначе – ересь.
Любить слова. Годами жить без слов.
Быть Моцартом. Убить в себе Сальери
И стать собой. И это – ремесло.