Читать книгу 📗 "Священная война (ЛП) - Хайт Джек"

Юсуф опустился рядом с ней на колени и взял ее ладони в свои.

— Ты сделала все, что могла.

— Нет. Есть еще одно, последнее, что я должна сделать для своего сына. Я должна принести ему отмщение. — Она вцепилась в его руки. — Если ты хоть когда-нибудь любил меня, Юсуф, отомсти за меня. Отомсти за нашего сына. Иди на Мосул. Убей тех, кто отнял у меня дитя. Убей этого ублюдка Изз ад-Дина.

Юсуф отвернулся, не в силах вынести ее горя. В животе у него жгло, а к горлу подкатила желчь.

— Те, кто убил аль-Салиха, понесут кару, — сказал он ей. — Даю тебе слово.

***

Ноябрь 1182 года. Мосул

Длинный участок внушительной стены Мосула, сложенной из песчаника, был объят пламенем, языки которого взметались от зубцов к грозящему дождем небу. Огонь был последним следом горящей нафты, которую защитники вылили на воинов Юсуфа, заставив его отменить приступ. Ветер доносил до Юсуфа смрад горящей плоти. Теперь же до него доносились издевательские выкрики защитников города, которые потешались над его воинами, пока те, хромая, брели обратно в лагерь, неся убитых и раненых. Вскоре к оскорблениям присоединились камни и прочие предметы, метаемые из катапульт. Юсуф сжал кулаки так крепко, что ногти впились в ладони.

Его войско прибыло неделю назад. Юсуф развернул отряды вокруг города и начал обстрел, но с приближением зимы у него не было времени на долгую осаду. Он надеялся, что демонстрация силы ускорит решение халифа в Багдаде. Юсуф отправил ему письмо с просьбой передать ему власть над Мосулом. После сегодняшнего дня он боялся ответа, который мог получить. Юсуф все еще смотрел, как его армия ковыляет обратно в лагерь, когда к нему подскакал Каракуш и спешился. Лицо его было забрызгано кровью, а часть кафтана обгорела. В мозолистых руках он бережно держал сапог.

— Потери? — спросил Юсуф.

— Сотня воинов, плюс-минус. Больше всего досталось людям Убады. Это на них попал огонь. — Каракуш покачал головой. — Это бесполезно, малик. У Изз ад-Дина слишком много воинов, чтобы мы могли взять город штурмом. Они дерутся как дьяволы. Взгляни на это. — Он протянул сапог.

Юсуф осторожно взял его. Сапог был набит гвоздями, некоторые из них торчали наружу. Все они были мокрыми от крови.

— Они швыряют их целыми ведрами из своих проклятых катапульт, — покачивая головой, объяснил Каракуш. — Этот угодил в лицо воину рядом со мной.

Юсуф мгновение изучал сапог, прежде чем отбросить его в сторону.

— Скоро они перестанут, иначе у них кончится вся обувь.

— Тут не до смеха. Боюсь и подумать, что они пришлют нам в следующий раз. — Каракуш почесал бороду. — Наши катапульты почти не оставили вмятин на их стенах, малик, а сырая погода не дает вести подкоп. Прости за прямоту, но мы зря тратим здесь время.

Юсуф знал, что Каракуш говорит от имени всех его воинов, и, без сомнения, еще щадит его, умалчивая о худшем. Он заставил себя улыбнуться.

— Скоро мы будем греться у огня во дворце Мосула, старый друг. Я жду посланника халифа со дня на день. Как только ан-Насир дарует мне власть над Мосулом, Изз ад-Дин будет вынужден признать мое господство и впустить нас в город.

— А если халиф не сделает того, на что ты надеешься?

— Сделает. Я послал ему дары стоимостью в многие тысячи динаров: драгоценный Коран, мускус, янтарные ожерелья, алоэ, иудейский бальзам, сотню луков, семьсот стрел лучшего качества и двадцать коней с прекрасными седлами.

— Изз ад-Дин, без сомнения, тоже послал ему дары.

Юсуф нахмурился.

— Я не могу взять Иерусалим, пока воины Мосула, словно кинжал, занесены у меня за спиной. Даже халиф должен это понимать.

— Иншаллах.

— Мне нужно проведать раненых. Поговори с эмирами, Каракуш. Передай им то, что я сказал тебе.

Когда Юсуф в сопровождении идущего по пятам Сакра начал спускаться с холма, заморосил легкий дождь. Юсуф сделал этого юношу главой своей личной стражи много лет назад, после того как Сакр спас ему жизнь при осаде Александрии, и ему ни разу не пришлось пожалеть об этом решении. Воины звали Сакра «Тенью Саладина», потому что он всегда был рядом с Юсуфом. Они миновали ровные ряды шатров мамлюков и подошли к огромному шатру, раскинувшемуся в центре лагеря. Внутри под потолком висели затененные фонари, тускло освещая десятки раненых. Это была изнанка славы — та, о которой молчат поэты. Раненые сидели тесно, одни стонали от боли, другие молча смотрели перед собой с суровыми лицами. Большинство из этих воинов выживут. У них были неглубокие порезы или небольшие ожоги. Тех, кому досталось сильнее, держали в центре шатра, в отгороженной от остальных части. Юсуф направился сразу туда.

Войдя, он перешагнул через воина, который стискивал руку с отрубленной кистью. Рядом на боку лежал другой, пытаясь удержать вываливающиеся из рваной раны в животе внутренности. Его глаза остекленели, и он что-то бормотал себе под нос.

— Вы славно сражались, — сказал Юсуф воинам. — Аллах вознаградит вас.

Человек с отрубленной рукой кивнул. Другой не подал виду, что услышал. Юсуф прошел вглубь, мимо десятков воинов, получивших страшные ожоги. Одни вцеплялись в свою окровавленную, покрытую волдырями плоть и стонали от боли. У других кожа почернела и обуглилась. Они не издавали ни звука. Юсуф находил для них слова утешения, какие мог. Он остановился у человека, чье лицо превратилось в одну сплошную кровоточащую рану. Рядом с ним на коленях стоял Ибн Джумэй. Лекарь заметил страдальческое выражение на лице Юсуфа.

— Лицо — это не самое страшное, — сказал Ибн Джумэй. — У него сожжены легкие. Надежды нет. Я дал ему настойку мака, чтобы унять боль.

Человек шевельнулся и моргнул. Огонь ослепил его, и он невидяще смотрел прямо перед собой. Он прошептал что-то скрежещущим голосом. Юсуф опустился рядом с ним на колени. Ему пришлось наклонить ухо к самым губам воина, чтобы расслышать.

— Малик.

— Да, воин.

— Помнишь… когда… — Каждое слово было хрипом, от которого лицо воина искажалось болью. — …с тобой… сражались. — Юсуф нахмурился. Он снова вгляделся в лицо воина, но черты его были сожжены огнем. — Телль...Башир...

— Назам. — Воин кивнул. Юсуф взял его за руку. — Я помню, друг.

— Жена. — Назам сделал долгий, судорожный вдох. — Моя жена!

— О ней позаботятся.

Назам откинулся назад с улыбкой на изуродованных губах. Ибн Джумэй дал ему еще ложку маковой настойки, и глаза Назама закрылись. Через мгновение его скрежещущее дыхание прекратилось.

— Малик!

Юсуф обернулся и увидел, как в отгороженную часть шатра входят Убада и Насир ад-Дин. Кольчуга его племянника была красна от крови, а волосы опалены. В свои двадцать четыре, худой и сильный, Убада как никогда походил на своего отца, Джона. Туника Насир ад-Дина тоже была красной, но, похоже, от пролитого вина, а не от крови. Челюсти Юсуфа сжались. Он указал на тунику Насир ад-Дина.

— Как ты смеешь являться ко мне в таком виде? Я надеялся, что в Хомсе ты научишься порядку, но вижу, надежды мои были напрасны. Если бы не любовь, что я питал к твоему дяде, Ширкуху, я бы велел вырвать тебе язык для примера. Вместо этого я заберу твои земли. Ты больше не эмир Хомса.

Щеки Насир ад-Дина вспыхнули алым.

— Но, малик…

— Прочь, или я все-таки велю вырвать тебе язык!

Юноша поклонился и попятился из шатра.

Юсуф повернулся к Убаде.

— А ты! Где ты был? Твое место здесь. Эти люди сражались за тебя. Они умирают за тебя.

Убада брезгливо сморщил нос, глядя на раненых.

— Ну и что? Они мамлюки, купленные и выращенные как рабы. Их долг — умирать.

Юсуф дал ему пощечину.

— Я когда-то был таким же, как ты, племянник, — сказал он, и голос его был остер, как лезвие меча. — Когда я получил свое первое командование, я думал, что смогу заставить людей повиноваться угрозами и побоями. Мне повезло, что они не свернули мне шею. Мой дядя Ширкух научил меня тому, что я сейчас скажу тебе: каждый раз, вступая в бой, ты вверяешь свою жизнь в руки своих воинов. Те, кто тебя презирает, дадут тебе умереть; те, кто уважает, даже любит, отдадут свои жизни, чтобы защитить тебя. Но уважение воинов не завоевать, держась от них в стороне. Ты должен разделять с ними и радости, и горести.