Читать книгу 📗 "Ворон Бури (ЛП) - Кейн Бен"
Пять.
Грохот — крики, треск щитов, вопли — был так оглушителен, что я больше ничего не различал. Время потеряло смысл. Взгляд сузился. Убойная дистанция.
Я увидел, как изменилось выражение лица моего противника, и угадал его движение.
Я нырнул за щит, и мощный удар копья прошел над щитом и головой.
Я вскочил на ноги и ударом сверху расколол топором и шлем, и череп. Раз, — сосчитал я.
Воин позади не сразу отреагировал на смерть товарища, его мышцы, должно быть, сковала валькирия Херфьётур. Но он закричал, когда я отрубил ему правую руку по самое плечо. Он закрутился, все еще скуля, и брызги из обрубка багровой пеленой застлали мне глаза. Я отшвырнул его умбоном щита и ринулся к следующему.
Он видел, как я приближаюсь. Его меч опустился вниз, его сокрушительная мощь была достойна кузнеца. Если бы удар пришелся в цель, моя ключица хрустнула бы, как ветка, кольчуга или нет, но валькирия Мист была со мной. Я увернулся, и его удар прошел на волосок мимо. Лезвие лязгнуло по шлему, так, что зубы клацнули, и, почти потеряв силу, соскользнуло с кольчуги. Перед глазами у меня все двоилось, но я был достаточно близко, чтобы не промахнуться. Короткий, яростный удар топора сбоку почти отсек ему голову. Лицо застыло в полном изумлении, голова свесилась набок, удерживаемая лишь несколькими жилами. Три, — сосчитал я, пока хлестала кровь.
Я закричал, безмолвный вопль из глубины живота, и когда я бросился на следующего мунстерца, тот дрогнул и попытался отступить. Но отступать было некуда. Натиск был слишком силен. Я зацепил бороду топора за верх его щита, рванул вниз, и когда его рука, продетая в ремни, потянула его вперед, я ударил головой. Сталь шлема превратила его нос в кашу, глаза его зажмурились от боли, и он не увидел моего топора. Еще один удар в основание шеи. Еще одна почти отрубленная голова. Еще один труп, падающий на утоптанную, мерзлую траву. Четыре.
Передо мной образовалось небольшое пространство. На другой его стороне стоял еще один мунстерец, юнец, который, казалось, обоссал штаны. Он не двигался; я рискнул взглянуть налево и направо. Там была Торстейн, ее кольчуга забрызгана красным, шлем помят, но она кромсала своего противника в кровавое месиво. Следующий воин, вставший перед ней, тоже выглядел готовым обделаться. С другой стороны от меня Мохнобород все еще был впереди, и перед ним зиял полукруг пустоты — размером с замах топора. Я рассмеялся. Мы сгоним войско Бриана с поля. Люди Лайина увидят наш успех и одержат свою победу.
Не только Один был с нами, решил я, и мой дух воспарил. Валькирии были здесь во всей своей силе, ликуя в хаосе, сея страх в сердцах наших врагов, делая их удары неточными. Векель взывал к ним перед битвой, прося о помощи. И она пришла — от Херфьётур и Мист. Хлёкк и Свейд тоже были здесь, и Скальмёльд, и Рандгнидр, Сигрдрива и другие. Не все их действия будут нам на пользу. В конце концов, они — избирающие павших.
— Углекус пал! — голос Торстейн.
Не в первый раз я подумал, не прочел ли божественный дух мои мысли.
Я не мог посмотреть, потому что Обоссанец все-таки набрался храбрости для атаки. Я позволил ему вонзить копье в мой щит и, пока он пытался его высвободить, отрубил ему правую руку по локоть. Пять, — подумал я. Его пронзительный визг оглушил меня, и я воспользовался моментом, чтобы забросить топор за спину и вырвать копье из щита. Мне это удалось, но времени снова вооружиться не хватило — на меня уже несся другой мунстерец. Этот был ветераном, в кольчуге и с топором, на норманнский манер.
Он сделал то же, что и я с четвертым, зацепив бороду своего топора за верх моего щита. Он потянул, и вместо того, чтобы мешать ему стащить щит, я рванулся вперед, как человек, толкающий застрявшее в грязи колесо телеги. Потеряв равновесие, он попятился. Вместо того чтобы раскроить мне шею, его топор просвистел над моим левым плечом.
Это позволило мне вонзить свой сакс ему в верхнюю часть бедра, как раз там, где кончалась кольчуга. Он вошел легко и глубоко. Когда я вытащил его, воин пошатнулся. Кровь хлынула, но он все еще мог сражаться. Слишком близко, чтобы как следует замахнуться, он ударил меня обухом топора по затылку, раз, другой, третий. У меня снова посыпались звезды из глаз. Еще несколько ударов, и я упаду. Воля к жизни взяла верх. Я снова ткнул вперед саксом, и колол, и колол. Лезвие заскрежетало по кости, и из его горла вырвался нутряной вопль. Его правая рука обмякла и повисла на моем плече, словно он был пьяницей, ищущим опоры, и для верности я пырнул его еще раз, вогнав сакс прямо в пах. Теплая жидкость хлынула мне на руку — доказательство того, что я перерезал там крупный сосуд.
Шесть, — таков был мой счет.
Глаза ветерана остекленели; не думаю, что он, умирая, понимал, где находится. Я задался вопросом, молился ли он Белому Христу перед боем, прося его заступничества, как мы просили наших богов и валькирий. Если и так, то это ему мало помогло.
— Ворон Бури! — голос Торстейн звучал так встревоженно, как я никогда не слышал.
Я повернул голову. Мохнобород с изумлением уставился на копье, торчащее из его правой подмышки. В ужасе мой взгляд проследил за его древком. Мунстерец, державший его, был таким же огромным, а может, и больше Мохноборода. Скривившись, он вогнал копье глубже, и Мохнобород издал ужасный стон. Он попытался поднять топор, но не смог. Копье вошло еще на ладонь в его грудь, и силы покинули его. Безвольные пальцы разжали рукоять топора, и его громадная фигура почти сложилась пополам, когда он рухнул.
Из рядов мунстерцев вырвался звериный рев. Я едва его расслышал. Гнев, раскаленная добела боевая ярость, взорвалась во мне. Засунув сакс в ножны, я выхватил топор. Когда враги ринулись вперед, словно стая голодных волков, я бросился им навстречу. В одиночку. Я сбил первого воина с ног щитом и размозжил грудь другому. Семь. Копье ударило меня в правое плечо, но кольчуга выдержала, и, увернувшись с его острия, я каким-то образом умудрился рубануть обратным хватом его владельцу по лицу. Топор рассек ему нос пополам, пробил глаз и, содрогнувшись, замер в его надбровной кости. Воя, он упал, и я прыгнул в образовавшуюся брешь, думая: восемь.
Ничто меня не остановит. Никто меня не остановит.
Я убью их всех. За Мохноборода.
Я, должно быть, зарубил еще троих мунстерцев, прежде чем, тяжело дыша, когда прямо передо мной не оказалось врага, почувствовал, как чья-то рука схватила меня за левое плечо. Я развернулся, вскидывая топор, и оказался лицом к лицу с Торстейн. Она крепко ударила меня по шлему древком топора.
— ФИНН!
Сознание вернулось. Я сфокусировался.
— Что?
Она проскочила мимо, встретила выпад копья своим щитом и убила его владельца небрежным ударом топора. Мунстерцы замялись, и Торстейн крикнула:
— Наша атака провалилась. Нам нужно отступать!
— Мохнобород…
— …не хотел бы, чтобы ты погиб напрасно! — Снова ее древко затрещало по моему шлему. — Давай!
Я хотел продолжать сражаться, но боевая ярость уходила, как иней под утренним солнцем. Внезапно осознав, что между нами с Торстейн и полусотней мунстерцев нет ничего, кроме нескольких трупов и мимолетного страха, рожденного в их сердцах моим боевым безумием, я позволил ей увести меня назад. Мы медленно двигались, не поворачиваясь спиной, и они, все еще ошеломленные учиненным нами насилием, лишь наблюдали. Вскоре мы присоединились к остальным норманнам, которые вели арьергардный бой. Я огляделся, пытаясь узнать щиты или лица. Я увидел Козлиного Банки и еще нескольких, но многих не хватало.
— Одд Углекус? — спросил я.
— Мертв.
— Имр?
— Не видела. — Торстейн подняла щит, и стрела, звякнув, отскочила от него вправо. — Что с тобой случилось?
— А?
— Если бы кто спросил, я бы сказала, что ты впал в ярость берсерка, как Одд Углекус.
Свистнула стрела, и я поднял щит. Она пробила липовое дерево, и мне пришлось сломать древко, чтобы ее вытащить.
— Может быть, — сказал я. У меня не было времени думать, а что бы это ни было, оно прошло.