Читать книгу 📗 "Священная война (ЛП) - Хайт Джек"

— Мы затеряемся в этих холмах. Это безумие, говорю вам.

— Лучше так, чем сидеть здесь и позволять им утыкать наши задницы перьями, — ответил Джон.

Прозвучал рог, его протяжный зов был приглушен дождем. По всей линии пехота расступилась, открывая проходы для рыцарей. Джон крепче сжал свой шестопер и вонзил шпоры в бока коня.

— Йалла! — крикнул он, вылетая на галопе мимо пехотинцев. Он слышал, как за ним несутся другие рыцари. Копыта их коней не грохотали — они чавкали и шлепали по грязи. Конь Джона достиг склона и начал карабкаться вверх. Животное было по колено в грязи. Впереди Джон не видел ничего, кроме дождя и еще больше грязи. В следующий миг возникли фигуры: люди с луками. Один из них натянул тетиву и прицелился прямо в него. Лучник выстрелил с расстояния не более десяти ярдов. Джон почувствовал удар, словно его ударили кулаком в грудь. Наконечник стрелы пробил его кольчугу и стеганый жилет под ней, застряв в левой стороне груди. Стиснув зубы от боли, он поднял свой шестопер. Он настиг лучника прежде, чем тот успел наложить новую стрелу. Шестопер Джона угодил ему в макушку, раздавив шлем. Джон пронесся мимо, не успев увидеть, как тот упал. Он замахнулся на другого сарацина. Лучник поднял свой лук в тщетной попытке защититься. Шестопер Джона разнес его в щепки и превратил лицо мужчины в кровавое месиво.

Джон остановил коня на вершине склона. Большинство сарацин теперь бежали, скользя и падая, пока неслись вниз по дальнему склону холма. Справа от себя Джон увидел Онфруа, рубившего мечом. Ги подъехал к нему и зарубил лучника. Джон уловил движение краем глаза и развернул коня как раз вовремя, чтобы избежать удара. Клинок сарацина промахнулся и скользнул по боку его коня. Животное заржало и бросилось вниз по дальнему склону. Забыв о боли в груди, Джон изо всех сил пытался удержаться в седле. Затем его конь потерял опору и упал, сбросив его. Он приземлился на спину и начал скользить по мокрому склону. По пути он сбил с ног одного убегающего лучника, а затем другого. Все трое покатились вместе в клубке рук и ног, прежде чем остановиться у самого того места, где ждали сарацинские кони. Джон попытался встать, но поскользнулся и опустился на одно колено как раз перед тем, как над его головой просвистел меч. Он ударил шестопером по колену нападавшего. Сарацин закричал и рухнул на землю.

Джон вскочил и развернулся как раз вовремя, чтобы отбить удар ножа другого сарацина. Он ударил наотмашь, его шестопер с хрустом врезался в лицо мужчины, почти оторвав ему челюсть. Джон услышал позади себя всплеск и снова развернулся. Это был рыцарь, проскакавший мимо на коне. Сражаться было больше не с кем. Сарацинские кони исчезли. Все бежали. Начал звучать рог, призывая христиан обратно в колонну.

Следов коня Джона не было. Он побрел обратно на холм, скользя и падая в грязи. Вскоре грязь была у него в сапогах, даже во рту, и к тому времени, как он снова достиг вершины холма, он был покрыт ею с головы до ног. Он съехал по дальнему склону и прибыл как раз вовремя, чтобы присоединиться к хвосту колонны. Он вошел в Бейт-Нубу вместе с сержантами. Городок состоял не более чем из двух десятков домов, окружавших небольшую крепость. Ричард сидел на коне, приветствуя воинов, которые брели мимо. На сюрко короля среди грязи виднелись яркие брызги крови.

— Отлично, воины! — кричал он проходящим сержантам. — Мы разбили этих ублюдков, заставили их бежать в Иерусалим, поджав хвосты. Джон! Слава Богу! Ги сказал, что видел, как ты упал.

— Я падал.

— Бог пощадил тебя, священник. Он заботится о своих. Шатры уже стоят. Иди внутрь и съешь чего-нибудь горячего. Тебе понадобятся силы; мы идем на Иерусалим, как только этот проклятый дождь закончится!

***

Январь 1192 года. Иерусалим

Юсуф стоял над Яффскими воротами и смотрел, как его воины въезжают внизу. Ночью дождь ослаб и теперь падал мелкой изморосью. Над Иерусалимом опустился холод. Он видел, как дыхание его воинов клубится паром. Их доспехи были забрызганы темной грязью и засохшей кровью. Некоторые держались за раны. Они ехали в молчании, понурив головы.

— Малик, — позвал Аль-Афдаль, приближаясь по стене. Сын Юсуфа был покрыт черной грязью. На его левой щеке виднелся тонкий порез.

— Что случилось? — потребовал ответа Юсуф. — Я послал тебя беспокоить христиан и замедлить их марш, а не вступать в бой.

— Ричард застал нас врасплох. Франки нарушили строй, и их рыцари атаковали. Шел сильный дождь, и мы не видели их, пока они почти не налетели на нас. Я… прости меня, отец.

— Вина моя, Аль-Афдаль. Я должен был сам вести воинов. Позаботься о раненых и выдай людям двойную порцию провизии.

— Слушаюсь, отец. — Аль-Афдаль прикусил губу, прежде чем продолжить. — Среди твоих эмиров идут разговоры. Некоторые считают, что битва за Иерусалим уже проиграна. Они… они планируют покинуть город этой же ночью.

Юсуф вцепился в каменный зубец стены. «Будьте вы прокляты!» Куда они думали идти? Если падет Иерусалим, то следующим будет Дамаск, затем Алеппо.

— Пусть эмиры соберутся во дворце, — сказал он Аль-Афдалю. — Все до единого. Затем займись своими людьми.

Аль-Афдаль поклонился и удалился.

— И сын мой, — окликнул его Юсуф. — Позаботься о своей щеке.

— Слушаюсь, отец.

Юсуф снова повернулся, чтобы смотреть на своих воинов. Последние из них въезжали в ворота. «Аллах, дай мне сил», — прошептал он. Ответа не было. Его никогда не было. Он поднял глаза к серому небу. Неужели Аллах наказывал его за совершенные преступления, за убитых им людей?

Он опустил взгляд. Бесполезно было предаваться таким мыслям. Прошлое осталось в прошлом. Он должен сосредоточиться на том, что может сделать здесь и сейчас. По обе стороны от ворот тысячи людей работали во рву, окружавшем Иерусалим, углубляя его кирками и лопатами. Это была жестоко тяжелая работа на холоде и под дождем. Юсуф использовал франкских рабов и пленных. Над ними мамлюки развешивали на стене воловьи шкуры и тюки с сеном, чтобы смягчить удары осадных машин. Юсуф отправил других людей на поля вокруг города, чтобы засыпать или отравить колодцы на многие мили вокруг. Он подумал о том, что сказал ему Аль-Афдаль. Все это будет напрасно, если его люди дезертируют. Простой народ уже бежал — непрерывный поток беженцев направлялся из восточных ворот. Те, кто остался, спешно заколачивали окна и двери. Из своей комнаты во дворце Юсуф день и ночь слышал стук молотков.

Юсуф надеялся, что мир может спасти город, но начинал верить, что план Джона — лишь мираж. Ричард согласился, но недели шли, пока Львиное Сердце готовил свой поход, а ответа из Рима так и не было. И теперь, скорее всего, было слишком поздно. Если Иерусалим падет, не будет иметь значения, какой ответ даст Папа. Юсуфу следовало принять предложение Конрада о союзе.

— Малик. — Это был Сакр. — Эмиры собрались во дворце.

Дворец находился всего в нескольких минутах ходьбы к югу от Яффских ворот. Он был построен франкскими королями во франкском стиле. Стены были толстыми, окна увенчаны закругленными арками. Но были и некоторые восточные черты. В центре многочисленных дворов, окруженных колоннадами, находились неглубокие бассейны с водой. Уже не в первый раз Юсуф думал, как странно ходить по залам своих врагов. Впервые он попал в этот дворец заложником короля Амальрика. Теперь он правил здесь как король. Но надолго ли?

Почти сотня эмиров ждала его в зале приемов со сводчатым потолком. Они умолкли, когда он вошел. Юсуф прошел сквозь их ряды и повернулся к ним. Он вглядывался в их лица. Там были его сыновья: Аль-Афдаль и Аз-Захир, и младшие — Исхак, Масуд и Якуб. Рядом с ними стояли Каракуш, Эль Маштуб и Сакр. Юсуф знал их с юности. Борода Каракуша теперь была седой, и он облысел. Эль Маштуб так и не оправился полностью после боев у Акры. Он будет хромать до конца своих дней. Даже у Сакра, которого Юсуф все еще считал мальчишкой, теперь в бороде пробивалась седина. Юсуф узнавал и другие лица. Были люди, сражавшиеся за его дядю, Ширкуха. Были люди из Египта, Алеппо и Аль-Джазиры. Многие из них носили шрамы от многочисленных битв на его стороне. Юсуф смотрел от одного к другому, встречая их взгляды. Некоторые выдерживали его взгляд, другие отводили глаза. Юсуф молчал. Он позволил тишине сделать свое дело, позволил тем, кто думал предать его, вариться в собственном чувстве вины. Эту уловку он перенял у своего отца. Некоторые из эмиров начали неловко переминаться с ноги на ногу.