Читать книгу 📗 "Кицунэ - Белянин Андрей Олегович"

– Даже в Японии слышали о такой неизменной традиции русских свадеб. Водки будет столько, что вы сможете наполнить ею бадью фурако! Это наши местные бани. Я распоряжусь, чтобы их доставили прямо сюда. Обряд совместного омовения перед свадьбой не принят у людей, но мы, нэко и кицунэ, смотрим на определённые вещи несколько шире…

Он подставил ладонь под падающий лепесток вишни, дунул на него и улетел на нём же, уносимый ветром своего же дыхания. Мы вновь остались одни. Не знаю, на сколько, потому что очередное появление Нэкоматы могло произойти вообще в любой момент. Видимо, его не учили стучаться и спрашивать разрешения войти. Сетовать на воспитание не имело смысла.

– Что он там говорил про какую-то ба… баню?! – Обернувшись к Мияко, я едва не прикусил язык, кицунэ спокойно раздевалась, аккуратно вешая одежду на ветви сакуры.

– По обычаям нашей страны жених и невеста совершают перед свадьбой ритуальное омовение. Разумеется, каждый у себя дома, но так принято у людей. Животные не видят смысла в пустом и непонятном для них чувстве стыда. В общем, раздевайся, сейчас подадут горячую воду.

Наверное, я существенно изменился в лице, потому что Мияко, на которой оставались лишь белый лифчик с розовыми кружевами и трусики в розовую же полоску, сняла белые носочки и, сдвинув бровки, возмущённо фыркнула.

«Глупый гайдзин, северный варвар, никакой культуры!» – отозвалось у меня в голове. Кажется, теперь и я иногда способен читать её мысли. А что, мне нравится, это даже справедливо…

Я опустил глаза и начал стягивать с плеч коричневый свитер. Потом моё внимание отвлёк тонкий девичий смех, как если бы хрусталики колотого льда падали на тонкое серебряное блюдо. За моей спиной стояли две совершенно юные девочки-японки, от силы лет двенадцать-тринадцать, с едва наливающейся грудью, почти голые, то есть лишь в небольших набедренных повязках, затянутых на бёдрах на манер «стрингов» у борцов сумо.

А рядом с ними высилась пара здоровенных дубовых бадей в половину моего роста. Так вот что значит эта самая баня-фурако. Я и моргнуть не успел, как моя лисичка, целомудренно прикрывшись пышным хвостом, с головой нырнула в горячую, парящую воду.

– Я не полезу.

– Глупости. У тебя своя бадья, у меня своя.

– Всё равно не буду.

– Чего ты стесняешься? Думаешь, я прожила сто двадцать лет и никогда не видела голых мужчин?!

– Дело не в этом… – Я с тоской покосился на хихикающих в кулачок девочек.

– А-а… они отвернутся! Живо исполнять приказ моего господина, ама-тати! [6]

Девочки послушно прикрыли ладошками круглые личики. Я вздохнул, строго зыркнул на Мияко, чтоб отвернулась, и, быстренько стянув джинсы, полез в соседнюю бадью. Не знаю уж, что они там понамешали в воду, но невероятное, волшебное тепло словно проникало сквозь кожу, расслабляя и успокаивая мышцы всего тела. Я никогда в жизни не испытывал подобных ощущений.

Горячий пар был наполнен ароматом кедровой хвои, цитрусовыми маслами, незнакомыми мне цветочными запахами и какими-то экзотическими пряностями. Всё вместе это создавало абсолютно нереальную гамму едва ли не духовного воздействия на физическое тело…

– Господин доволен?

Прежде чем я пришёл в себя, пытаясь вернуться из мира тёплых грёз в японскую реальность, две пары нежных девичьих рук легли мне на плачи. Тонкие, но сильные пальчики начали уверенно массировать мои согревшиеся мышцы. Ох ты ж, чтоб тёмному Кайло Рену повстанцы кайло вставили, раз они тут все со мной такое делают?!

– Мияко-ко-о-а-я!

– Твой визг недостоин самурая, Альёша-сан, – безмятежно откликнулась милая лиса, откидывая на спину волну мокрых волос и даже не оборачиваясь в мою сторону. – Девочки помогут тебе совершить омовение, это тоже наша национальная традиция.

– Да меня потом за педофилию привлекут!

– В их обязанности входит мыть тебя, оказывая всяческое почтение, а не возбуждать.

– Пусть уйдут!

– Господин недоволен нами? – в один голос ахнули обе юные японки. – Мы недостойны! Нам нет прощения! Великий Нэкомата отрубит нам головы, а наши семьи навек будут покрыты позором!

– Мойте, пёс с вами… – хмуро сдался я.

– Аригато! Добрый белый самурай смилостивился над своими ничтожными слугами-и!

В общем, наверное, на полчаса мне не стило больше открывать рот. Просто заткнуться, выключить голову и получать удовольствие. Нет, не такое, о каком все подумали-и! Да ну и в задницу, почему я должен чего-то там придумывать себе в оправдание…

Меня вымыли, вытерли, непривычно зачесали волосы назад, переодели в традиционные одежды: белая рубашка без пуговиц, что-то вроде широкого чёрного кимоно из плотной ткани с шёлковым поясом плюс свободные расклёшенные штаны в полоску. На ноги белые носки и сандалии по размеру. Когда девчушки наконец оставили меня в покое, кицунэ, выйдя из-за полупрозрачной ширмы, разрисованной танцующими аистами, низко поклонилась. Её глаза горели.

– Тебе идут наши одежды.

– Спасибо, ты тоже шикарно выглядишь.

– Это неудивительно, все лисы очень красивы и умеют себя подать. – Она слегка покружилась, демонстрируя белое кимоно до земли, украшенное мелкой розовой вышивкой по краю подола, рукавов и воротника. Её длинные золотистые волосы были уложены в высокую причёску с золотым гребнем, а поверх волос красуется нечто вроде белой косынки или подобия фаты.

Косметика умеренна и идеальна. В руках небольшой кружевной веер, а пышный хвост, не скрываясь, игриво покачивается из стороны в сторону. Я невольно оценил её образ…

– Ты мог бы нарисовать меня, но сейчас нет времени, – печально улыбнулась моя спутница. – После омовения жениха и невесту должны отвести в синтоистский храм. В нашем случае речь идёт о храме «Семи тысяч островов».

– Хм?..

– Ну, если честно, то с точки зрения географии и математики Японии принадлежит шесть тысяч восемьсот пятьдесят два острова. Просто раньше было больше, да и «семь тысяч» – круглая цифра, красивей звучит. Если предки так решили, то кто мы, чтобы с этим спорить?

– Вижу, вы оба готовы, прекрасно. – Демон появился, как всегда, неожиданно, словно кот, которого никто не звал, а он уже тут. – Позвольте вашему верному накодо сопроводить вас в храм?

Я совершенно не собирался куда-либо идти, тем более что в радиусе километра в любую сторону ничего хоть каким-то боком похожего на культовое сооружение заметно не было. Но Мияко молча взяла меня за руку, её маленькие пальчики грели мою ладонь.

Нэкомата холодно кивнул, сделал круговые движения рукой, словно школьный учитель, вытирающий мел с доски, и мир вокруг нас мгновенно изменился. Как изменилось и время.

Теперь мы стояли на каменистом берегу широкого залива, оранжево-розовое солнце едва вставало над горизонтом, окрашивая леса на противоположной стороне в изумруды и золото. А прямо посреди воды высилась странная огромная конструкция, более похожая на японский иероглиф, нарисованный неведомой кистью титана на фоне прозрачного неба красной тушью.

У меня, как у художника, замерло сердце. Ни стен, ни пола, ни потолка, только резные столбы и балки багрово-оранжевого цвета, но как же это всё было восхитительно красиво!

– Дзиндзя храм Ицукусима, одна из самых известных достопримечательностей моей страны, – тихо подтвердила кицунэ, чувствовалось, что и её нежный голосок дрожит от воодушевления. – Стоит на этом месте с пятого века в честь трёх дочерей Сусаноо-но Микото. Разрушался богами и временем, но всегда восстанавливался людьми…

Я недоверчиво покосился на неё, и она сразу же поправилась:

– Нет, вот именно этот отстроен относительно недавно, в тысяча сто шестьдесят восьмом году, из полированного камфорного дерева, не подверженного гниению. Люди могут добраться сюда только во время отлива. Я тоже никогда не была здесь, но мой отец приезжает на остров каждый год, он проводит всю ночь в медитации под звёздным небом и символическими вратами в Вечность.