Читать книгу 📗 "Динамитчик. Самые новые арабские ночи принца Флоризеля - Стивенсон Роберт Льюис"
Тут его охватила дурнота, глаза его закатились, он прижался ко мне, словно ребёнок, повторяя имя какой-то женщины. Вскоре приступ прошёл, и к нему снова вернулся рассудок.
– Мне нужно написать завещание, – встрепенулся он. – Дай-ка мне мой блокнот.
Я протянула ему небольшую книжечку, и он начал что-то торопливо писать карандашом.
– Сделай так, чтобы мой сын не узнал, – бормотал он. – Мой сын Филипп просто какой-то лютый пёс; сделай всё, чтобы он не узнал, что ты со мной расплатилась. – Вдруг он вскричал, закрыв глаза руками: – Боже, я ослеп! – После чего он хрипло прошептал: – Не оставляй меня крабам!
Я поклялась, что останусь с ним, пока бьётся его сердце, и выполнила своё обещание. Я сидела рядом с ним, как совсем недавно с отцом, но какие страшные мысли одолевали меня! Весь долгий день он медленно угасал. Я же боролась с полчищами муравьёв и тучами москитов, ополчившихся на нас. Настала ночь, гул и треск насекомых и прочих тварей многократно усилился, а во мне ещё не было полной уверенности, что он отошёл в мир иной. Наконец его рука, которую я держала в своей, похолодела, и я поняла, что отныне я свободна.
Я взяла у него блокнот и револьвер, твёрдо решив, что лучше погибну, чем сдамся, подхватила корзину и шкатулку с драгоценностями и пошла в северном направлении. Болото буквально звенело от звуков, издаваемых насекомыми и прочими тварями; даже ночью там бурлила жизнь. Я шла на ощупь сквозь этот оглушительный ночной концерт. Ноги скользили, земля уходила из-под ступней. Прикасаясь к краю стены, образованной пышной листвой, я шла вперёд, словно в лабиринте, каждую секунду боясь наткнуться на змею. Окружавшая меня кромешная тьма мешала мне дышать, словно кляп во рту. Никогда в жизни я не испытывала такого страха, как в ту ночь, и никогда мне не было так легко, когда я почувствовала, что тропа идёт вверх, земля под ногами становится твёрже, а впереди забрезжил серебристый свет луны.
Вскоре я вышла из непролазных джунглей, и меня окружили высокие стройные деревья, камни, чистые ото мха и грязи, и ароматы горных цветов, выпаренные солнечным жаром. Моя негритянская кровь позволила мне выйти невредимой из зловонной и гиблой трясины, и теперь передо мной стояла куда более лёгкая задача – пересечь остров, добраться до бухты и сделать всё, чтобы меня приняли на британской яхте. Ночью не было никакой возможности идти по тропе, про которую мне рассказывал отец. Я искала хоть какие-то знакомые ориентиры и тщетно всматривалась в сиявшие надо мной звёзды, когда откуда-то спереди до меня донёсся далёкий хор голосов, певших какую-то песню.
Сама не знаю почему, я пошла в сторону этих звуков и примерно через четверть часа оказалась на краю большой поляны. Её освещали полная луна и пламя костра. Посреди прогалины стояло низенькое строение, увенчанное крестом. Это оказалась часовня, которую, как я слышала, давным-давно осквернили и использовали как капище для обрядов худу. Прямо у входа шевелилась какая-то тёмная масса. Приглядевшись, я увидела сваленных в живую кучу петухов, кроликов и прочую живность, пытавшихся освободиться от стягивавших их пут. Костёр и часовню плотным кольцом окружали стоявшие на коленях африканцы, мужчины и женщины. Они то воздевали руки к небу, словно прося чего-то, то склонялись в глубоких поклонах. Руки и головы вздымались и опадали, как океанские волны, и всё это сопровождалось монотонным пением. Я стояла, словно зачарованная, зная, что жизнь моя висит на волоске, поскольку я стала свидетелем ритуала худу.
Вскоре дверь часовни отворилась, и оттуда вышел высокий, полностью обнажённый негр, неся в руке нож для совершения жертвоприношений. За ним следовала куда более странная и жуткая фигура – госпожа Мендизабаль, тоже нагая, нёсшая в обеих поднятых на уровень лица руках корзину из ивовых прутьев, полную извивавшихся змей. Она остановилась, а выползшие из корзины змеи обвили её руки. При виде этого толпа пришла в движение, пение сделалось громким и ещё более нестройным. Высокий негр улыбнулся и взмахнул рукой. Пение смолкло, и началась вторая часть кровавого обряда. Со всех сторон к часовне ринулись люди; по взмаху руки они остановились и пали ниц перед жрицей и её змеями, после чего начали выкрикивать свои самые непристойные желания. Чаще всего упоминались смерть и болезни, которые накликались на врагов. Некоторые призывали напасти на своих близких, а один из просящих, которому я не сделала ничего плохого, взывал, чтобы беды обрушились на меня. При каждой мольбе высокий негр с улыбкой брал из шевелившейся кучи птицу или зверька, рассекал его ножом, а останки бросал оземь. Наконец, как мне показалось, настала очередь верховной жрицы. Она поставила корзину на ступеньку, вышла в центр круга, пала ниц перед змеями и начала свою речь таким исступлённым голосом, что у меня кровь застыла в жилах.
– О грозная сила, – начала она, – чьё имя мы не произносим, сила, что несть ни добро, ни зло, но ниже их. Ты, что сильнее добра и могущественнее зла, – тебе я всю жизнь поклонялась и служила. Кто обагрял кровью твои алтари? Кто возносил тебе хвалы? Кто танцевал в твою честь? Кто умертвил своё единородное дитя? Я! – вскричала она. – Я, Метамнбогу! Я называю себя именем своим. Я срываю покров. Я совершу обряд или погибну. Услышь меня, болотная муть, грозовая чернь, змеиный яд, услышь иль погуби! Я получу два дара, о бестелесный, о ужас пустоты, два дара или погибну! Кровь моего бледнолицего мужа. Дай мне её, он враг худу, дай мне кровь его! И ещё один дар, о гонитель слепых ветров, о прародитель мёртвых, о корень растленной жизни! Я старею, я дурнею, моё имя на устах, я гонима отовсюду. Позволь слуге своей расстаться с изнурённым телом, позволь своей верховной жрице вновь обрести красу и стать юной девой, желаемой всеми мужами, как и прежде! О властитель и повелитель, поелику прошу я чуда, не явленного с тех пор, как изгнали нас из родной земли, я приготовила жертву, коей ты возрадуешься, – невинное дитя!
Не успела она закончить, как в толпе раздались громкие одобрительные возгласы. Они становились всё громче, пока не переросли в рёв, когда высокий негр, скрывшийся в часовне, не вышел оттуда, неся тело молодой рабыни Коры. На несколько мгновений меня объяла чёрная пелена. Когда я пришла в себя, Кора лежала на ступенях радом со змеями. Над ней возвышалась исполинская фигура негра. Он занёс свой нож, и в эту секунду я закричала что было сил, умоляя их остановиться во имя Господа.
Толпа людоедов в изумлении замерла. Ещё миг – и они сбросили бы оцепенение, вот тогда бы меня ждала неминуемая гибель. Но Господу было угодно спасти меня. Не успели эти изуверы прийти в себя, как в ночи раздался грохот и налетел сильнейший ветер. Во тьме ослепительно сверкнула молния, и в тот же миг на остров обрушилась гроза, а затем торнадо. Я услышала оглушительный треск, и всё вокруг погрузилось в непроглядную мглу.
Когда я очнулась, уже стоял ясный день. На мне не было ни единой царапины, а с деревьев не упало ни веточки. Сперва я подумала, что торнадо мне приснился. Но я ошибалась: оглядевшись вокруг, я поняла, что чудом избежала гибели. Торнадо пронёсся по лесу, не разбирая дороги. Поодаль по обе стороны стояли целые и невредимые деревья. Однако там, где прошёл торнадо, всё было изломано и искорёжено. Стихия не пощадила ничего и никого: ни деревьев, ни животных, ни людей, ни осквернённой часовни, ни почитателей худу.
Идти по следу торнадо было трудно, почти невозможно, поскольку поваленные деревья представляли собой непреодолимую преграду. Однако мне удалось «форсировать» её, хотя это дорого мне стоило, потому как к концу пути я совсем обессилела. Когда я села передохнуть и перекусить (хвала господу, что я взяла с собой корзину с провизией!), мой взгляд, скользивший по высившейся передо мной стене тропического леса, упал на обгорелый ствол дерева. Да, указующий перст Провидения вновь вывел меня на верную дорогу! Приободрившись, я снова отправилась в путь, не чувствуя под собой ног от охватившей меня радости.
