Читать книгу 📗 "Исторический криминальный детектив. Компиляция. Книги 1-58 (СИ) - Шарапов Валерий"

Он смотрел на заметки и думал о том, что все это – просто догадки и косвенные улики, которые проверять крайне тяжело. По крайней мере так, чтобы этого не заметил Шабалин, который в работе-то понимает.

Ладно. Что-то проверить все равно можно.

Подхватив куртку и зонтик, он запер кабинет и отправился к машине, не забыв по дороге посмотреть, кто нынче участковый в нужном районе.

В гаражах всегда кто-то был. Утро, день, вечер – неважно, потому что гаражи – это не просто машины, это социум. Подъехав к открытому боксу, у которого играли в шашки два потрепанных жизнью мужика, Дмитрий мастерски остановил машину, с жутким скрежетом, за который коробка передач потом спасибо не скажет.

«На какие только жертвы не пойдешь».

Выбравшись из машины, Дмитрий поправил клетчатую кепку, которая жутко не шла к спортивному костюму, и подошел к игрокам. Загнусавил, как мог.

– Мужики, это… привет, да. Не поможете? С металлоломом этим беда у меня. Слышал, у вас тут мастер есть, который что угодно починит?

– Ну… – Один из мужиков, худой, в замызганном комбинезоне, глянул на него и пожал плечами. – Это да, вот Ва…

– Сергеем Александровичем кличут, – прервал Дмитрий. – Шабалин фамилия. Говорили, руки золотые…

Мужики заржали одновременно, и второй, который потолще и лысый, протянул Дмитрию бутылку «Жигулевского». Пришлось с благодарностью взять.

– Надурили тебя знатно, – проржавшись, выговорил тощий. – Нет, ты слышал, Слава, у Шабалина руки золотые? Да они у него из задницы растут, к машинам вообще подпускать нельзя.

– Ну? – искренне удивился Дмитрий. Эксперт обычно был так зануден, что казалось, будто он знает и умеет все на свете. – А жигуль его вроде вылизан, мне ж его даже показывали… или и там надурили?

– Там – нет, – сжалился толстый. – Да ты пей, пока дождь снова не ливанул. Машинка у него отличная, так это потому, что Ваня Заречный за ней смотрит. Вот к нему бы тебе, но его сейчас нету, в Крым вчера уехал, и до июля. Не повезло тебе.

– Вот срань, – снова искренне огорчился Дмитрий, который очень хотел бы с тем мастером поговорить. – А этот Заречный, он по какой части? Может, мне его и ждать не стоит?

– А по любой, – ответил тощий. – И по двигателям, и по кузовной… да вот чего далеко ходить, Шабалину твоему зимой багажник выправлял. Машина как новенькая стала, будто только с завода.

– После аварии, что ли?

– Да не, изнутри.

– Изнутри-то как ухитриться надо, чтобы помять? – спросил Дмитрий, сделав глоток пива – холодного, вкусного. Совершенно ненужного, учитывая, что ему сейчас снова за руль. Черт. – Даже и не придумаю так-то.

Тощий пожал плечами.

– Железяки возил, а сложить нормально не мог. Говорю же, руки из задницы. Но бывает.

Дмитрий с философским видом кивнул.

– И правда. Ладно, мужики, спасибо и за совет, и за пиво. Приеду в июле. Бывайте!

«Интересно, и зачем тогда было врать? Не хотел помогать? Может, да только ведь сам-то помогать пришел. Любопытно».

Участковым на участке служил сержант по имени Казимир. Молодой, недавно из учебки, но правильный, горящий. И помочь следователю очень хотел. Дмитрию было даже почти жаль ему врать, но приходилось.

– Поступила информация, что здесь в районе готовится кража. – История должна была быть достаточно простой и при этом достаточно будничной, чтобы о ней не хотелось рассказать. Поэтому Дмитрий нагло стащил ее прямо из оперативных сводок. – Банда из нескольких человек, присматриваются, работают вечерами и в начале ночи. Не слышал?

Участковый помотал головой.

– Нет, товарищ майор. И звоночков таких не поступало, чтобы кто-то чужой. Я ведь первым делом, как на улицы вышел, со всеми бабками передружился, а бабки-то – они такое всегда замечают. Но если ночью, то, конечно, сложнее. Я могу поспрашивать, и тогда…

– Не нужно, – оборвал его Дмитрий. – Я сам. Ты только наводку дай, кто часто вечерами гуляет. Собачники там или просто так. Лучше просто так. Собачники только других собачников видят.

Сержант задумался.

– Ленка Свиридова, ну, эта по аморалке, но могла что-то и заметить. Потом Кирилл Евстигнеев, знаю, потому что посматриваю, – вышел он недавно, но вроде бы перековался и в новых грехах не замечен. Еще…

Записывая имена и фамилии всех этих людей в блокнот, Дмитрий все больше тосковал. Маньяка по природе его деятельности не могло не быть в таком списке, если участковый знал, о чем говорит, а он знал. Не невидимка же…

– О! – воскликнул сержант. – А Сергей Александрович! Он и погулять любит, и на природу выехать. Порой встречаю, общаемся… да вы его знаете, товарищ майор, Шабалин, эксперт. С ним обязательно поговорите. Он-то людей замечает. Порой такие характеристики выдает, диву даешься.

«Да?»

– Знаю, – согласился Дмитрий, улыбаясь. – Поговорю. Ну, спасибо тебе, сержант. Порадовал.

«Знал бы ты, насколько. О-очень любопытно. И что теперь с этим делать?»

Что делать – было понятно: плотно заняться Шабалиным, чтобы или развить версии, или исключить его из них. Оставался вопрос как. Потому что если… если он и правда в центре этой картины, то спугнуть его нельзя. Значит, ни слежки – впрочем, на нее в любом случае никто не даст санкцию на основании таких, с позволения сказать, улик, – ни опросов соседей… А что тогда?

На этот вопрос Дмитрий пытался ответить всю дорогу до управления и так и не ответил. А все, что приходило на ум, так или иначе решалось через Ольгу. С которой надо было начинать говорить. Нормально.

В приемном отделении больницы на кушетке, стоявшей в просторном тамбуре, сидела женщина и выражала мимикой и жестами, что ей плохо, очень плохо, совсем плохо, что врачи – коновалы, а она сейчас отойдет в лучший из миров. Дмитрий знал такой типаж людей – томный взгляд умирающего лебедя, картинные жесты, склонность мгновенно срываться на крик, а то и на визг.

Опасливо обойдя ее по широкой дуге, Дмитрий постучал в окошечко регистратуры, где выяснилось, что профессора-бродягу определили в кардиологию, потому что наблюдались данные к предынфарктному состоянию. Миновав лестницы, суровых санитарок и скучающих пациентов, Дмитрий обнаружил профессора мирно спящим в третьей палате. Вымытый, подстриженный и одетый в больничную пижаму, бродяга в самом деле походил на доктора наук.

– Евстахий Аристархович, – мягко потормошил его Дмитрий. – Добрый день.

Бомж-профессор проснулся, просиял беззубой улыбкой и принялся вещать. Его не надо было спрашивать, Евстахий Аристархович говорил сам. Он вещал о том, как, будучи юным, упрямым и целеустремленным, забирался все выше и выше на научные вершины, преодолевая зависть коллег, собственные страхи. Как женился на собственной студентке, свежей двадцатилетней деревенщине. Девочка из деревни быстро освоилась в городе и с присущей ей практичностью потребовала переписать квартиру на нее. А потом, незаметно для себя, Евстахий Аристархович оказался в промышленной зоне Дальприбора. Без паспорта, денег, квартиры и почему-то без работы. Самым простым решением показалось запить. И он запил. Так, как это умела делать только русская интеллигенция, – без пощады к себе, пропивая последнее. В редкие проблески сознания Евстахий работал на чужих огородах, помогал с ремонтом дачных домиков, мыл полы в местной аптеке, любовался заброшенной кирхой.

– Удивительно красивое место, Дмитрий Владимирович. Неоготика, устрашающе величественные башни, высокие и узкие. Остатки витражей. Особенно впечатляет изображение Девы Марии с алой розой на груди. Шипы впились в белую шею и по ризам стекает кровь. Когда я глядел на нее, казалось, смогу снова взлететь. Не смог.

Дмитрий только кивал, слушая. Все это расследование напоминало жизнь Евстахия – взлет и провал, суета сует, которая грозила закончиться госпиталем.

Но рассказ доктора наук навел Дмитрия на мысли. Почему-то никто не думал о серийных убийцах с бытовой точки зрения. Человек сходил на работу, поработал, устал, но пошел не домой, откисать в ванне, а кого-то убивать. В темное, страдающее Средневековье такое назвали бы одержимостью. Сейчас называли манией, но суть оставалась та же. Болезненное психическое состояние с сосредоточением сознания и чувства на какой-нибудь одной идее, с резкими переходами от возбуждения к подавленности. Судя по всему, на данный момент убийца был возбужден и подавленности в обозримом будущем не предвиделось. Страсть и безумие, полное и всеобъемлющее подчинение разума человека чему-то, какой-либо мысли или желанию, покорность своему внутреннему демону. Который, подлец этакий, нашептывает, подталкивает, придает сил. И наплевать, что демон – это ты сам.