Читать книгу 📗 "Карамельные дюны - Егорова Алина"
И все же он выбрал Альмиру. Не важно, что потом наскучат ее восторги и станет раздражать элементарная глупость, главное, что сейчас он наслаждается клубничным сиропом ее лести. Как долго продлится это блаженство — неделю, месяц, год, а может, уже завтра все надоест, — Сергей думать не хотел. В настоящее время ему хорошо, и этого было достаточно. Жизнь одна, и надо прожить ее счастливо, не оглядываясь, что будет завтра, потому что до него можно и не дожить.
Альмире Гадушкиной долго не везло в любви. И не только в ней. Полоса неудач началась еще до ее рождения: отец не повелся на уловку матери — вместо того чтобы предложить руку и сердце беременной подруге, навсегда скрылся с горизонта. Завидным женихом он отнюдь не был — незамужняя Нина, перешагнувшая тридцатилетний рубеж, видела в своем поклоннике последний шанс. Родившуюся дочку она назвала бурятским именем, надеясь, что отец все же объявится и, растрогавшись вниманием к собственной национальности, захочет создать с ними семью. Но бурят так и не объявился. Альмира уродилась в отца, походила на него как внешне — низкорослая, коренастая, с круглым, словно блин, лицом, — так и характером — практичная, самовлюбленная, ленивая, но ради собственной выгоды готовая на все.
В букете «подарков судьбы» роскошной розой цвела ее фамилия — Гадушкина. Альмира ее всегда стеснялась и, когда требовалось назвать вслух, говорила очень тихо. Часто ее переспрашивали, горланя на всю округу: «Как вы сказали? Гадушкина?!» Обычно произносили с обидным ударением на первую гласную. Альмира густо краснела и поправляла надломленным от досады голосом. Нина Яковлевна любила рассказывать ею самой придуманную, успокоительную легенду о том, что изначально их род носил фамилию «Кадушкиных», а вследствие невнимательности какой-то паспортистки появилась буква «г» и сделала фамилию неблагозвучной.
Нина Яковлевна, памятуя, как самой было сложно выйти замуж, уже с юности наставляла дочь, чтобы та носом не вертела и женихами не разбрасывалась. «Отсутствие красоты следует компенсировать тщательным уходом за собой. К сожалению, одеть тебя в модные вещи у меня возможности нет. Но можно одеваться просто и выглядеть привлекательно». Альмира внимательно слушала и следовала материнским советам. Она носила короткие юбки и обтягивающие кофты. Получалось не скромно и не эстетично, но завлекательно: частично обнаженное тело, пусть даже с лишними килограммами, пробуждало природные инстинкты у лиц противоположного пола. Поклонники не заставили себя ждать: уже с шестнадцати лет к Альмире исправно ходили молодые люди, но ни один из них надолго не задерживался. К двадцати годам девушке захотелось большой любви, которой до сих пор так и не случилось. Она с завистью смотрела на романы подруг, которым нежные влюбленные дарили букеты роз и писали волнительные стихи. Ей доставались цветы лишь дважды: в первый раз, когда Нина Яковлевна об этом напомнила появившемуся в их доме незадачливому ухажеру, второй — по просьбе самой Альмиры. В двадцать два года девушка в придачу к любви стала претендовать на материальный достаток. Можно и без любви, но чтобы жених был богат. Такого не нашлось, отчего Альмира очень страдала, и к двадцати пяти годам она утвердилась в мысли, что жизнь не удалась и все мужчины — сволочи. Мать подливала масла в огонь. Ей очень не нравилось, что дочь до сих пор не вышла замуж и продолжает жить в их тесной квартирке.
Альмира больше не надеялась ни на любовь, ни на деньги. Она взяла на вооружение принцип «С паршивой овцы хоть клок шерсти» и пыталась охмурить любого мужчину, с которого можно было что-либо стрясти. Девушка наряжалась, старательно делала прическу и макияж. На работе улыбалась всем лицам мужского пола и не упускала случая для кокетства, В родной корпорации среди тех, кто ее плохо знал, Альмира прослыла милым, очаровательным созданием, кто имел несчастье узнать ее лучше — небезосновательно считали хитрозадой щучкой.
В Сергее она сразу увидела выгодную партию. Каким-то седьмым чувством вкупе с богатым опытом ветерана любовных передряг Альмира определила: здесь можно урвать нечто значительно большее, чем пару походов в кафе. Сергей не был похож ни на одного из тех мужчин, которые составляли длинный список ее любовных неудач. Он отличался романтичностью и своеобразным отношением к любви. Говорил искренне и чувственно, обволакивал трепетным взглядом внимательных светлых глаз. Казалось, перед ней не взрослый мужчина, а шестнадцатилетний юноша, воспринимающий любовь с большой буквы и готовый не задумываясь ради избранницы отдать жизнь. Последнее, впрочем, было только видимостью — Сергей слишком дорожил своей драгоценной жизнью, чтобы ею разбрасываться.
Майя
Майя по обыкновению трудилась, как пчелка, правда, без вдохновения. После закрытия ее основной программы Алик поручил ей более выгодный и полезный, по его мнению, проект. Идея заключалась в следующем. В городе постоянно проходят различные семинары, выставки, симпозиумы и прочие мероприятия, устраиваемые фирмами-производителями или их дилерами. Конечная цель этих сборищ — представить свою продукцию в самом выгодном свете. Пресса, то есть «Звездная пыль», обеспечит городскую трансляцию с места событий. В итоге фирмы-участники смогут заявить о себе, что послужит для них хорошей рекламой, а радиостанция, в свою очередь, на этом заработает. То, что такие передачи абсолютно не интересны широкой аудитории и стоит несколько раз выйти с ними в эфир, как рейтинг радиостанции резко пойдет на снижение, Алика не волновало, — идея принадлежала ему, и он не желал от нее отступаться.
На днях ожидалась конференция, посвященная новинкам на рынке оргтехники. Майя оттягивала момент подготовки к репортажу — принималась за другие дела, лишь бы подольше не браться за скучное и губительное для радиостанции предприятие. Плохое владение материалом лишь усиливало нежелание заниматься подготовкой к конференции.
Майя взглянула на часы: полчетвертого — вскоре должен прийти представитель фирмы — организатора конференции. О чем с ним говорить — ведущая не задумывалась. Она решила действовать по обстановке — все равно тема не ее, так что готовься не готовься, а беседа содержательнее не станет. Она с чистой совестью продолжала редактировать тексты воскресной развлекательной передачи, пока не зазвонил телефон и секретарь не оповестила о прибытии посетителя, вернее, посетительницы.
С первого взгляда Майя ее не узнала: Сонка не слишком сильно изменилась, просто Снегирева меньше всего ожидала увидеть сейчас свою сокурсницу. В качестве гостя ей представлялся занудный молодой человек в очках, страшно гордящийся своим местом работы и должностью какого-нибудь менеджера.
Сонка. Именно так звали ее в университете. На «Соню» первокурсница с пшеничными локонами обижалась, так как считала это не ласковым сокращением своего имени, а обидной характеристикой человека, любящего дрыхнуть до обеда. Повзрослев, Соната смирилась с желанием окружающих называть ее Соней и даже полюбила это имя, но друзья и знакомые уже привыкли к «твердому» варианту и продолжали называть ее Соной или Сонкой.
— Сколько же мы не виделись? Года четыре, наверное, уже прошло, — рассеянно произнесла Майя. — Надо бы всю группу собрать, а то совсем потеряем связь друг с дружкой.
— Да, было бы замечательно устроить вечеринку. Я недавно в Прибалтику ездила, с одноклассниками встречалась. Все так изменились! Но до чего приятно находиться среди тех, кто помнит тебя с косичками! Осталось ощущение, будто в детстве побывала.
Майя слушала сокурсницу, и ей самой вдруг захотелось увидеть друзей юности и любимых учителей, пройтись по школьным коридорам и посидеть за партой.
— Я его едва узнала: Леся стал солидным и каким-то скованным, но вот глаза остались такими же умопомрачительными, как и прежде, — делилась сокровенным Соната. Все эти годы она трепетно хранила в сердце свою первую любовь, и сейчас ей хотелось о ней говорить, чтобы вновь пережить нежное чувство. — Был восхитительный майский вечер. Мы стояли в дюнах одни, а внизу тянулся уходящий вдаль пляж и шептало волнами бесконечное море. Оно было таким спокойным, и мне захотелось коснуться воды. Я бежала по кромке, и летели брызги, ложась на платье, Леся немного отставал. Как он потом признался, ему нравилось смотреть на меня сзади. И спереди тоже. Потом мы любовались утопающим в волнах оранжевым солнцем и целовались. До сих пор помню соленый вкус его губ. Леся был очень нежным, он обволакивал меня теплым взглядом своих необыкновенных зеленых глаз. На следующий день мы снова пришли на побережье. Леся протянул мне цветы. Это были тигровые лилии. А я подарила ему брелок — плюшевого зайца с пластиковым сердцем, приколотым к клетчатой рубашке. Леся его повесил на свой рюкзак и носил все лето, а потом потерял. И мне тогда казалось, что вместе с ним он потерял любовь.
