Читать книгу 📗 "Не упусти - Лено Катрина"

И Здешний, по-видимому, так себя рассмешил, что стал на несколько размеров больше и на несколько оттенков темнее, засмеявшись. Его тело странно задергалось, напоминая что‐то среднее между припадком и дрожью.

Сорока хотела, чтобы прогулка была не такой долгой, поэтому волшебный мир перенес ее на порог.

Точно. Так что, возможно, Здешний был прав. Ей действительно нужно быть осторожнее в желаниях.

Она открыла ворота и вошла в город. Поскольку ее первый визит по-прежнему был туманом в памяти, а во второй визит с Клэр Сороке не удалось ничего исследовать, то это было почти как в первый раз. Она поставила себе задачу внимательно все изучить: как все выглядело. как пахло (как сахарная вата и карамельные яблоки), как все ощущалось (она опустилась на колени и коснулась пальцем бетона тротуара; по сути, это был тот же бетон, что и в Дали, за исключением того, что этот казался более пружинистым, более щадящим).

Сначала она пошла в школу.

Прогулка должна была занять минут десять‐пятнадцать, но ей это удалось уложиться всего в несколько секунд.

Трудно сказать, как это произошло. Сорока стояла перед одной из двух заправок города, и вот один шаг привел ее к средней школе, а следующий переместил к старшей. Словно сон, где время и пространство меняются в мгновение ока, и это кажется совершенно нормальным. Только потом ты осознаешь, что это было невозможно.

Если раньше и были какие-то сомнения, что Близкий – это точная копия Далекого, то они рассеялись, когда Сорока распахнула переднюю дверь школы и вошла внутрь. Коридоры пустовали, но если бы она захотела, если бы постояла и подумала об этом, то услышала бы, как идут занятия. Далекие голоса выкрикивали ответы на вопросы, на бумаге скрипели карандаши и ручки.

И вот кто-то идет к ней. Кто это? Элизабет? Да, так и было – она шла, прижимая к груди стопку учебников, и увидев Сороку, расплылась в широкой улыбке.

– Привет, малышка! – сказала она.

Маргарет чуть не обернулась. Сила привычки: она считала, что никто никогда не будет с ней здороваться, никто никогда не станет с ней разговаривать, особенно друзья Эллисон.

Но это было не в Далеком. И Сороку здесь не травили.

Но все-таки ощущения были несколько странными… Она улыбнулась в ответ и заставила себя заговорить:

– Привет, Элизабет.

– Прекрасный день, не правда ли? – спросила Элизабет. По-прежнему улыбаясь, по-прежнему радуясь Сороке.

– Угу.

– Тебе надо отсюда куда-нибудь свалить. Сходить в торговый центр или еще куда-нибудь. Если хочешь, я пойду с тобой!

– А, нет. Нет, все нормально. Лучше остаться здесь, – сказала Сорока.

– Как хочешь!

На мгновение, всего на долю секунды, по лицу Элизабет пробежала тень. Она была девушкой, но при этом чем‐то еще. Чем-то невозможным, которое могло менять форму и превращаться во что‐то другое.

Но потом она снова стала просто девушкой. Элизабет улыбнулась. Бесконечно улыбаясь, он ушла по коридору.

Сорока обернулась.

Здешний по-прежнему был там. Или он ушел и вернулся? Или был в двух местах сразу? Или в трех-четырех?

– Ты все это время был здесь?

– Да.

– Вот прямо здесь? Все это время?

– Здесь и в других местах.

Сорока закатила глаза. Она вышла из школы, пошла по одной улице, потом по другой; бесцельно бродила, дав ногам волю.

И, возможно, потому что люди – рабы привычки, через десять минут она оказалась в начале Пайн-стрит. Ее улицы. А там, всего через несколько домов, был ее дом.

Точнее – идеальный вариант дома: со свежескошенной лужайкой, без коричневых пятен и ползучих сорняков, с распахнутыми настежь окнами, в которые лил солнечный свет, а на подъездной дорожке стояли три чистые блестящие машины.

Три автомобиля.

Семейный фургон матери и грузовик отца.

А значит, в этом мире она решила стереть то, что произошло. Вернула отца и очистила последние полгода от отголосков его рокового греха. В этом мире ее родители не разводились, потому что отец не изменял матери с ее единственной сестрой. В этом мире их приглашали на рождественский ужин. В этом мире бабушка с дедушкой по воскресеньям брали ее с собой на завтрак и, когда она уходила, клали ей в карман пятидолларовые купюры.

И третий автомобиль.

В этом мире Эрин не ушла, потому что Энн-Мэри больше не пила. В этом мире их идеальная полная семья так и жила в своем маленьком доме. В подвале – в спальне Эрин – горел свет. Сорока перешла лужайку и распахнула входную дверь, прежде чем поняла, что это безумие.

Родители смотрели телевизор в гостиной.

Все было чисто, аккуратно, дома недавно пропылесосили и вытерли пыль. Кухня слева была безупречно чистой. Подставку, полную чистой посуды, поставили на стол, чтобы та высохла. Пахло дезинфицирующим спреем, которым пользовалась мать, – Fabuloso. Справа был коридор, что вел к ее комнате и спальне родителей. А еще правее – лестница, которая вела, туда, где все еще жила ее сестра.

– Милая! – позвала Энн-Мэри с дивана. Она вытянула руки назад над спинкой и не глядя потянулась к дочке.

Сорока зашевелилась.

Она окунулась в объятия матери, и Энн-Мэри неловко обняла ее, смеясь над тем, как сильно ей пришлось выгнуть руки.

Габриэль Льюис протянул руку назад и сжал запястье дочери.

– Ужин в духовке, Сорока, – сказал он. И как только он об этом упомянул, она почувствовала запах лазаньи – ее любимой, с плавящимся сыром и горячими овощами, наполнявшими дом аппетитным ароматом.

Мать отпустила Маргарет, и Сорока с осторожностью, словно слова могли разбиться, спросила:

– Эрин дома?

– Она внизу, милая. Скажи ей, что ужин почти готов, хорошо? – попросила Энн-Мэри.

Сорока подошла к лестнице и посмотрела вниз, на подвал. Она знала, что эта сестра не будет похожа на ее реальную сестру – на сестру, которой нужно было заплатить, чтобы та взяла Сороку в кино, на сестру, которая оставила Сороку на пороге, не научив ее заботиться о себе.

Эта Эрин была бы идеальна, эта Эрин из драгоценного воображения Сороки, старшая сестра, которая ждала, надеялась и хотела любить младшую сестренку, заботиться о ней и проводить с ней время.

Эта Эрин не ушла.

Сорока остановилась на верхней ступеньке лестницы.

Она оглядела гостиную и поняла, что Здешнего тут нет. Неужели он остался снаружи? Разве он не заходил за ней в дом?

Она бросила взгляд на своих родителей – улыбавшихся, довольных, смотревших телевизор. Отец заметил, что она наблюдает, и подмигнул ей. По его лицу пробежала быстрая тень.

Но нет – это все еще отец. Сорока спустилась.

Дверь в спальню Эрин была открыта.

Маргарет увидела ее – свою любимую, идеальную и нужную сестру, которая лежала поперек кровати, согнув ноги в коленках и скрестив в лодыжках. Она читала книгу, но, когда заметила в дверях Сороку, захлопнула ее и улыбнулась. Эта улыбка осветила лицо Эрин. Она была так рада видеть сестру, что вся комната стала светлее.

– Господи, где же ты была? – спросила Эрин. Она перевернулась на кровати, свесила ноги и замахала ими взад-вперед. – Я прождала тебя весь день. Хотела пойти с тобой поплавать.

И Сорока тоже сильно этого захотела – больше, чем когда-либо в жизни захотела пойти поплавать с сестрой, чтобы они вдруг оказались там, на заднем дворе, в бассейне, в купальниках и с пучками на голове. Эрин с бирюзовым пончиком вокруг талии, а Сорока на своей пицце, с руками, опущенными в воду. Солнцем ярко светит, и они не обращают внимания на мать, которая зовет их на ужин.

– Пусть подождет минутку, – сказала Эрин, подплывая к сестре и выливая холодную воду из ладошки ей на живот. – А ты не можешь остаться здесь навсегда?

И она могла, могла, могла.

Сорока закинула руки за голову и поплыла вдоль бассейна, Эрин прыгала рядом, источник бесконечной энергии, пока наконец не поднырнула и не сбросила Сороку с матраса.

– Мне скучно, – сказала она. – Давай сыграем в игру.

– Какую? – спросила Сорока.