Читать книгу 📗 "Не упусти - Лено Катрина"

– Что, мам? – рявкнула Сорока. – Чего тебе надо?

Энн-Мэри была огорошена. Она подняла руку к груди и открыла рот, но не придумала, что сказать.

– Иди спать, – продолжила Маргарет. – Возьми с собой выпивку. Делай, что хочешь. Просто оставь меня в покое.

– Ты с кем-то разговаривала? – нерешительно спросила Энн-Мэри, заглядывая за спину Сороки на кухню, как будто там что-то скрывалось.

– Я разговаривала сама с собой, ясно? Может, если бы ты была рядом последние полгода, то я бы разговаривала с тобой и не пришлось бы изобретать сукиного воображаемого друга!

Слово «сукин», произносимое в присутствии матери, имеет странную манеру раздуваться. Каждая буква превращается в шарик, и пять таких шариков поднимаются до потолка, раздуваясь все больше и высасывая весь воздух из комнаты.

Хотя Энн-Мэри на этот раз казалась не такой огорошенной, будто уже ступила на опасную территорию. Быстрый взгляд на раковину подсказал Сороке, что Здешний ушел, и она осталась одна.

Ну и пусть. Она привыкла быть сама по себе.

Маргарет попыталась протиснуться мимо Энн-Мэри, но мать быстро преградила ей путь.

– Отойди, – сказал Сорока.

– Больше никогда…

– ОТОЙДИ НА ФИГ!

И тут же последовало движение руки, такое быстрое, что превратилось в размытое пятно телесного цвета.

Энн-Мэри ударила Сороку по лицу.

Сильно.

Девочка пошатываясь сделала шаг назад и поднесла руку к щеке. Ей потребовалось несколько ударов сердца, чтобы унять боль. Тепло прилило к лицу, к обжигающему следу, от которого брызнули слезы, скорее, удивления, чем чего-то другого.

Энн-Мэри снова начала:

– Никогда больше так со мной не разговаривай, поняла? Мне плевать, через что ты прошла и на что, по-твоему, имеешь право. Ты все еще моя дочь, а я – твоя мать, и ты будешь меня уважать так, как я того заслуживаю. Ты меня поняла?

Сорока моргнула. И пока глаза были закрыты, увидела, как у сестры из Близи раскрывалась челюсть. Она увидела выражение лица мистера Джеймса в тот самый момент, когда он понял, что сейчас случится. Видела, как на солнце блестит слюна, скопившаяся на чудовищных зубах сестры.

Она могла бы сделать это снова.

Могла бы привести настоящую версию своей матери в садовый сарай.

Могла позвать Эрин на холм и скормить свою мать ее собственной дочке.

Разве это не вариант?

Но вместо этого Сорока сделала глубокий вдох, медленно выдохнула и сказала:

– Мне пора. Прости.

Но Энн-Мэри не двинулась с места:

– Ты слышала, что я только что сказала?

– Мне пора уходить, – повторила Сорока.

– Вы не покинете этот дом, пока не начнете со мной считаться, юная леди, – сказала Энн-Мэри.

Сорока на секунду задержала взгляд на матери.

Лицо Энн-Мэри было таким же красным, какой Маргарет представляла свою собственную щеку. Глаза матери были широко раскрытые и дикие, в них соединились власть и страх. Казалось, что она или вот-вот снова ударит Сороку, или развернется и убежит. Казалось, она выбирает между двумя вариантами.

– Ты хоть понимаешь, что я могу сказать папе, что ты меня ударила, и он приедет за мной через десять минут? С чего ты решила, что я буду с тобой всегда? Ты останешься совсем одна.

– Я едва тебя ударила, – сказала Энн-Мэри, но ее голос на тон понизился, и теперь она была напугана.

– Пожалуйста, отойди, – ответила Сорока. – Мне кое-куда надо.

На этот раз мать сделала шаг в сторону. Маргарет оттолкнула ее с такой силой, что Энн-Мэри отбросило назад. Она ударилась плечом о дверной косяк, и Сорока лениво подумала, было ли ей от этого больно. Водка имела такой эффект – она притупляла боль. Порой она делала трудное простым, а необходимое – выполнимым.

Но Сороке не нужна была помощь.

Неуверенность, которую она испытывала, пока вела мистера Джеймса в Близкий, пропала.

Сорока решила, что будет действовать, и будет. Ей не нужна водка. Ей ничего не нужно.

Разве что маленькая серебряная ручка.

Сорока проделала долгий путь к дому Клэр и приехала к ней почти через час после того, как покинула свой дом.

К этому времени желудок уже болезненно урчал, и она обрадовалась, что добралась до подъездной дорожки у дома Клэр как раз тогда, когда с нее съезжал разносчик пиццы. Клэр даже не успела закрыть входную дверь. Увидев Сороку, она завизжала и запрыгала, чуть не уронив четыре коробки, которые держала в руках. К счастью для Клэр, позади нее появился Джереми и смеясь освободил ее от пиццы.

Здешний, который до этого момента был не больше мухи, надоедливо жужжащей над ухом Маргарет, внезапно стал размером со льва и преградило путь в дом.

– Отойди, – прошипела Сорока.

– Так что ты задумала? И почему я тебя больше не слышу?

Похоже, он беспокоился. Это хорошо.

Пускай волнуется.

Пускай весь город волнуется.

Если бы все знали, что их ждет, они бы испугались.

– Отойди, – повторила Сорока, и на этот раз в ее голосе было что-то такое, что превратило льва в котенка размером не больше футбольного мяча, который калачиком свернулся на траве.

Сорока подавила желание пнуть его ногой.

– Мэгс, алло-о-о, тебе нужно письменное приглашение? – позвала ее Клэр к входной двери.

Маргарет не стала пинать воображаемого кота.

Она изобразила на лице улыбку и подскочила к Клэр, позволив себя обнять и даже, хотя это шло вразрез с ее теперешним характером, обняла в ответ.

– Я боялась, что ты не придешь, – сказала Клэр отстраняясь. – Ты так и не отвечаешь на сообщения и…

Клэр нервно глянула на дом, в котором Джереми исчез вместе с пиццами. Она потянулась назад и закрыла дверь, чтобы они остались на крыльце одни.

– Прости. За то, что я вчера сказала. Я была полной сволочью.

Сороке потребовалось время, чтобы припомнить. С тех пор многое случилось.

Но потом она вспомнила, что сказала Клэр:

«Нам там не надо сосать член Брэндона».

В тот момент ее задела легкость, с которой Клэр пошутила. Она даже не поняла, что сказала и что это значило. Тогда было больно, но сейчас…

– А, это, – ответила Сорока. – Честно говоря, я об этом даже не думала.

– Знаю, это было бесчувственно и грубо… Ты просто встала и ушла, а потом не ответила ни на одно мое сообщение…

– Странная выдалась неделя. Я совсем забегалась.

– Лучше бы я промолчала. Прости.

– Все хорошо, – ответила Сорока. Она старалась приободрить Клэр, и ей показалось, что у нее это, в общем-то, получилось.

Клэр заметно расслабилась, глубоко вздохнула и улыбнулась:

– Ладно. Мир?

– Мир. Пока ты не станешь настаивать, чтобы я пошла на вечеринку, – пошутила Сорока.

– Будет весело!

– Поверю, когда увижу. Пойдем в дом – я умираю с голоду.

Маргарет обнаружила, что в гостиной у Клэр было людно: Люк с Брианной уже копались в пицце, Джереми с Беном спорили, перекрикивая стереосистему, а Тедди показывал кукольное представление из кукол-варежек для мягких игрушек, которыми был завален диван. Сорока помахала всем рукой, положила себе на бумажную тарелку два ломтика грибной пиццы и пошла есть ее за стойку.

– Обалдеть, девчуля. Никогда не видела, чтобы ты так много ела, – одобрительно сказала Брианна.

– Она знает, что это лучшая стратегия перед игрой, – вмешался Люк. – Чем больше съешь сейчас, тем больше сможешь вы-ы-ы-пить.

– Ребята, на выпивку отмена, – сказала Клэр, материализуясь рядом с ними. – Мама наверху. Кстати, о втором этаже – Тедди, проваливай!

– Я думала, тебя зовут Ринго, – сказала Брианна.

Тедди пожал плечами, нагреб внушительную кучу кукол-варежек и мягких игрушек и исчез в направлении лестницы.

– Мэгс, – сказал Бен, слегка коснувшись ее руки, и встал рядом. – Привет. Я не знал, придешь ли ты.

Сорока с набитым пиццей ртом в ответ пожала плечами и обвела рукой комнату, словно говоря: «Ну вот и я!»