Читать книгу 📗 "Метод инспектора Авраама - Мишани Дрор"

Авни терпеливо дождался, когда Авраам закончит читать третье письмо, и сказал ему:

– Я кое-где изменил выражения. Но это те самые письма, которые я послал.

Инспектор посмотрел на него, и Зеев снова не смог проникнуть в выражение его глаз. Он увидел в них ужас, но, возможно, это и было то, что ему хотелось увидеть.

– Вы написали их от имени Офера? – тихо спросил Авраам.

– Да, – ответил учитель.

– Зачем вы это сделали? – Этот вопрос инспектор задал более торопливо, чем другие, и впервые за все время их разговора Зеев почувствовал, что Авраам действительно хочет знать, что творится у него внутри.

– Это длинная история. И я принес это, чтобы рассказать вам о ней.

– Через минуту сможете рассказать. Но сперва скажите, куда вы их послали. Тоже в полицию?

Неужели инспектор не знал? Или он снова хотел проверить его правдивость? Ведь быть того не может, что он видит эти письма впервые в жизни! И вдруг Авни ужаснула мысль: а что, если письма не достигли своего адресата?! Если кто-то вытащил их из почтового ящика, опередив Рафаэля и Хану Шараби? Зеев подавил в себе крик, предназначавшийся лишь для ушей Михали. Если письма достигли адресата, а Авраам видит их впервые, то как же опрометчиво это было – бежать сюда на исповедь! Но это нелогично. Родители Офера, конечно же, передали письма другому менту из этой бригады, а тот, не сообщив Аврааму, поспешил выбросить их в мусорку.

– Я послал их родителям Офера, – сказал Зеев. – То есть всунул их к ним в почтовый ящик.

– Когда это было? – спросил Авраам.

– Первое – примерно две недели назад, второе – в ту же неделю, а третье – на прошлой неделе.

Полицейский взял письма и вышел из кабинета. На этот раз он не возвращался очень долго.

Вернувшись в кабинет, Авраам попросил Авни пройти с ним в другую комнату, похожую на следственную камеру, и снова оставил его там одного. Перед этим он забрал его мобильник.

Зеев ждал очень долго.

Молча входили и выходили незнакомые ему менты. Убедиться, что он там? Что он не делает ничего недозволенного? А может, просто поглядеть на него, будто он редкий зверь, которого изловили и засунули в клетку? Намеченный им план рухнул, и Зеев уже не понимал действий Авраама. Следствие закончилось именно в том месте, где должно было начаться.

Послышался стук в дверь, и молодая сотрудница полиции внесла в следственную камеру поднос с обедом – жаркое с пюре и горошком и стакан минеральной воды. Авни залпом выпил воду, но к еде не прикоснулся. Затем в камеру вошел Авраам в сопровождении еще одной своей коллеги, которая представилась Зееву офицером следственного отдела и разведки. Она спросила, не помешают ли они ему во время обеда, и он указал на нетронутый поднос. Он не ел. Полицейские положили перед ним календарь и попросили вспомнить точные даты, когда он вложил письма в почтовый ящик Рафаэля и Ханы Шараби. Авни спросил себя, прочла ли письма и эта офицерша тоже. Это была полноватая, на его вкус, женщина с длинными каштановыми волосами и голубыми глазами.

Тоном, который его рассердил – так говорят с ребенком, – она сказала Зееву:

– Написание вами этих писем – тяжкое правонарушение; надеюсь, вы это понимаете. Но в данный момент нас интересует только то, что случилось с Офером. Лишь это. Поэтому я задам вам этот вопрос один-единственный раз: что случилось с Офером? И прошу вас ответить честно. Все, что вы скажете, будет проверено на полиграфе, и будет жаль, если вы станете лгать. Скажите мне, знаете ли вы, что случилось с Офером и где он находится?

Авни был слишком вымотан и издерган, чтобы вступать в какие-то там беседы с этой не знакомой ему инспекторшей, и поэтому уперся в то, что доложил Аврааму.

– Я же сказал – не знаю я, что случилось с Офером, и не имею никакого отношения к его исчезновению. Дай-то Бог, чтобы я знал, где он сейчас! Будь у меня какая-то связь с его исчезновением, я бы не приперся сюда по собственной воле рассказывать про письма или телефонный звонок. Я пришел извиниться, а не мешать вашему расследованию, хотя, может, и сделал это.

– Тогда почему вы написали, что знаете, что с ним случилось? – спросила женщина.

– Это не то, что я написал в письмах, – сказал Зеев, пытаясь овладеть своим голосом. – Я не знаю, читали ли вы их. Если вы их прочтете, то увидите, что они написаны Офером, с его позиции, по зову его сердца. И если вы прочтете их внимательно, то увидите, что там нет и намека на то, что с ним случилось, потому как того, что случилось, я не знаю.

– Тогда зачем вы их написали? – встрял Авраам.

– Я хотел рассказать это вам, но не успел, потому что вы прервали беседу, – тихо ответил учитель. – Я знаю, что посылать эти письма было ошибкой, но для меня они были частью романа, над которым я сейчас работаю. Так я их воспринимал, хотя сейчас понимаю, что это спутало вам все карты. Мне хотелось написать книгу, составленную из писем пропавшего подростка к его родителям. Но о том, что случилось с Офером, у меня нет никакого понятия, и я готов пройти проверку на полиграфе, когда вы только потребуете.

Не так собирался он поведать Аврааму эту историю. Ему хотелось рассказать, как он писал эти письма, как важны для него они были. Офицерша глядела на него с неприязнью, а может, и с ненавистью. А то, что она сказала про написание этих писем, что это, мол, тяжкое нарушение закона, – так это чушь какая-то.

Полицейские вышли из комнаты. Зеев попробовал пюре и вычерпал белой пластмассовой ложкой весь горошек.

После обеда он несколько раз стучался в дверь следственной камеры. Через некоторое время вошел Авраам; Авни спросил его, сколько ему еще ждать, и попросил разрешения поговорить с Михалью.

– Ваша жена уже звонила, – ответил инспектор, и Зеев испугался.

– И кто с ней говорил? Что вы ей сказали?

– Ей было сказано, что вас допрашивают и о дальнейшем ей сообщат.

– Когда меня выпустят?

– Еще не знаю.

– По крайней мере, скажите, нужен ли мне адвокат?

– Я еще не знаю, когда и в какой форме мы продолжим допрос, – заявил инспектор. – Пока мы просим вас остаться здесь. И вы согласны, не так ли?

– Что значит «просим»? У меня есть выбор?

– Да. Но если вы скажете, что хотите уйти, мы можем тут же вас арестовать. В причинах недостатка нет. Пока что мы еще не решили, что с вами делать, и просим вас набраться терпения.

Зеев представил себе, что попросту ждет очереди в клинике у врача или в налоговом управлении, и почувствовал себя менее затравленным. Потом он оглядел следственную камеру, чтобы впечатать в память то, как она выглядит. Авраам так взвинтился из-за этих его писем, будто он их впервые увидел… Авни вспомнил слова Михаэля на семинаре о том единственном читателе, которого должен потрясти какой-то текст. Может, его читатель – это Авраам Авраам, а вовсе не родители Офера?

Когда учителю показалось, что наступает вечер, он попросил у инспектора разрешения поговорить с женой.

И тут же услышал, что она плачет. Были слышны голоса Эли и матери Михали, которая осталась у них в доме. Неужели Михаль рассказала ей, где он находится и почему?

– Я сейчас не могу говорить, – сказал Зеев. – Но все будет нормально. Я только хочу, чтобы ты знала: я не арестован. Они меня не арестовали, а просто хотят продолжить расследование. Прошу тебя, не плачь!

– Но как они отреагировали? Ты сегодня вернешься? – спросила Михаль.

Авни посмотрел на Авраама, который слышал то, что он говорит, и сказал:

– Не знаю. Надеюсь, что да.

– Хочешь, я позвоню адвокату?

– Ничего не могу тебе сказать. Я, в общем-то, не понимаю, что происходит. Надеюсь, что через пару часов я пойду домой. Что ты сказала своей маме?

Зееву было больно из-за слез супруги, но он не мог подавить и гнев, понимая, что причина его пребывания здесь – это она.

На его вопрос женщина не ответила.

– Ладно, Михали, – сказал Зеев, – я должен отключиться. Поцелуй Эли.