Читать книгу 📗 "Метод инспектора Авраама - Мишани Дрор"
«Мог бы и Зеевом назвать!» – промелькнула у посетителя мысль.
– Не он прекратил, я же вам это сказал в прошлый раз, – произнес он вслух. – Его родители объявили мне, что он больше не нуждается в частных уроках по английскому, и я не думаю, что причина была чисто материальной, потому что я был готов преподавать ему бесплатно. Может, им не нравились установившиеся между нами отношения.
– Вы правы; это то, что вы сказали в прошлый раз. Припоминаю. Но это не совсем так, знаете? Я говорил с родителями Офера, и они ясно сказали, что уроки были прекращены по просьбе его самого. Он не хотел, чтобы вы продолжали приходить к нему в дом.
Зеев вспомнил их последний урок.
Абсолютно обычный урок, в комнате Офера, подготовка к контрольной по грамматике, упражнения на применение времени Рresent perfect. Офер не сказал, что это будет их последний урок. В начале урока он возвратил учителю коробку с фильмами Хичкока, и тот попробовал спросить, просмотрел ли он их и каково его впечатление, но разговора об этом не получилось. Хана Шараби принесла Авни чашку горячего чая и печенье и финики. Перед тем как урок закончился, пошел дождь, по окну потекли длинные струйки воды. А когда Зеев выходил, мать Офера предложила ему пончик. Это была третья или четвертая свечка Хануки . [12] Учитель вспомнил, что раньше думал, как здорово смотреть на дождь, когда он стучит в чужие окна. Через два дня Хана постучалась к ним в квартиру, извинилась и сообщила, что теперь вместо английского Офер начнет брать частные уроки по математике.
Зеев даже не узнал, какую оценку Офер получил на контрольной.
– Может быть, им удобнее представить это так, – сказал он Аврааму. – Что же до меня, то я впервые слышу, что Офер захотел прекратить эти уроки.
– Может быть, он хотел прекратить их, потому что слишком сильно вас полюбил?
– Что вы вцепились в это слово? Уверяю вас, что они говорят неправду, это не Офер захотел прервать наши уроки!
– Мне очень жаль вас разочаровывать. Но это то, что они сказали на следствии.
– Значит, они ошибаются или лгут, – заявил Авни.
Авраам промолчал. Может быть, он выжидал, чтобы Зеев продолжил. Наконец, инспектор сказал:
– Знаете, что? Я думаю, вы правы. Я тоже им не верю. И тоже уверен, что после того, как они прекратили занятия, Офер пытался с вами встретиться, не так ли?
– Что вы имеете в виду?
– Основываясь на свидетельских показаниях, которые мы собрали в процессе следствия, я имею в виду – и даже уверен, – что после того, как его родители прервали ваши занятия, он пытался с вами встретиться. Может, даже без их ведома.
– Не понял… Ваше следствие сосредоточено на уроках, которые я давал Оферу?
– И на них тоже. Следствие сосредоточено на жизни Офера. А уроки были важной частью этой жизни. Вы не согласны?
– Ну ладно. Но я не понял вопрос.
– Вопрос вот какой: попытался ли Офер встретиться с вами после прекращения частных уроков. Потому как я знаю, что он этого хотел. Может быть, он пытался, а вы ему отказали?
Действительно ли Офер хотел этого? Во время их случайных встреч на лестнице Зееву казалось, что подросток выглядел очень смущенным и растерянным. Парень старался избегать взгляда бывшего учителя, как будто пытаясь не замечать его присутствия. За несколько недель перед тем, как он исчез, они столкнулись утром перед входом в дом. Пока Авни открывал цепь, которой был привязан мотороллер, из дома вышел Офер в короткой серой футболке. Зеев позвал его по имени, спросил, как дела в школе, и мальчик сказал, что нормально и что он опаздывает, – и исчез. Учитель на секунду подумал, не предложить ли ему подбросить его на мотороллере – шлем Михали лежал у них в бардачке – но передумал, потому что чувствовал нежелание Офера контачить с ним и испытывал от этого боль.
– Офер не выразил никакого желания встречаться, – сказал Зеев. – Совсем наоборот. Я уже говорил вам, у меня было ощущение, что он меня сторонится; может, потому что чувствовал вину из-за отказа от уроков. Если б он обратился ко мне, я бы ему не отказал. Я ведь сказал вам, что предложил его родителям продолжить уроки бесплатно.
– Так вы хотите, чтобы я вам поверил, что вы с декабря ни разу не разговаривали?
– Ну конечно же! – воскликнул Авни. – Бывало, что столкнемся в доме, перекинемся парой слов… Но могу я сейчас кое-что сказать?
Авраам откинулся на спинку стула, и его посетителю показалось, что теперь он наконец согласен его выслушать.
– По вашим вопросам я понял: вы подозреваете меня в том, что связь с Офером продолжалась у меня и после уроков, а я вас уверяю, что это не так, – стал объяснять Зеев. – Нечего вам меня об этом спрашивать. Я заранее знал и подготовился к тому, что ваши вопросы пойдут в этом направлении. И жаль. Я не скрывал от вас, что у нас была взаимная симпатия. Если б я захотел это скрыть, то, как мне кажется, не пришел бы сюда по собственной инициативе рассказывать о нем, не гонялся бы за вами – как вы это называете. Разве не так?
Авраам не ответил.
– Мне ясно, что из-за этого телефонного звонка вы подозреваете меня в том, что я имею отношение к исчезновению Офера, – продолжил учитель. – Или, по крайней мере, пытаетесь выяснить, есть ли у меня с ним связь. Такова ваша работа, я ничего не имею против. Но это неправда. И я снова вас спрашиваю: вам кажется логичным, что если б я был связан с исчезновением Офера, то названивал бы в полицию или по собственной воле пришел бы сюда, чтобы поговорить об этом? Или стал бы откровенно рассказывать вам про телефонный звонок? В любом случае мне есть еще что сказать, а после этого спрашивайте все, что найдете нужным.
– Слушаю.
– О’кей. Сперва хочу сказать: я знаю, что после моего рассказа ваши подозрения усилятся. Но снова говорю: прошу вас логически взвесить и понять, что если б я имел какое-то отношение к исчезновению Офера, то в жизни не пришел бы сюда по собственной воле и не стал бы рассказывать вам то, что намерен рассказать.
Был ли другой способ поведать про письма, не покаявшись в грехе, которого Авни на самом деле за собой не чувствовал? Он представил себя в синагоге, в талите и с тфилинами, прикрепленными к бицепсу левой руки и ко лбу, при том что в сердце у него не было Бога.
Авраам мельком взглянул на диктофон – убедиться, что тот еще работает. И тогда Зеев сказал:
– Я еще и тот человек, что написал письма от лица Офера.
Инспектор же посмотрел на него так, будто не знал, о чем он говорит.
Грохот рухнувшей шахматной доски раздался потом. Сперва воцарилось гробовое молчание. А потом Авраам спросил Авни:
– О каких письмах речь?
– Ну, о тех самых письмах… – Зеев нагнулся и, достав из сумки свою черную тетрадь, вынул из нее сложенные листки, на которых был скопирован почти окончательный вариант трех посланных родителям Офера писем, и протянул их полицейскому.
Несколько дней спустя, когда Авни стало ясно, что с ними случилось, он решил, что Авраам оказался не только четвертым читателем этих писем, но и читателем последним. Трудно было представить себе, чтобы еще кто-нибудь когда-нибудь захотел их прочесть. Разумеется, это будет не Михаль. И по-видимому, не сам Зеев. И все же три этих письма были началом того, что, как он надеялся, станет его первым романом. Последним читателем которого будет никак не Авраам.
Инспектор быстро прочел письма. Сумел ли он разобрать почерк Авни? Авраам положил первое письмо на стол, перевернув его текстом вниз, и перешел ко второму. В третьем письме полицейский сосредоточил внимание на строчках, которые нравились Зееву больше всего – это был ряд поэтических вопросов по поводу того, что Рафаэль и Хана Шараби сделали после прочтения писем. Учитель знал их наизусть:
«Где вы читали те два письма, которые я вам послал? В моей комнате? В гостиной? И какие думы думали, когда их читали? Говорили ли вы себе, что это не от меня, что не может быть, чтобы они были от меня – чтобы защитить себя от боли, с которой они написаны? И что вы с ними сделали после того, как прочли? Уничтожили, чтобы больше не видеть тех слов, которых не желаете слышать? Да только я никогда не перестану их писать».
