Читать книгу 📗 "Огни Хафельберга - Ролдугина Софья Валерьевна"

«Боишься?» — нарочито громко спросил Марцель. — Хорошее время! — не впопад, ответила Ульрикия. В мыслях у нее призраком промелькнуло лицо девочки со светлыми, как лен, волосами. — Что-то большое сдвинулось с места. — Ага, крыша. У меня. — Дурак! Устала вздохнула Ульрикия, слепую нашла его руку и слабо сжала пальцы.

Не умирай, ладно?

От неожиданности Марцель поперхнулся вдохом. — Э-э-э, умеешь ободрить. Извини. Ульрике отвернулась и ускорила шаг, утягивая Марцеля за собой. Из подворотней бесплотными тенями шмыгнули две кошки, белая и трехцветная. Трехцветка тут же скрылась в кустах, а белая на секунду замерла статуэткой, вытянув шею и, приподняв полусогнутую переднюю лапку, фыркнула на Марцеля, сузив глаза, и увязалась следом, отставая шагов на пять.

«Мне начинает казаться, что кошки — это неспроста», — рабормотал он. — Что? — растерянно откликнулась Ульрикия, обернулась, увидела белоснежную красавицу и улыбнулась. — А, это из наших… из ваших, в смысле, фрау Кауфер? Как зовут? — Вроде бы, Сирен, надо будет переспросить.

Ульрикия снова оглянулась на кошку, словно спрашивать собиралась у нее. — Ты придумал, что будешь делать с убийцей? — Пока нет. — Ох, твою ж мать, мы уже пришли! На гравийной стоянке обнаружилась памятная астрель пижонского белого цвета. Слева от въезда на стоянку была калитка, а у калитки табличка с полицейской символикой. Марцель сглотнул. — Ну что, заходим?

Ульрики кивнула и, в три шага преодолев расстояние до калитки, нажала кнопку звонка под табличкой. У Марцеля желудок скрутило. «Дура! Ещё поори, чтоб этот вышел!» Словно услышав мысленный окрик, Ульрике заметила в сторону. «Там сейчас не только Иоганн, семья большая, не врываться же?» «Нет!» — нехотя согласился Марцель.

Но тут от крыльца повеяло сдержанным любопытством, дрогнули пластинки жалюзи на маленьком окошке справа от двери, и через несколько секунд замок щёлкнул.

Ульрике, здравствуй.

А Герхарда сейчас нет, он на дежурстве. Голос был сонным и солнечным, как осеннее утро. Марцель на секунду зажмурился, впитывая только эмоции, ощущения, воспринимая не глазами, а на слух и мысленно — морскую прохладу разума, угасающий солнечный свет, прозрачность красоты. — Привет, Эва. Нет, мы не к Герхарду. А Иоганн дома?

Но Евангелина Штернберг была похожа и не похожа на свой портрет в кафе Линденофф. Золото волос изрядно разбавило седина, а из глаз исчезла жажда познания жизни. Осталось отстраненное восхищение наблюдателя. Легко было представить, как в центре сумасшедшей суматошного Шелдорфа Эва Штернберг сидит где-нибудь в кафе, греет вечно зябнущие руки на кружке с галинтвейном и смотрит через дымчатое стекло, как снуют люди на улице.

И шляпка, у нее обязательно должна быть старомодная шляпка. А еще в чертах Эвы и ее жестах не было ни грана чувственности или порочности. Как будто Герхард с его лицом актера из фильма для взрослых унаследовал внешность от кого-то другого.

«Дома», — мягко улыбнулась Эва, — «Ульрике, ты не представишь мне юношу, которого привела?».

А-а-а, — коротко откликнулась она и задумалась ненадолго, Эва, сунув зонтик под мышку, а руки в карманы. — Это Марцель Шванг. Мы вместе. — Тот самый Марцель, — понятливо кивнула Эва. — Что ж, добро пожаловать! — повела она рукой, и Марцель с ульрики открыли калитку, прошли по хрустящей гравиям дорожки и поднялись на крыльцо. — Герхард о тебе рассказывал, — продолжила Эва уже в доме.

— Так что заочно мы знакомы, можно сказать. А Иоганн сейчас на веранде, на втором этаже. Сделать для вас какао? — Не, спасибо! Марцель попытался улыбнуться, но получилась ухмылка. — Мы ненадолго. Типа по делу.

Да, понимаю. Иоганн мне говорил.

Загадочно ответила Эва и вдруг погладила Марцеля по щеке сухими прохладными пальцами. Накатило одновременно ощущение безнадежности и облегчения, чужих, смазанных чувств. Интересно, а мать Шелтона была на неё похожа? Дом Веберов оказался ужасно старым и похожим на них самих, на всех. Изысканные кованые подсвечники и каминные решётки, белые свечи с запахом вербены, пастельные картины на стене вдоль лестницы, на окнах серо-стальная органза с голубоватым блеском — Эва.

Фотографии на комоде, кто-то смеющийся и в зелёной полицейской форме, слишком неброские для бутафорских мечи над камином настоящие, жаркие угли, металлическая кружка, забытая на краю стола, Рихард, такой, каким он был в воспоминаниях Руд.

Слишком роскошная, провоцирующая воображение шкура на полу в гостиной, аккуратная стопка книг, пошлейший вздох в ночи и сверху теория психоанализа и о государстве, и верхняя книга заложена ручкой с искусственным колпачком и нелепая яркая рубашка, перекинута через спинку кресла Герхард. Марцелю было очень, очень интересно, чью душу олицетворяют волчьи головы на щитах в гостиной. «Ты часто здесь бываешь?» «Ну, иногда», — неопределенно ответила Ульрике.

Длинная черная водолазка задралась сбоку, не настолько, чтобы видеть узкую полоску обнаженной кожи, но достаточно, чтобы ее дофантазировать. «Раньше бывало чаще. И как ты думаешь, Иоганн может…» Марцель недоговорил. — Не знаю, веришь или нет, но за три года я видела его всего дважды и не говорила ни разу. — Тогда я иду первым.

Марцель обогнал ее на лестнице и оттеснил плечом. Ульрики позволило ему это, удивленное и снисходительное одобрение дохнуло в затылок теплом. Второй этаж был слишком темным и молчаливым, не то чтобы опасным, пустым, только с веранды еле ощутимо веяло сырой прохладой. Когда они вошли, Иоганн спокойно закрыл книгу и отложил на диван рядом с собой. «Э-э-э, добрый вечер!»

жизнерадостно оскалился Марцель, впиваясь в него глазами. Иоганн не был стратегом, просто хладнокровный и умный старик с навсегда отпечатавшимся в сознании умением убивать людей. Такое случалось после войны, оттуда возвращались либо ранеными, искалеченными, либо со штампом изнутри черепной коробки. «Ты бы представился для начала!» Ворчливо отозвался Иоганн и снова вернулся к своей книге. — Здравствуй, Ульрике.

Давно тебя не было в этом доме. — А ты следишь? Она обогнула замершего на пороге Марцеля и села на пол у ног Иоганна, глядя снизу вверх темными глазами. — Я слежу за тем, кто следит за тобой, — угрюмо ответил Иоганн и послюнил палец, чтобы перевернуть страницу. — Так как тебя зовут, а, парень? — Шванг. Марцель чувствовал, что оскал у него все больше напоминает звериный. Иоганн не был пирокинетиком, точно так же, как не был стратегом. Но при этом он ненавидел ульрики настолько, что у Марцеля челюсти сводило.

Больше на кличку похоже. «А это и есть кличка?» — доверительно сообщил Марцель и тоже сел, но не на пол, а все-таки на диван, рядом с Иоганном. Хотя окна и были закрыты, по веранде гуляли такие сквозняки, что не спасал даже свитер. — И зачем ты пришел? — в упор спросил Иоганн. — Ульрике я давно жду.

Когда же она, наконец, придет спросить, да… А ты здесь каким боком, мальчик с кличкой? — Правда, зачем? Пришел убить Пирокинетика, но его здесь нет, а есть занудный старикашка. Ульрике все так же смотрела на Иоганна и в мыслях у нее лепил дочь. «Я…», — начал Марсель и сбился. Зацепок никаких не было, а единственный образ, который мог стать ключом к разгадке, к первому правильному ходу утекал, как песок сквозь пальцы. Знание, слово, вина…

«Кто убил твоего брата?» Несчастный случай! Яган начал говорить даже раньше, чем Марсель закончил вопрос. Плохая дорога, дождь, плохая дорога, дорога, никто не виноват, ничего не знаю. В точку.

И ты настрого запретил Герхарду лезть в это расследование. Марцель не был придурком, чтобы там не говорил Шелтон. Просто другие методы. Меньше логики, больше интуиции. Почему? Если это просто несчастный случай, ну, дал бы парнишке самому покопаться там. Быстрее бы убедился в твоей правоте, а? Яганна оказалась не так-то легко смутить каверзными вопросами. — Герхард не годится для работы в полиции, — ворчаливо откликнулся он.

— Сопля! — Сопля! Его бы отправить в горячую точку, вернулся бы мужчиной, а так его Эва разваловала. И, кстати, парень, по какому праву ты задаешь вопросы? Марцель придвинулся ближе и накрыл холодной ладонью сморщенную руку Иоганна, замер, улыбнулся, медленно растягивая губы, не моргая, ровно дыша.