Читать книгу 📗 "Стеклянный лес - Суонсон Синтия"
Нет, не разок, поправляла она себя. Навсегда. Каждую ночь до конца жизни. Еще ни разу в жизни – ни с Генри, ни с Дэвидом – она не спала в объятиях любимого всю ночь. Она даже не представляла, каково это – просыпаться в теплых объятиях, смотреть, как лучи рассвета проникают сквозь занавески, слушать, как птицы славят утро.
Встречаясь с Генри, Силья вела себя беззаботно, теперь же соблюдала осторожность: посетила доктора, купила по его рецепту диафрагму и регулярно ею пользовалась, – так что незапланированной беременности не должно было случиться, хотя с огромным удовольствием она родила бы Дэвиду ребенка и часто мечтала об этом.
Если бы только обстоятельства сложились иначе.
Дэвид жил в Уайт-Плейнсе, в просторной квартире, которую делил со своим престарелым отцом. Женился очень рано, но его жена умерла от пневмонии спустя два года. Детей завести они не успели.
– Смерть жены разбила мне сердце. Я считал ее своей единственной настоящей любовью и думал, что никогда больше не полюблю никого так же сильно. – Он заглянул Силье в глаза. – Но я ошибался.
Однажды, на заре их отношений, после ужина в одном из ресторанов Уайт-Плейнса, Дэвид предложил Силье заехать к нему, чтобы «просто показать свой дом». Произнося эти слова, он робко улыбнулся, и щеки Сильи окрасились румянцем.
– Ты же знаешь, что со мной живет отец, – запинаясь, сказал Дэвид. – Когда мы приедем, он будет спать, потому мы не должны шуметь. И оставаться долго мы не сможем. Но если ты хочешь взглянуть на квартиру…
Силья кивнула:
– Конечно. С удовольствием.
Ее восхитила опрятная уютная кухня, удобные гостиная и столовая, а также большие пейзажные картины на стенах. Дэвид пояснил, что его мать была художницей.
Разглядывая его кабинет, Силья блаженно улыбалась. Наполненная книгами, микроскопами и множеством цветов в горшках, эта комната была просто идеальной для такого человека, как ее возлюбленный. Именно таким она и представляла его рабочее место.
– Что это? – спросила Силья, коснувшись пальцами бело-зеленого растения с блестящими листьями в латунном горшке.
– Pteris argyraea. Также известен, как орляк обыкновенный. Он приятен глазу и неприхотлив. Я подарю тебе такой.
– Спасибо. Он очень красивый.
– Да, – прошептал Дэвид, разворачивая Силью лицом к себе. – Такой же красивый, как ты.
Силья расстаяла в объятиях любимого. Он назвал ее красивой. Не просто сексуальной или куколкой, как называл Генри в начале супружеской жизни, Дэвид заставлял Силью чувствовать себя той женщиной, какой она всегда хотела быть: красивой и желанной.
До их слуха донесся из глубины квартиры сухой кашель, и Дэвид, вздохнув, разжал объятия.
– Я взгляну, как он, а потом отвезу тебя на станцию.
Дэвид продал «плимут», на котором подвозил Силью и Руби домой в далеком 1949 году, и теперь водил мощный «меркурий-монтклер» 1956 года выпуска – темно-синий с прочной крышей. Чаще всего Дэвид оставлял автомобиль дома, а на работу – в одну из нью-йоркских лабораторий или в ботанический сад в Бронксе – отправлялся на поезде. В те же дни, когда он занимался полевыми исследованиями в сельской местности Уэстчестера, «меркурий» приходился очень кстати.
Будучи, как и Силья, единственным ребенком в семье, Дэвид вырос в районе Бруклин-Хайтс, неподалеку от ее собственного родового гнезда. Силье потребовалось несколько месяцев, чтобы понять, насколько он похож на живших с ней по соседству финских парней. Не внешностью, нет. Уверенностью, отношением к труду и вдумчивостью.
Дэвид был умным и бескорыстным, вел достойную, не отягощенную проблемами жизнь.
Как же Силья мечтала вышвырнуть Генри из дома! И готова была отдать за это что угодно!
Она часто грезила, как пригласит Дэвида жить в свой прекрасный дом. Они смогли бы сделать пристройку – размеры участка это позволяли, – и тогда в доме появилось бы место и для его отца. Они выбросили бы из гостевой комнаты дурацкий самодельный стол Генри, и Дэвид заполнил бы ее книжными полками. Силья представляла, как он усердно работает по вечерам, а потом присоединяется к ней, чтобы, уютно устроившись возле камина в гостиной, пропустить по бокалу мартини на ночь. Так они и сидели бы перед огнем, отражающимся в стеклянных стенах, а потом удалялись в спальню, в которой Силья спала в одиночестве на протяжении многих лет. Прежде чем погрузиться в сон, он шептал бы ей слова любви, и она отвечала бы взаимностью. А проснувшись поутру, смотрела бы на его лицо, на котором было написано, как он невероятно счастлив заполучить такую прекрасную женщину и жить с ней вместе до конца своих дней.
Силья никогда не испытывала подобных проявлений любви от мужа. С самого начала Генри привлекала не сама Силья – она только теперь осознала это в полной мере, – а всего лишь мысль, что существует женщина, готовая полностью подчиниться его воле. И в постели, и в жизни он находил удовольствие не в любви к ней, а в том, чтобы контролировать каждый ее шаг.
Что ж, те дни остались в прошлом. Никогда больше Силья не будет так жить. Только любви она могла позволить управлять собственной жизнью.
Глава 50
Энджи
Я вошла в гостевую комнату и огляделась. Ну и где искать? И что именно? Усадив малыша на кровать, я распахнула дверцы шкафа, однако в нем были только вещи Генри – устаревшие, но совершенно новые костюмы, клетчатые рубашки и комбинезоны из грубой ткани, перепачканные грязью ботинки.
У окна стоял стол, а точнее – обычная доска, укрепленная на ящиках из-под молока. На этом импровизированном столе располагалась древняя печатная машинка «Смит корона» и коробка с документами. Заглянув в нее, я обнаружила стопку счетов, разложенных по датам. На каждом из них стояла подпись «оплачено», сделанная крупными печатными буквами. В один из ящиков был вставлен металлический поднос, на котором хранились чертежные инструменты: механические карандаши, линейки и транспортир. Здесь же я нашла несколько розовых ластиков и коробку запасных стержней для карандашей. Еще в одном ящике лежала чистая писчая бумага. Остальные были пусты.
Мой взгляд упал на прикроватную тумбочку. Открыв ее, я обнаружила деревянную коробку и несколько брошюр. Пролистав одну из них, я поняла, что имею дело с антикоммунистическими призывами. Это совсем меня не удивило. Пол тоже всегда высмеивал коммунистические идеалы: «Только посмотри, что происходит в России и Восточной Германии. Хорошо, что у нас есть Джон Эдгар Гувер. Он-то не допустит такого в нашей стране». [23]
Когда Пол вел подобные разговоры, я лишь кивала. Со мной было бесполезно говорить на такие темы, поскольку я не имела своего мнения на этот счет. Пол принимал тот факт, что я сочувствую демократам и поддерживаю Кеннеди. Снисходительно улыбаясь, он говорил, что это неотъемлемая часть брака с католичкой, и заявлял: «Я поддержу любого президента, лишь бы оставил Гувера на посту главы ФБР. Если он сделает это, мне не будет никакого дела до прочих его деяний».
Я убрала брошюры назад в тумбочку, поставила на кровать деревянную коробку и сняла крышку.
В коробке хранились письма Пола за последние год-полтора, адресованные Генри. Скорее всего Пол писал брату и раньше, но, очевидно, те письма Генри хранил в другом месте.
Я развернула одно из писем и улыбнулась, поняв, что Пол писал обо мне.
10 июня 1959 года:
Ты был прав, Генри, я встретил чудесную девушку. Очаровательная, точно нераспустившийся бутон, и готова целовать землю, по которой я хожу. Ну и с готовностью отдается любовным утехам. Соблазнить ее не составило труда. Словом, я очень доволен.
25 августа:
Мы так благодарны, что ты сможешь приехать на нашу свадьбу. Энджи не терпится с тобой познакомиться. И с Руби тоже.