Читать книгу 📗 "Рядом со Сталиным - Бережков Валентин Михайлович"
— Мы не намерены, — заключил маршал Чжу Дэ, — давать рекомендации братским компартиям. Но для себя сделали выводы и наметили ряд мер, частично уже воплощающихся в курсе «Пусть цветут сто цветов».
Во время моей длительной поездки по Китаю я по всюду интересовался, как за пределами столицы осуществляется формула «ста цветов», и неизменно получал ответ, близкий к тому, что услышал при встрече с маршалом Чжу Дэ. По-видимому, провинциальные власти были соответствующим образом проинструктированы и отлично знали, что следует отвечать зарубежным посетителям. Естественно, что я спросил об этом «новом курсе» и Чжоу Эньлая. Он утверждал, что речь идет о серьезном политическом эксперименте, который рассчитан на длительный срок. А затем, так же как и маршал Чжу Дэ, охарактеризовал лозунг «Пусть цветут сто цветов» как одно из мероприятий, подсказанных венгерскими событиями.
Путешествуя по Китаю почти на протяжении полугола, я каждые две недели отправлял в свой журнал очередной путевой очерк. И поскольку «Новое время», из-за специфики этого издания, было свободно от предварительной цензуры, мои статьи сразу же ставились в номер и выходили в свет. Был опубликован и мой очерк о «ста цветах», который сразу же привлек пристальное внимание зарубежных корреспондентов, тем более что никакой другой орган советской печати эту тему не затрагивал.
Казалось, можно было радоваться такому журналистскому успеху. Но не тут-то было. Стоило мне появиться в Москве, как последовал вызов в ЦК КПСС к тогдашнему секретарю Центрального Комитета по пропаганде Екатерине Фурцевой.
С места в карьер она принялась отчитывать меня за «грубую политическую ошибку».
— Как вы могли, — бушевала она, — написать такую вредную статью? Что за сто цветов вы обнаружили в Китае? Слыхали ли вы о чем-то подобном у нас или в других социалистических странах? И как редакция, не посоветовавшись с нами, могла напечатать столь порочный материал?
— Но товарищ Фурцева, позвольте мне объяснить…
— Какие могут быть объяснения? Вы что, до сих пор не осознали своей ошибки?..
— Дело в том, — попытался я наконец вставить слово, — что о курсе «Пусть цветут сто цветов» я получил информацию и в министерстве культуры Китая, и в центральном комитете КПК, и даже лично из уст маршала Чжу Дэ и товарища Чжоу Эньлая. Повсюду мне разъясняли, что речь идет о серьезном политическом мероприятии. Я полагал, что в Москве об этом известно…
— В Москве известно, но совсем о другом, — возразила Фурцева уже более спокойным тоном. — Китайские товарищи, еще до провозглашения этого курса, информировали нас секретным письмом о целях данного мероприятия. Формула «Пусть цветут сто цветов» рассчитана на то, чтобы выявить противников народной власти, а затем лишить их возможности тормозить социалистическое развитие в Китае. Вы же повели себя не как зрелый политик, а как наивный человек. Мы вам делаем серьезное предупреждение и надеемся, что вы сделаете соответствующие выводы на будущее. До свидания…
Аудиенция закончилась. С моей стороны не было смысла вдаваться в дальнейшие пояснения. Да от меня их и не ждали. И без того все было ясно. Жаль только стало тех китайских творческих работников, что поверили приманке о «ста цветах», превратив себя в беззащитную мишень маоистов.
Вскоре нагрянула пресловутая «культурная революция» и 99 цветов было скошено…
Остался один, все тот же, коммунистический, цветочек.
Упомянутые выше очерки, вошли в дальнейшем в мою книгу «От Сунгари до Тропика Рака». Очерка о «ста цветах» в ней, разумеется, не оказалось…
Встреча с Нельсоном Рокфеллером
С представителем этой знаменитой семьи, ставшей символом американского капитализма, я познакомился в 1944 году, когда впервые попал в Соединенные Штаты. Летом того года в столичном поместье Думбартон-Окс проходила конференция трех великих держав Антигитлеровской коалиции: Советского Союза, США и Великобритании. На ней вырабатывался проект Устава международной организации безопосности — будущей Организации Объединенных Наций.
Я был секретарем советской делегации, возглавлявшейся послом Андреем Громыко. Мы работали в тесном контакте с секретарями американской и английской делегаций — Алджиром Хисом и Глэдвином Джеббом. Поскольку на конференции, среди множества вопросов, обсуждалась также проблема участия в будущей организации латиноамериканских стран, в частности Аргентины, на некоторых заседаниях присутствовал Нельсон Рокфеллер, занимавший пост помощника президента Рузвельта по Центральной и Южной Америке.
Работа конференции была весьма напряженной. Однако в воскресные дни хозяева обычно устраивали нам интересные экскурсии и развлечения. Как-то в субботу, перед закрытием заседания, глава делегации США, заместитель Госсекретаря Эдвард Стеттиниус, объявил, что в этот уик-энд семья Рокфеллеров приглашает участников конференции посетить Нью-Йорк.
— В 6 часов вечера, — сказал Стеттиниус, — я жду вас всех в аэропорту…
Солнце еще не село, когда мы поднялись в воздух. Летели на низкой высоте, и внизу можно было разглядеть огромный индустриальный район, тянувшийся от Балтимора до Нью-Йорка: здесь ковалось оружие победы над общим врагом. Спустя час приземлились в аэропорту Ла Гардия. Разместили нас в отеле «Уолдорф Астория», самом фешенебельном тогда в Нью-Йорке.
Едва расположились в номерах, как получили приглашение Стеттиниуса на ужин в огромном гостиничном ресторане «Старлайт Руф» («Звездная крыша»). Где-то в глубине зала играл оркестр, и певица темпераментно исполняла модную тогда песенку «Беса ме муччо»…
Ужин был изысканный, но на этом программа вечера не закончилась.
В 11 ночи Стеттиниус вновь появился в отеле и пригласил нас в клуб «Даймонд Хорзшу» («Бриллиантовая подкова»). Небольшой, обитый красным бархатом с золотой отделкой зал имел просторную сцену, где шло пестрое, порой довольно фривольное представление. Наш хозяин, видимо, был тут завсегдатаем. Во всяком случае, его отлично знали и портье, и метрдотель, и официанты. Мы засиделись в клубе далеко за полночь.
Следующий день был заполнен осмотром города: Эмпайр стейтс билдинг, Уолл-стрит, нью-йорская Биржа, музеи. Вечером мы отправились на Пятую авеню в огромный комплекс небоскребов Рокфеллер-Сентр, где были гостями уже знакомого нам Нельсона. В большом зале с высоченным потолком, помимо наших делегаций, было немало высокопоставленных гостей-американцев.
Хозяин задерживался. Тем временем распорядитель пригласил нас к бару с множеством напитков. Обстановка была непринужденной, только официанты в ливреях сохраняли торжественную осанку. Внезапно распорядитель, несколько раз громко хлопнув в ладоши, объявил:
Дамы и господа! Я имею честь представить вам Нельсона Рокфеллера-Нельсон, вошедший в зал легкой походкой, выглядел весьма своеобразно: рыжеватая шевелюра, довольно резкие черты загорелого лица, чем-то напоминающего облик северо-американского индейца. Отвесив общий поклон, он пожал руку главам делегаций, перебросившись с ними несколькими словами, а затем подошел к Стеттиниусу и стал с ним о чем-то беседовать.
Одет Нельсон Рокфеллер был довольно небрежно: темно-коричневый пиджак сидел на нем мешковато, к брюкам, заметно вытянутым на коленях, давно не прикасался утюг. Однако его самого это явно не смущало. Держался он совершенно свободно, зато многие из присутствовавших американцев проявлял» к нему всяческие знаки внимания.
Подойдя к Нельсону, я поблагодарил за приглашение познакомиться с Нью-Йорком и попросил рассказать, что представляет собой Рокфеллер-Сентр. Он предложил подняться на крышу небоскреба, чтобы получить полное представление о масштабах этого уникального комплекса. Оказывается, в его сооружении Нельсон принимал непосредственное участие.
— Это первое серьезное поручение, которое я получил от отца, — сказал Нельсон, когда мы направлялись к лифту. — К строительству 70-этажного небоскреба приступили в начале 30-х годов, когда я достиг 24 лет. Я, правда, уже имел некоторый опыт в области крупного строительства, но тут была своя сложность: здание возводилось в центре города с интенсивным движением. Наша семья приобрела этот участок на Манхэттене, но за его пределы мы не могли выходить. Вся проезжая часть вокруг строительной площадки, даже тротуар, должна была оставаться свободной для пешеходов и транспорта. Необходимые материалы и металлоконструкции перевозились по ночам. Строительство все же закончили вовремя, и в первом же сезоне мюзик-холл «Радио-Сити» принял зрителей.
