Читать книгу 📗 "Господи, напугай, но не наказывай! - Махлис Леонид Семенович"

— Новороссийск. 1-я кабина. — Объявила в микрофон дежурная телефонистка. Сидевшая рядом пожилая женщина с кошелкой заторопилась. Мир снова затих, но ненадолго. Через несколько минут связь с Новороссийском оборвалась, а дверь кабины № 1 распахнулась:

— Жьенщина! Пичиму мине разорвали на самом интерэсном месте?!

С первыми одесскими петухами я отправился на Большой Фонтан самостоятельно. Трамвай № 19 был забит до отказа. Пассажиров швыряло, как при боковой качке. За спиной кто-то громко вскрикнул.

— Мадам, вы наступили мне на ногу.

— Я наступила вам на ногу?

— Да, вы наступили мне на ногу.

— Интыресно!

— Вам интересно, а мне еще и больно.

— Женщина! — Мадам прикоснулась локтем к соседке слева. — Вы такое когда-нибудь слыхали? Я! Наступила! Ей! На ногу!

Соседка сочувствующе кивнула, но кому она больше сочувствовала, понять было трудно.

— Мужчина! — Продолжала возмущаться пассажирка. — Как вам это нравится: я наступила ей на ногу.

Наконец, она повернулась лицом к жертве:

— Деточка! В твоем возрасте я на этом трамвае верхом ездила.

С тех пор, как я уже сказал, прошло 50 лет. За эти годы я объездил сотни городов мира, за которые тоже можно кое-что вспомнить. Но здесь об этом рассказывать неуместно. Так вот, я сижу в ресторане «Фраполи» с чистыми руками, дожидаюсь жареных барабулек, которые все не несут. За соседним столиком расположились четверо не очень молодых мужчин. Они радостно возбуждены встречей. Невольно прислушиваюсь… Стоп. Я дико извиняюсь — невольно соврал. Старательно подслушиваю, пользуясь тем, что им явно не до меня. Они — старые друзья, собравшиеся по особому случаю. Двое из них — эмигранты, приехавшие из Чикаго на родину ради этой встречи именно здесь, на Дерибасовской. Я стараюсь не смотреть в их сторону, чтобы не спугнуть. Да разве одессита спугнешь? Но если кто-то из них заметит мой нездоровый интерес к ним и заглянет ненароком в мой блокнотик, разбираться не будут. Побьют.

— А Саша живой?

— Какой Саша?

— Как какой? Сын Магадана.

— А-а, Сашка-Чемодан?

— Ну да, он же был из команды Косого.

— Как же, разhуливает по Чикаhа.

— А Боря?

— Тот, шо работал на Хуторской? Машины ремонтировал?

— Ну! Вместе с Кацапом.

— Нет, его не видел, но слышал, что он в Нью-Йорке сидел вместе с Япончиком. А вот с Аликом часто вместе пиво пьем.

— Учителем?

— Ага. Он был женат на Ленке Мирославской.

— Я его взял в свой ресторан. Вместе с Игорем, директором Спорт-лото. А охранником у нас был Бацилла. Я купил ему костюмчик, который выглядал на нем, как бабочка на собаке. Я сделал его партнером на 20 процентов — у него же ничего не было. Так он выносил посуду и продавал. И я взял вместо него Алика Учителя.

— А Гарик Рататуй?

— Умер. Он зашел в туалет в ресторане. Так в этот момент его взорвали. Шо-то намутил.

— Кого еще видел?

— Встретил как-то Левченко с Раей. Цепка о тут вот висит (показывает ниже пупа). У него был зам — еврейчик. Они поспорили и пришли ко мне. Он продал консервную линию, свою долю. Вдруг приходят новые хозяева… А-а, да ну его… Слушай лучше такой сеанс. Гарик кинул Шурика. Его компаньоном был Юрка Бык, а барменом — Фантомас.

— Да не Фантомас, а Контрабас.

— Ну да.

— Так его мама села, чтобы его выгородить. Ты знаешь, в Америке столько родных братьев не разговаривают друг с другом.

— Так и Мэра тоже с братом не общается.

— Какая Мэра?

— Ну дочка Буденного — Миши-парикмахера.

А вы говорите, что Одесса умерла.

* * *

Сегодня одесситов смертельно раздражает, когда об их городе говорят как о бандитской столице России и Украины, пусть даже и бывшей. Они забывают, что над этим имиджем потрудились сами одесситы, в том числе выдающиеся писатели, драматурги и артисты, так или иначе связанные с «жемчужиной у моря», — Бабель, Инбер, Паустовский, Славин, Утесов… Одесситы мечтают о признании их города культурной столицей мира. Я не против. Даже готов дать рекомендацию. В ней я напишу, что даже одесские бандиты — самые культурные в мире. Могу доказать. Но для этого вынужден снова вернуться в 1960-е. Я снял тогда лачугу в районе 16 Станции. Стену над скрипучей панцирной кроватью прикрывала разляпистая административная карта СССР на… грузинском языке. Благодаря ей я научился читать по-грузински. Новые знания, увы, не пригодились. Знакомство с городом я, по обыкновению, начал с книжных магазинов. В первом же из них, к моему удивлению, я обнаружил на полке книги, за которыми уже полгода безуспешно охотился в белокаменной. Набив сумку «Кораблем дураков» Бранта, Данте, Бодлером и прочими Камоэнсами, я направился было к выходу, когда ко мне подошел молодой человек и предложил купить у него еще несколько книжек по вполне сходной цене. Разве устоишь? Мы зашли в соседнюю подворотню, чтобы завершить сделку. Следом в калитку протиснулись еще две фигуры, которые я заметил только после того, как получил нехилый удар по голове и все трое спешно удалились в обратном направлении, унося в качестве трофея мою сумку с рифмами. Налетчики даже не поинтересовались моими карманами и не взглянули на сверкающий циферблатом папин швейцарский «Лонжин».

Где еще, скажите мне, можно встретить таких целеустремленных и культурных налетчиков?

КАЗИМИР

В Москве объявился Казимир — самое экзотическое колымское приобретение Шнера. Казимир из года в год помогал повадившимся в Усть-Омчуг гидрогеологам. Кадр незаменимый — он как никто знал здесь каждую сопку, все ручейки, сочившиеся из-под наледей. Не зря столько лет день за днем выгребал из недр «чудной планеты» вольфрам да олово. И не только. Уезжая, Генка зазывал нового друга в гости. Да какой там. Пуповиной прирос Казимир к этим облезлым сопкам. Ножовкой не отпилишь. Без денег на материке делать нечего. А чтобы с деньгами — так это еще ухитриться надо золотишко пристроить, что годами мыл да ховал. Дело смертельно опасное. Но ухитрился все же. И вот появился в Москве с фибровым чемоданом, набитым трусами, майками и… двумя наволочками. Именно в них хранились охапки советских денег. — Голову сломал, придумывая, как их потратить. — Жаловался он.

Для начала Казимир пригласил нас со Шнером в «Славянский базар» в расцвете его популярности. Очередь метров на двадцать. Но наволочки делали свое дело — Казимира здесь уже знали и ждали, как родного. Швейцар, завидев гостя, заученным маневром дверью отодвинул с десяток страждущих граждан, а улыбающийся метрдотель первым делом поинтересовался, где бы мы пожелали сидеть — у оркестра или у аквариума? Затем собственноручно приволок столик. Подтянулись и официанты с ананасами и виноградом, некоторое время нас с интересом разглядывали из разных углов зала притихшие оркестранты, жгучие блондинки и утомленные трудовым днем фарцовщики.

Казимир был словоохотлив. За внимание к себе он щедро платил персоналу червонцами, а нам нескончаемыми байками. Мы слушали с раскрытыми ртами. Еще бы. Люди с такими судьбами не доживали и до сорока. А тут — здоровец и красовяк, в центре красной Москвы рассказывает такое…

— Это я с виду бодряк. Внутри гнилой насквозь. — Его русский без изъяна. Только предательские встречи шипящих со свистящими ему, как и всем латышам, не под силу.

— Русский в лагере выучил, зато латышкий забыл.

Дальше уже все под водочку. Складненько так, все одно к одному. Когда немцы заняли Ригу, Казимиру едва 18 стукнуло. Пытаясь уклониться от вербовки в «добровольческие» формирования, стал пробираться на Запад и угодил вместо карательных отрядов аж в танковый корпус вермахта. Накатавшись по Северной Африке на желтых танках, получил ранение. Очнулся в госпитале в Италии, откуда благополучно дезертировал. Проделал обратный путь — на восток и осел в Польше на нелегальном положении. Здесь и дождался на свою голову освободителей, которые задержали его с наволочкой, набитой контрабандными фальшивыми долларами. Приговорили к вышке, сжалились, заменили четвертаком и погнали по Колымскому тракту. В 55-м пришло помилование. На вечную память о свинцовых рудниках Казимир унес в своей груди силикоз. Ехать было некуда. Вот и застрял в Усть-Омчуге. Песочек втихаря промывал, на черный день копил. (Куда уж черней!). Понемногу сбывал на месте командировочным.