Читать книгу 📗 "Воин-Врач VI (СИ) - Дмитриев Олег"
Динамиту было совершенно точно всё равно. И поражал он любого, оказавшегося в удачной для него и фатальной для себя зоне гарантированного поражения.
Поэтому маг Хайд, поймав болт с зарядом в солнечное сплетение, в полном соответствии с законами физики оторвался от земли и полетел воздушным змеем туда, куда был направлен импульс, переданный снаряду Яновым самострелом. Только низенько-низенько. И ненадолго.
Поэтому же начавшиеся в сотне с лишним метров за моей спиной химические реакции продолжились, посетив внутренний мир монаха-бенедиктинца. И завершились выбросом энергии. Хорошим таким, мощным. Познакомив близко всю соборную площадь с гнилым естеством мистера Хайда.
Стоило нам с князем скрыться за угол, пока звучал ещё над храмом рык последней фразы–заклятия—пророчества, как щёлкнули разом четыре тетивы из четырёх разных окошек. Здесь тоже прекрасно знали, что стрело́к, скрытый в глубине неосвещенной горницы, почти неразличим, в отличие от сидящего на коньке крыши или торчащего с подоконника. Поэтому и эти выстрелы ни заметить, ни помешать им, никто не мог. Судя по воплям из-за стен, там уже никто ничего не видел. И помешать тоже ничему и никому способен не был.
Собор Святого Николая поймал в ответ на те, что метали из него лихозубы, всего четыре стрелы. Две разом, и две с небольшими задержками — дистанции у Яновых чуть отличались.
Юго-западный угол охнул и просел, ощерившись наружу брёвнами, будто тоже выпустив змеиные зубы. Дёрнулся и покосился крест. Вместе с крышей.
Грохнуло ещё дважды, почти одновременно. И крыша провалилась внутрь. Вспыхнув мгновенно, дружно, с каждого угла, вся разом.
Мы стояли вокруг молча. Нестерпимый жар от сухих смолистых брёвен почти скручивал волосы и бороды. Дышать было нечем. Но мы и не дышали. Слушая гул пламени, треск искр и вой жареных гадов. Из погребального костра Яна Немого не выбрался ни один. Ни один не спрыгнул с жертвенной лодьи. Перкунас принял жертву.
Трижды гремело вдали. И мы вздымали мечи, будто указывая дорогу вражьим душам. Изо всех сил надеясь, что к Богам отлетят только они. Но, видимо, Свен оказался прав. Слова старого конунга тоже оказались пророческими. Богам сегодня было весело. Они ограничились чужаками, сохранив жизни всем нашим. Прискакавшие нетопыри принесли хорошие вести. И одного сильно контуженного и несильно обгоревшего лихозуба. Разобрать его вопли было трудно, но мы никуда не спешили, а слушать внимательно Гнатовы учились, кажется, раньше, чем говорить и ходить. Бегать и стрелять, рубить и колоть. Но всё, что от них требовалось, знали и умели гораздо лучше многих.
— Кликни всех, Гнат. Заканчиваем здесь и идём дальше, — велел Всеслав, когда стало ясно, что от взятого «языка» мы больше ничего не узнаем. И по кивку великого князя то, что осталось от последнего в Рибе лихозуба, улетело почти в самую середину огромного тлевшего костра на месте бывшего собора Святого Николая.
— Уже, сразу, — привычно отозвался из-за плеча Рысь. И, судя по голосу, улыбнулся. Впервые за день.
Донеслись голоса, послышалась отрывистая датская и шведская речь с разных сторон. Хаген и Крут шагали во главе своих от причалов, Свен со старым другом Нильсом выходили с той улицы, что вела к лесу. И все как один смотрели на пожарище. И ямищу посреди площади, которую невозможно было вырыть за такое короткое время. И на необычные, но довольно однообразные узоры на окрестных стенах и крышах. Красно-бурые.
— А повезло вам, Нильс. Я думал — хуже будет, — заключил датский конунг, осмотревшись. — И дел-то всего, что церковь заново отстроить. И яму зарыть. И стены с крышами отскрести как-то. Нет, определённо повезло. Ляхи, я слышал, до сих пор думают, как им две крепости да два белокаменных собора из щебня и пыли обратно собрать.
— Брехня! — не выдержав, влез Рысь. — Одну только церкву развалили! И крепость не всю, ворота только. Ну, и стены там маленько… Но вторая вообще как новенькая! Почти.
— Вот и я говорю: повезло городу, — привычно оставил последнее слово в споре за собой Свен Эстридсон. — Как назовёшь его, брат?
Всеслав проследил за ручейками дыма, что убегали в ярко-голубое небо. Оттуда, где жар пожарища уже не был нестерпимым. Поднял взор ввысь. И улыбнулся, словно прощаясь со старым другом.
— Янхольм. На гербе рыбку нарисуйте. Он любил рыбку.
Путь до устья Эйдера занял остаток дня. Погрести пришлось от души, река хоть и несла воды к Северному морю уверенно, как и всегда, но не так быстро, как нам требовалось. А когда драккары один за другим вдоль южного берега вышли на открытую воду, мы увидели, что успели все. И наша сводная эскадра, и флот Олафа, короля Норвегии.
Справа от нас уходила к окоёму-горизонту бескрайняя гладь Нордзе́е, как его уважительно называли местные. В лучах заходящего Солнца смотрелось это величественно и непривычно для наших, сроду столько воды не видавших. Викинги бурчали что-то одобрительно-позитивное, мол, добрый знак, приветливо встречают нас морские ду́хи. А Всеслав смотрел внимательно на цепочку корабликов, пытаясь определить расстояние до ближайшего. В поле, в степи, в лесах, где приходилось заниматься таким же делом, глазомер сроду не подводил. Тут же будто отказывался работать.
— Крут, далеко до них? — правильно, не знаешь сам — спроси у того, кто знает.
— Вёрст десять, Слав, не больше. Двигайте за нами, поздороваемся с Олафом. Он, наверное, устал тут скучать без нас, — откликнулся со своего драккара морской демон, явно знавший о воде побольше нас, сухопутных да речных.
Мне вдруг вспомнились не ко времени строки классика про «и царицу и приплод тайно бросить в бездну вод. 'Это кто ж такое окаянство удумал, чтоб детей топить?» — насторожился Всеслав, будто ныряя в мои воспоминания. «Да бабы какие-то не поделили князя» — максимально кратко резюмировал я шедевр русской словесности. И улыбнулся, вспомнив, как сердился старший сын, когда только научился читать. У всех приличных предыдущих сказок названия были значительно короче: Колобок, Теремок, Репка, просто и понятно. А тут тебе и царь, и сын его, не простой, а славный и могучий богатырь, и царевна прекрасная. Но после такой заманухи, да полистав великолепные иллюстрации Назарука, отложить книжку он, конечно, уже не смог.
Олаф стоял на носу своего корабля неподвижно. Не кричал и не махал руками, как Хаген, начавший орать что-то приветственное едва ли не за полкилометра. И, присмотревшись к лицу его, мы с великим князем уверились полностью в том, что морской руянский волк ошибся. Хёвдинг норвежской дружины тут не скучал.
— Что стряслось? — сходу спросил Чародей, едва перескочив на норвежскую лодью. Как объяснял Крут, на море были такие правила: если ты поступал в чью-то рать или ватагу, то нужно было доложиться командующему флотом. И не орать через борт, а перейдя на его судно, явив вежество и уважение. И пусть фактическим главкомом тут был Всеслав, он перешёл по сложенным вёслам на корабль союзника. Удивив того. Но почувствовав, что мериться шпагами, эполетами и треуголками сейчас точно не стоило. И вновь не ошибся.
Закрыть бухту пришло четыре десятка драккаров. На плаву осталось три. Дойти до Дувра без особенных проблем могло два. Лихозубы очень настойчиво хотели прорваться с вестями. И именно поэтому мы не встретили в бывшем Рибе, нынешнем Янхольме, того десятка лодий, о которых узнали в Юрьеве-Северном. Радовало то, что пройти норвежский заслон у них не вышло. Не радовало всё остальное.
Они и впрямь отлично плавали и забирались на борта, сжимая в кулаках ножи, вбивая их в дерево, подтягиваясь и повторяя движения так, будто дельфинами из глубины взмывали. И оставались ядовитыми, даже проплавав в море почти сутки. С воинами Олафа повторилась история Хагена и Будивоя. Каждый хотел попасть в саги, вырвав жало слуге Ёрмунганда. Но попасть удалось только во владения великанши Хель, владычицы царства мёртвых. Многим.