Читать книгу 📗 "Смутные дни (СИ) - Волков Тим"

Доктор, промыв рану йодом, начал осмотр. Пуля прошла навылет, кость не раздробив, а вот плечевую артерию задела. Кровь сочилась, несмотря на жгут. Иван Палыч, стиснув зубы, ввёл обезболивающее в ткани вокруг раны — Василий дёрнулся, застонал.

— Терпи, начальник, — пробормотал доктор, готовя иглу и шёлковые нити. И кивнул Аглае: — Приступим.

В углу, в печке, потрескивали поленья — жар нужен был не столько для тепла, сколько для кипячения воды и стерилизации инструментов.

— Кровь, — сказала Аглая, указывая на рану, из которой толчками хлестала алая струя. — Артерия… плечевая.

Молодец, правильно определила.

— Эфир, — приказал Иван Павлович. — Держи маску плотно. Не дай очнуться.

Аглая поднесла ватную маску к лицу Петракова, дождалась, когда эфир начнет действовать, кивнула доктору.

— Можно начинать.

— Скальпель.

Плечо уже распухло — видимо сказалась тряска на телеге. Доктор аккуратно рассёк ткани.

— Сюда зажим, оба. Глубже… Ещё глубже.

Темно. Мало света… Но Иван Павлович уже знал, где искать: в ямке между головкой плечевой кости и ключицей, где пульсировала разорванная артерия. Ага, вот и она…

— Нашёл. — Голос его был спокойным, почти отстранённым. — Аглая, шелк. Быстро.

Закрепить зажим. Кровь сразу же остановилась. Промокнуть. Ага, так то лучше. Так, теперь самое главное. Доктор осторожно прошил артерию, связывая обрывки, не забыв оставить место под дренаж.

— Шансы есть? — тихо спросила Аглая, но не из жалости, а больше из научного интереса.

— Если не начнётся гангрена — выживет, — бросил Иван Павлович. — Если не будет кровотечения — рука будет двигаться. А вот инфекции боюсь.

Потом, смахнув пот со лба тыльной стороной ладони, принялся зашивать разрез.

Операция прошла успешно. Иван Павлович не сомневался, что Петраков выживет. Главное правильно организовать послеоперационный уход. А Аглая в этом профессионал.

Раненного перевели в палату, привели операционную в порядок. Доктор уже собирался направиться отдыхать — все-таки третий час ночи, — но увидев грустную Аглаю, остановился. Нужно было рассказать ей про Гробовского. Ведь переживает же девчонка за своего кавалера.

Иван Палыч, кашлянув, остановился у стола, где девушка сортировала бинты.

— Аглаюшка, дело есть. Про Алексея Николаича поговорить надо.

Девушка замерла, насторожено взглянула на доктора.

— Что-то прояснилось? Жив ли? — голос её дрогнул.

— Жив, — кивнул доктор, прислонившись к стене. — И не похитили его, как мы думали. Те, в чёрных плащах, — не бандиты были. Пытались спасти его, вывести.

Аглая, нахмурившись, отложила бинты.

— Спасти? От кого? И куда он делся?

Иван Палыч вздохнул.

— Слушай, Аглая. Времена смутные сейчас, сама знаешь. Заключенных еще освободили. А Гробовский много кому дорогу перешел, много кого за решетку отправил. Опасно ему стало тут. Мы его в изоляторе прятали не зря — за ним могли охотиться. Да и вон, Петраков, которого мы сейчас латали, тоже приходил за ним — сама видела. Новая власть пока еще не разобралась до конца, кто враг, а кто друг. Гробовского Деньков, урядник, и Лаврентьев увезли тогда — хотели от беды спасти. И спасли — Петраков никого не нашел. Но нашел бы, рано или поздно. Так что… В городе Гробовский переждёт, пока уляжется все. Сказал, тебе все объяснить.

Аглая, шмыгнув носом, уставилась в пол.

— Значит, не бросил он… А я уж думала…

— Конечно не бросил! — мягко сказал Иван Палыч. — Просил передать, чтоб ты не расстраивалась сильно. Вернётся, как сможет. Он не из тех, кто бегает. Сам переживает, что пришлось так расстаться с тобой, даже не попрощавшись.

Аглая кивнула, вытерла уголком платка глаза.

— Спасибо, Иван Палыч. А то сердце не на месте было.

— Понимаю, — доктор улыбнулся. — Ты за Петраковым присматривай, он выздоравливает, но слаб ещё.

Доктор уже собирался уйти, как Аглая сказала:

— Иван Павлович… тут такое дело…

— Что такое?

Аглая замялась, опустила взгляд в пол. Руки принялись теребить фартук. Девушка шмыгнула носом, готовая вот-вот расплакаться, подняла глаза на доктора.

— Иван Палыч, спасибо вам… за правду про Алексея Николаича. А то я уж думала, совсем пропал. Сердце-то не на месте было, — её щёки порозовели, голос стал тише.

— Да не за что! — улыбнулся доктор.

— Иван Палыч… я… даже не знаю, как сказать, — девушка продолжала смотреть в пол, словно чего-то сильно стесняясь. — Только вам могу открыться, больше некому, — она замялась. — В общем… Я… от Алексея Николаича… беременная.

Иван Палыч замер. Даже не сразу поверил собственным ушам.

— Что? — тихо переспросил он.

— Беременная… — одними губами прошептала Аглая.

Иван Павлович кашлянул, потер переносицу, чтобы скрыть растерянность.

— Аглая… вот это… Господи, ну и дела. Давно знаешь?

— Две недели уж, — тихо ответила она, не поднимая глаз. — Сначала не верила, думала, померещилось. А потом… Поняла, что правда. Только не знаю, как быть. Кому рассказать? Алексей Николаич ушёл, я ему даже не сказала, не успела… он не знает… я… боюсь.

Доктор шагнул ближе, положил руку на её плечо, стараясь говорить твёрдо.

— Аглаюшка, радость ты моя, ты не переживай. Это ж радость, дитё — всегда радость, даже в смутные времена. Я за тебя рад, честно. Вот молодец! И поддержу во всём тебя, не сомневайся. Будем думать, как лучше сделать. Алексей Николаич вернётся, а пока ты не одна — я тут, больница тут. Все будет нормально. Не переживай!

Аглая подняла глаза, слабо улыбнулась, но слёзы всё же блеснули.

— Спасибо, Иван Палыч. Вы… вы как отец родной. Прям от сердца отлегло. Только не говорите никому, ладно? Стыдно пока… Без мужа то… Не положено у нас так… засмеют…

— Ни словечка, — кивнул доктор. — Это твоя тайна, сама решишь, кому открыться. А я присмотрю, чтоб ты себя берегла. Если что — зови, я всегда рядом.

Аглая вытерла глаза платком, кивнула.

— Хорошо, Иван Палыч. Пойду бинты проверю, а то… разревелась тут.

Доктор кивнул. И только когда Аглая ушла, позволил себе немного эмоций:

— Во как! Ну Гробовский! И когда успел?..

Наверное было и хорошо, что Алексей Николаич не узнал о такой новости — точно бы никуда не поехал бы. А тогда… тогда неизвестно что было бы. Впрочем, одно наверняка было бы понятно — Гробовский бы не долго радовался такой новости и уже сейчас сидел бы за решеткой.

Спалось плохо и утром Иван Павлович встал разбитый. Сразу же решил пробежаться по больнице — осмотреть больных и в большей степени начальника общественной полиции Зареченского уезда господина Петракова. Или товарища? Как теперь правильно?

Василий лежал на койке у стены. Не спал. Его молодое почти мальчишеское лицо было бледным, но глаза блестели живостью. Увидев доктора, Петраков попытался приподняться, но Иван Палыч махнул рукой.

— Лежите, Василий… Кстати, как вас по отчеству?

— Андреевич я, — тихо ответил он.

— Василий Андреевич, лежите, не вставайте. Как самочувствие?

Петраков слабо улыбнулся.

— Бывало лучше, гражданин доктор. Плечо ноет, но… жив. Аглая сказала, вы мне артерию зашили?

— Зашил, — кивнул Иван Палыч, придвигая табурет. Он ощупал повязку, проверил пульс. — Жар вижу спал, кровотечения тоже нет. Дренаж в порядке. Слабость?

— Все хорошо. Когда можно будет выписаться?

— Экий вы какой быстрый! Не так скоро, Василий Андреевич, как вы хотите. Рана серьёзная, есть большой риск заражения. Так что нужно понаблюдать. Да вы и сами разве не чувствуете?

Петраков облизнул белые губы, кивнул.

— Чувствую. Слабость и в самом деле имеется. И болит еще… — и немного смущенно добавил: — Может, укольчик какой?

— Сделаем. Конечно, в городской больнице больше возможностей по лечению, но пока не могу дать разрешение на перевозку — растрясем рану, может открыться кровотечение, а повторно зашивать… риски возрастают в разы. Так что полежите тут пока.