Читать книгу 📗 "Участковый (СИ) - Барчук Павел"
Такие жулики, которых при личном знакомстве сходу можно принять за профессора, доктора наук или честнейшего человека. Даже когда знаешь статью, которая им грозит, и то сомневаешься, не произошла ли ошибка.
Так что Бесов мог теперь изображать что угодно. Я прекрасно оценил его взгляд в первые минуты. Этого достаточно, чтоб составить о нем мнение. Уверен, оно правильное.
— А? Что? Новый участковый? — тихим голосочком спросил Анатолий Дмитриевич, щурясь на меня. Его лицо исказилось маской неподдельного, почти искреннего испуга: — Да, да, заходите, товарищ лейтенант! Прошу! Только там, знаете, неприбрано немного… Жена уехала к родственникам, я тут один… Временно, так сказать, веду холостую жизнь.
Бесов засуетился, пропуская меня в прихожую.
Квартира, скромная однушка, действительно была в легком беспорядке, но не критичном. Пахло чем-то сладковатым и приторным, как от перестоявшегося компота. Такое чувство, будто в раковине скопилась немытая посуда.
Я прошел в комнату. На столе лежала раскрытая книга — «Капитал» Маркса. Рядом стояла баночка с надписью «Вазелин». Очень странный набор, надо признать. Боюсь представить, зачем человеку при чтении Карла Маркса требуются подобные средства.
— Пятки, знаете ли, мажу. — Заявил Бесов, убирая баночку со стола. Хотя я его, между прочим, ни о чем не спрашивал.
— Ну, что у вас, Анатолий Дмитриевич? — начал я, устраиваясь на предложенный стул, возле большого круглого стола, — Так понимаю, ведете антиобщественный образ жизни? Спекулируете? Наживаетесь на честных советских гражданах?
— Да что вы, товарищ лейтенант! — Бесов всплеснул руками, его лицо изобразило такую степень невинности, что ее хватило бы на десяток девочек из пионерского хора. — Я человек маленький, тихий. Я, можно сказать, алкаш! Да-да! Совсем спился. Вот, с утра уже… — Он потянулся к графину с водой, стоявшему на столе, но я его остановил.
— Не надо. У алкашей с утра трясучка и запах перегара, а у вас только забродившим компотом слегка попахивает. И трясет вас, гражданин Бесов, исключительно от моего присутствия и то несильно. Вы думали, раз я новый человек, то мне можно рассказать сказочку про алкоголизм? За него-то не сажают, верно? Так чем занимаетесь?
— Да я… книги читаю! — оживился Бесов, указывая на «Капитал». — Повышалку прохожу. Овладеваю марксистско-ленинской философией. Оборзование-то у меня средне-специальное. Такое, знаете… Очень среднее и очень специальное. А Маркс… Весьма увлекательное чтиво. Меня сподвиг один товарищ. Он, прочитав «Капитал», осознал всю никчемность бытия и ушел в монастырь. Правда, его оттуда быстро выгнали за то, что он пытался организовать профсооз трудящихся-отшельников, требовал сокращения рабочего дня и увеличения рыбной нормы в постные дни. Но сам факт!
Я смотрел на Бесова, стараясь сохранять невозмутимость. А это было сложно. Потому что, судя по той чуши, которую он мне впаривал, гражданин Бесов либо нового участкового считает идиотом, либо сам дурачок. Второй вариант порадовал бы меня больше, но, думаю, первый — ближе к истине.
— Забавно… а джинсы? Жвачка? Духи? Это тоже соответственно теории Маркса? — поинтересовался я.
— А-а-а-а-а, это…– Бесов взмахнул руками, как курица-наседка крыльями, и затараторил еще быстрее. — Это же не спекуляция! Это… культурный обмен! Я, можно сказать, неформальный дипломат. Знакомлю советских людей с достижениями… э-э-э… прогрессивной молодежи капиталистических стран. Чтобы наши граждане воочию убедились, насколько «ценности» Запада гнилы и бесперспективны! Вот, смотрите. — Бесов сунул руку по стол, там виднелась огромная хозяйственная сумка, и как фокусник достал пару поношенных джинсов. — Видите? Дыры на коленях! У нас, в СССР, такой брак никогда не пропустили бы! А они носят! Потому что у них кризис перепроизводства, им не хватает ткани! Позор!
Я почувствовал, как у меня начинает дергаться глаз. Нет, все-таки Бесов издевается. Точно. Глумится, сволочь такая.
— А жвачка? Даже любопытно, как ее вы оправдаете? — не сдавался я.
— Это не жвачка! — торжественно провозгласил Бесов. — Это наглядное пособие…
Внезапно голос Анатолия Дмитриевича начал казаться мне слишком нудным. Я почувствовал неимоверную усталость, которая навалилась на меня, будто тяжёлое мокрое одеяло. Слова Бесова сливались в монотонное жужжание, теряя свой смысл.
— Культурный обмен… наглядное пособие… кризис перепроизводства… — доносилось до меня сквозь плотный слой ваты, не понятно откуда взявшейся в ушах.
Я моргнул. Потом еще раз. Перед глазами появилась мутная, похожая на марево в жаркий день, пелена. Теплая волна накатила на мое сознание. Веки стали свинцовыми. Я понял, что засыпаю. Совершенно бессовестным образом. И никак не могу остановить это.
Глава 7
«Да он меня усыпляет, мать его в рыло!»
Эта мысль, тяжелая и вязкая, как смола, с трудом пробилась сквозь густую пелену, обволакивающую мозг.
Мое состояние ухудшалось с каждой секундой. И я никак не мог повлиять на это. Голова стала свинцово-тяжелой. Мне казалось, она вообще с трудом держится прямо. Ее со всей силой гравитации тянуло вниз. Желание прилечь стало просто невыносимым. Хоть куда-нибудь. Например, положить руки на стол и устроится на них, как на подушке.
Веки неумолимо стремились опуститься и больше не открываться. Каждое усилие, чтобы их поднять, отдавалось тупой болью в висках.
В мыслях, как в прогнившем, густом болоте, смутными обрывками плавали слова Семёнова: 'Зайдешь к нему, и вспомнить не можешь, о чем говорил."
Черт, черт, черт! Какого хрена⁈ У меня сейчас было именно такое состояние, как рассказывал старлей.
Я вдруг понял, что не могу вспомнить, каким образом вообще попал в квартиру Бесова. Будто из башки ластиком стерли минут десять моей жизни. А потом ещё и грязной тряпкой поелозили сверху, для надёжности.
Это не обычная усталость. То, что со мной происходило. Это совсем другое. Похоже, фамилия Бесова не зря показалась мне слишком говорящей.
Идиотизм, конечно. Если этот плюгавый сучоныш и правда нечисть, то с фантазией у него явные проблемы. Бесов… всё равно, что почтальон, скрывающий свою профессию, назвался бы Печкиным — сразу подозрительно.
Я изо всех сил попытался скинуть сонное состояние. Однако, ни черта у меня не выходило. Еще, как назло, начала наваливаться совершенно неуместная паника.
Мозг на грани бреда и яви упорно рисовал нелепые картины с участием Бесова. Вот — я вырубаюсь и он расчленяет меня на детали с помощью кухонного ножа. Вот — я засыпаю и он выкидывает мою тушу из окна. Этаж, конечно, первый, ни хрена не случится, но с соседями придётся объясняться.
Самое интересное, Бесов упорно делал вид, будто не замечает моего состояния. Он, как ни в чем не бывало, продолжал говорить, но я уже не слышал, о чем именно. Просто видел, как открывается и закрывается рот Анатолия Дмитриевича, но вместо его бубнежа в моих ушах стоял ровный гул и замедляющееся биение собственного сердца.
Внезапно я почувствовал, как что-то тонкое и твердое упирается мне в район правого ребра. Сначала даже не понял, что происходит, но уже в следующее мгновение сообразил.
Во внутреннем кармане лежал химический карандаш. Я прихватил его из отдела, когда мы с Семеновым уходили. Решил, вдруг пригодится для записей. Причём, прихватил со стола того самого «коллеги», который страдает фанатичной любовью к чистоте и порядку. Вместе с маленьким блокнотиком. А потому карандаш был заточен настолько идеально и остро, что при желании его можно было использовать в качестве колющего оружия.
Рискованный план оформился в голове моментально. Даже странно, что в подобном состоянии я еще ухитрялся думать.
Тело плохо слушалось, но я с трудом, медленно, миллиметр за миллиметром поднял левую руку и сунул ее под пиджак. Осторожно, стараясь не привлекать внимания Бесова, который упорно что-то продолжал говорить, глядя мне прямо в глаза, вытащил карандаш из кармана и безвольно уронил руку на колени, крепко сжимая свое «спасение» в кулаке.