Читать книгу 📗 "Телохранитель Генсека. Том 2 (СИ) - Алмазный Петр"

— Володька, а ты знаешь, что на больших столбах кошек вешают?

Я всегда был сдержанным, спокойным и не отличался взрывным темпераментом, но тут психанул — так стало обидно за кошек! Мы сцепились, покатившись по траве. Мутузили друг друга кулаками, я расквасил Ваське нос и поставил солидный фингал, засветив кулаком под глаз.

Потом вместе стояли у директора в кабинете. Екатерина Алексеевна отчитывала нас, а мы с Васькой сопели, глядя в пол. Меня, как самого высокого — Василий не доставал мне макушкой до плеча — директор назначила виноватым. Заставила пообещать, что драк больше не будет и в заключении воспитательной беседы потребовала, чтобы мы с Панкратовым пожали друг другу руки. Васька с готовностью протянул мне руку, но я отказался пожать ее в ответ.

— Панкратов, ты можешь идти, — сказала Екатерина Алексеевна. — А ты, Медведев, приведешь в школу родителей. Тогда и получишь свой портфель.

Идти домой было стыдно, я долго слонялся возле школы. Ко мне подошел Васька. Я даже подумал, что снова будем драться, но он наоборот искал примирения.

— Слушай, ты на меня не злись, а? — сказал он как-то неуверенно, даже просяще. Я удивился до такой степени, что остановился.

— Я просто тут недавно, друзей нет, — Васька пнул камешек и помолчал, наблюдая, как далеко он отлетит. — Вот и цеплялся к тебе, думал, раз ты самый большой, то я буду самым смелым, если буду обзывать тебя.

— Самым дурным ты будешь, — проворчал я, все еще сердясь. — Как теперь я родителям скажу, что у меня портфель директор забрала?

— А пойдем к Журавлевой? Вместе, — предложил Васька. — Извинимся, поклянемся, что будем лучшими друзьями. Ну она же нормальная такая директриса, поди простит?

Екатерина Алексеевна уже была в своей комнате и, когда мы постучали, она сразу открыла дверь.

— Екатеринсевна, мы теперь друзья, чесслова! Отдайте Вовке портфель, а? А то ему отец всыпет. И я сам виноватый, я первый дразниться начал! — тараторил Васька, строя жалостливые и умоляющие глаза. А я почему-то не мог отвести взгляд от стола, на котором на красивой кружевной скатерти стояла огромная хрустальная ваза с цветами. Помню, как тогда я был потрясен — эта ваза показалась мне верхом богатства и роскоши!

Портфель мне тогда директор школы отдала. Но придя домой, я до блеска отчистил старую клеенку на столе. Вазы у нас не было, и я налил воды в бутылку из-под молока. Поставил в нее сорванные в палисаднике пионы. Вечером отец вернулся первым. Он тогда работал бригадиром полеводов. Увидел на столе цветы и несколько минут молча глядел на них. Потом спросил:

— Володя, у нас что, сегодня какой-то праздник? Я, видимо, забыл? Елки зеленые, у матери день рождения! Хотя нет, постой, у нее же через неделю только?

— Ничего ты не забыл, я просто поставил цветы. Для настроения, — слегка смущаясь, ответил я. — А настоящая хрустальная ваза дорого стоит? Давай маме в подарок купим?

С тех пор я люблю красивые вещи. Не вещи ради вещей, а тот уют и красоту, что можно создать благодаря им.

Да, все-таки хорошо, что я приехал домой. Порой очень полезно прикоснуться, так сказать, к истокам.

Мимо прошли две пожилые женщины.

— Володенька, здравствуй! Надолго приехал? — спросила одна.

— Родители уже все глаза проглядели, ожидаючи-то! — добавила вторая.

— Тетя Люба, тетя Нина, здравствуйте! — я вежливо раскланялся.

Тетя Люба всю жизнь проработала продавщицей в магазине, а тетя Нина до самой пенсии была фельдшером. Она и сейчас, несмотря на возраст, принимала порой роды, когда скорая из Чехова или из Серпухова не успевала приехать.

Женщины пошли дальше, и я какое-то время слушал, как они перемывают кости Тамаре, которая «так и сидит в девках, все Володьку любит и вообще кто на нее, старуху, позарится». Да уж, деревня — она и в Африке деревня…

Дома меня встретил густой хлебный аромат. Мама всегда пекла хлеб сама. Сейчас на столе возле печи лежали рядком четыре пышные булки.

— Вкуснотища! — я отломил корочку.

— Володенька, ну опять ты кусошничаешь? — проворчала мама, нарезая хлеб. — Садись давай за стол!

— Давай, сын, расскажи, как там у вас в городе? — попросил отец.

Я сел к столу. Мама поставила тарелку с кусками еще горячего хлеба в центр. Остальные булки убрала в белую металлическую хлебницу, стоявшую на холодильнике. На разделочной доске уже лежало сало, нарезанное тонкими, почти прозрачными пластами. Тарелка с зеленым луком и укропом стояла рядом. Уже налит в глубокие миски борщ — красный, наваристый, ароматный.

Я взял ложку и с аппетитом принялся за еду. Уже почти опустошил тарелку, как вдруг сообразил, что в комнате очень тихо. Обычно мысли других людей шли фоном к беседе, но сейчас я не слышал ничего.

Я поперхнулся, закашлялся.

— Не в то горло пошло, — отец похлопал меня по спине.

Справившись с кашлем, выпил стакан воды. Сел на стул и вдруг сообразил, что я сегодня вспоминал детство Медведева как свое собственное. Я не просто пользовался его памятью, я был им — Владимиром Медведевым, который родился и учился здесь, в деревне Попово.

И ни разу мне в голову не пришла мысль, что я — Владимир Гуляев, человек из другого времени, и детство у меня было совершенно другое.

Но… какое? Я этого не мог вспомнить.

Глава 8

Слишком давно я был ребенком, целых шестьдесят пять лет назад. Как не пытался, не сумел найти воспоминания, где мать обнимает меня, целует. Не было ни одной картины из тех, что согревают на протяжении всей жизни. Таких, как у Владимира Медведева… Пожалуй, единственное — как мы всей семьей лепили пельмени.

— Володя, что-то ты бледный какой-то, — мама подошла ко мне и положила руку на лоб. — Да ты весь горишь!

В ее голосе звучало такое беспокойство, что я невольно почувствовал себя маленьким.

— А ну-ка, быстро в постель!

— Мне по межгороду позвонить надо, — возразил я, действительно чувствуя боль в горле. Голос сел, хотя совсем недавно все было в порядке. — Я в контору схожу.

— Ну куда ты в таком состоянии? — забеспокоилась мать.

— Мам, у меня служба. Я обязан доложить в случае ухудшения здоровья.

Это действительно было так. О любых форс-мажорных обстоятельствах было предписано сообщать начальству. Эх, как все-таки удобно иметь в кармане мобильный телефон!

На свежем воздухе стало полегче. Добрел до конторы. Благо, рабочий день еще не кончился. Подошел к секретарше, она уже собиралась домой и сердито фыркнула в ответ на мою просьбу. Но, обернувшись, узнала меня и расплылась в улыбке — еще бы, зять председателя колхоза!

— Конечно, конечно, Владимир Тимофеевич, звоните сколько понадобится!

Уж не знаю, как ей удалось, но через пять минут оператор уже соединила меня с Москвой.

Услышал дежурную фразу телефонистки: «Межгород. Слушаю?», назвал код. Меня тут же соединили с кабинетом Рябенко.

— Понял, — лаконично ответил генерал, выслушав меня. — Выздоравливай. По приезду в Москву сообщи.

Обратно до дома добрался без приключений, у крыльца погладил Дружка, взбежал по ступеням в сени. Может, не так и болен, просто показалось? Я ведь редко болею, но если это случается, то переношу даже небольшую простуду довольно тяжело.

В доме было тепло, отец подкидывал дрова в печку. Мать у кухонного стола чистила овощи. В доме стоял резкий запах чеснока.

— Чеснок от любой заразы защищает, — сказала она. — Ты как? Давай-ка все-таки в кровать.

— Мам, да все в порядке… — пробормотал я, но на самом деле, с улицы окунувшись в тепло, почувствовал себя неважно — в висках застучало.

— Мать что сказала? В постель — значит марш в постель! Мать слушаться надо, — поддержал ее отец. — Дуня, поставь ему градусник, я сейчас малину из погреба достану. И правда, что-то совсем белый стал, а щеки наоборот — красные.

Я поплелся в свою комнату. Разделся, расправил постель, лег и укрылся одеялом. Знобило. Вошла мать с градусником в руках, сунула его мне под мышку.