Читать книгу 📗 "Ревизор: возвращение в СССР 39 (СИ) - Винтеркей Серж"
Попросил и помочь с импортным оборудованием, сказав, что технические детали по нужному оборудованию на комбинате уже должны были подготовить. Захаров, подумав, кивнул и сказал:
— Согласен с твоими аргументами, Павел. Раз мы эту плитку где-нибудь около Кремля можем начать укладывать, то качество должно быть самое отменное. Найдем мы это импортное оборудование. Передай список, как получишь, Бортко, и приступим к поискам.
Затем в связи с исчерпанием повестки состоялась всеми любимая фаза заседания — раздача конвертов с долей. Все верно, как и предполагал, вместо конверта я получил этакий бумажный кирпич…
Затем подняли тосты за успех моего спектакля. Еле отбился от желающих мне водочки подлить вместо Боржоми и заставить выпить. Только поддержка Захарова и помогла.
— Прекратите, товарищи! Мне вот Павел Ивлев очень нравится, как член нашего сообщества, именно в таком вот виде, непьющем. Пьющих в Москве полно, вот только звать никого из них к нам что-то мне не хочется. И сами тоже выводы делайте… — сказал он, и от меня отцепились.
Вернулся домой в начале десятого. Поздно, конечно, но все же решил забежать к художникам, благо у них окна светились. Не с раннего утра же к ним завтра идти…
Михаил Андреевич открыл мне дверь и очень обрадовался.
— Павел! Как раз недавно о тебе вспоминали, когда наткнулись во дворе на твою няню с твоими детками. Хорошая она у тебя женщина!
— И я тоже о вас все время вспоминаю, Михаил Андреевич. А няня, да, не то что хорошая — няня золотая!
Про себя подумал, что по оплате так точно. Но сам же такую зарплату предложил за то чувство уверенности, которое у меня возникает при виде нее. Валентина Никаноровна себе всяких глупостей в отношении моих сыновей точно не допустит… Экономить мы уже пытались, и мне это не понравилось…
Тут и Елена Яковлевна появилась. Тоже мне очень обрадовалась. Извинился перед хозяевами за столь поздний визит, и тут же и предложил контрамарки на премьеру моей пьесы.
Тут, конечно, начались похвалы в мой адрес, да так хвалили, что мне совсем уже стало неловко. Решил перевести разговор, спросив, не появилось ли у них новых картин за то время, что мы не виделись.
— Появилось, Паша, как же не появилось! — радостно сказала Елена Яковлевна, — мы же только что с пленэра из-под Пскова приехали. Места там такие невероятные, истинно русские, былинные… Пойдем, покажу тебе…
Меня повели в гостиную, где новые работы вдоль стен пока расставили. Не было уже места на стенах…
Начал смотреть на новинки. Как всегда, очень красиво. Июль и август средней полосы России во всей своей красе. Тихие заводи, березовые рощи, телеграфный столб с взлетающим в небо из гнезда на колесе телеги аистом. Отдельно несколько работ с псковской крепостью. А потом замер, наткнувшись взглядом на последнюю картину. Бывает так, что ты просмотришь не то что десятки, а и сотни работ, а потом натыкаешься на ту, к которой сразу сердцем прикипаешь. Если это в Эрмитаже с тобой происходит, это просто беда — с такой работой домой ты не уйдешь. Но вот когда ты в гостях у художников, с которыми у тебя хорошие отношения — шансы есть…
На картине девушка, чем-то неуловимо похожая на мою мать, когда ей было около двадцати лет. Не на Аполлинарию, а на мою настоящую мать, из прошлой жизни. Стоит, тепло и немного смущенно улыбаясь, на берегу небольшой речушки. Белые тучки на небе, роса на лугу, а позади радуга. Общее впечатление — невероятное!
— Елена Яковлевна, а эту работу кто написал из вас?
Лукаво посмотрев на меня, она спросила:
— А ты, Павел, как думаешь?
— Вы, наверное?
— Не угадал, эта работа Михаила. Понравилась?
— Очень! — честно сказал я.
— Ну так и бери в подарок, — тут же махнул рукой довольный художник, — будешь потом вспоминать, глядя на нее, о своей премьере в «Ромэне».
— Нет, так не пойдет. Если я в «Ромэне» пьесу ставлю, это не значит, что я у вас картину буду выцыганивать, — пошутил я.
Посмеялись вместе.
— Позвольте, я куплю у вас ее.
Тут же припомнил, какие деньги мне передавали за некоторые картины клиенты художников. Ага… Диапазон цен примерно ясен.
— Хочу предложить вам за нее восемьсот рублей… Такая цена вас устроит?
— Ну, если выцыганивать не хочешь, то ладно. Но и мы тоже вам с Галией не чужие люди, — покачал головой Михаил Андреевич. — Давай все же на половине названной тобой суммы остановимся. Хорошо? Нам с Леночкой иначе неудобно будет. Павел, четыреста рублей и по рукам!
— По рукам. Спасибо вам большое, — искренне поблагодарил я художников.
Понял прекрасно, что скидку они мне дали неслабую. Надо будет думать, как отблагодарить их. Но в данный момент я был очень доволен. Редко мне так работы художественные в душу западают.
— Не удивляйтесь только. Деньги я случайно прихватил, на случай, если вы уже закончили с заказом для музея… — объяснил я появление из портфеля своего денежного кирпичика, начав отсчитывать из него четыреста рублей.
— Что ты, Павел, ты же говорил, что там еще только здание музея строится, так что мы особо и не спешили. Да и полотна там монументальные. Работа серьезная, кропотливая. К концу октября где-то можно ожидать выполнения заказа? Или надо поскорее? — спросил Михаил Андреевич. — И нам бы все-таки еще с руководством музея обсудить, как и хотели, что там и как…
— Нет, что вы, конец октября вполне устроит. А что касается руководства музея, то я так понял, что его еще и не назначили, — развел руками я, и передал четыреста рублей художнику, — так что, думаю, что вы можете положиться на свое собственное художественное чутье. Оно в любом случае будет надёжнее, потому что сами понимаете, что в такую глушь никто вашего уровня директором музея из Москвы не поедет. Есть еще сподвижники на Руси, конечно, но сами понимаете, шансы найти такого минимальны…
— Понимаю, о чем ты, — закивал мне Михаил Андреевич.
— Мне картину сейчас забирать уже можно? — показал я на свою покупку, укладывая деньги обратно в портфель.
— Нет, мы сначала раму достойную к ней закажем, вот с рамой сразу и принесем тебе, как будет готова, — вмешалась в наш мужской разговор Елена Яковлевна, — у нас такой рамочник есть хороший, что просто кудесник. Прикинул, Паша, уже, где будете ее вешать, чтобы я цвет рамы лучше подобрала? Я же помню, какие у вас цвета по всей квартире.
— В гостиной между окнами хочу повесить, — уверенно ответил я.
— Хорошо, тогда и цвет подходящий подберу, — сказала, склонив сосредоточенно голову немного набок, художница.
Я еще раз извинился, что так поздно их потревожил, и таки смог уйти минут через пять. Сложно это было, ох, сложно, люди художники гостеприимные, только когда сослался на то, что день был тяжелый, тогда и отпустили. Но с обязательством, чтобы мы как-нибудь уже вдвоем с Галией к ним заглянули.
— А то и деток своих приводите с собой, — предложила Елена Яковлевна.
— Они уже бегать начинают потихоньку. Разгромят они тут у вас все, — покачал я головой и откланялся.
Вошел домой тихонько. Мало ли детей Галия укладывает как раз. Так что замки открыл почти без шума. Смотрю, на пороге сидит Тузик и радостно виляет хвостом. Ага, значит, дети еще не спят. Но шуметь не стал, решил тихо прокрасться и посмотреть, чем семья моя занимается в мое отсутствие.
Разулся, буквально несколько шагов сделал и услышал:
— Так, Руслан, повторяй за мной «папа»! Не хочешь? А ты, Андрей? «Папа». И ты не хочешь? Давайте-давайте, порадуйте папу к своему годику!
Ах ты ж моя хорошая! Я детей обучаю «мама» говорить, а она «папа».
Отступил аккуратно к двери, обулся, и громко дверь отворил. Нашумел, так Галия тут же радостно в коридор выбежала.
— Паша! — подбежала она ко мне, и я обнял ее и поцеловал, — тут столько всего, что давай я сразу тебе все и расскажу, пока не забыла. На жалобные глаза Тузика не смотри, он гулял с детьми три часа назад. Костя Брагин звонил, просил тебе напомнить, что завтра военная кафедра. К десяти утра нужно быть по адресу… Не помню, но записала на бумажке. Еще звонил тот самый Дима, с которым мы договаривались в ресторан на субботу. У тебя же премьера в «Ромэне» в 19.00, так я перенесла наши посиделки в ресторане на 15.30, чтобы мы точно успели. Так хорошо, не было у тебя планов на это время?
