Читать книгу 📗 "Шайтан Иван 6 (СИ) - Тен Эдуард"
Полковник Лукьянов и Куликов стояли плечом к плечу, провожая взглядом карету графа, медленно ползущую по грязи Земляного города, скрываясь в предрассветных сумерках.
— Не изменяет себе наш граф, — тихо произнес Лукьянов, следя, как последний блик фонаря скользнул по лакированному кузову.
— Таких бы, как он, Лев Юрьевич… хотя бы с десяток по губерниям рассадить. Освежить кровь, встряхнуть этот затхлый корпус чиновничий… — Он глубоко вздохнул, словно выдыхая всю гнетущую тяжесть ночи. — А как он вице-губернатора осадил? Ни тени страха. Любо-дорого было видеть и слышать! — На его усталом лице мелькнула горьковатая усмешка. — И главное — не боится ничего! Хотя он знает, что никто не дерзнет тронуть, — Куликов вспомнил именной жетон.
— Вы правы, Жан Иванович, — кивнул Лукьянов, его взгляд тоже был прикован к удаляющемуся экипажу. — Личность… неординарная. Из другого теста, что ли, слеплена. И сила в нем — особая. Такая, что и страшно порой, и… завидовать невольно начинаешь этой вольности. — Он поправил папаху, поворачиваясь к дому, где уже хозяйничала полиция. — Пойдемте, разгребать последствия нашего «веселья». Пока вице-губернатор не нагрянул с новыми претензиями….
— Не стоит вмешиваться, Лев Юрьевич, не наша епархия, вот пускай сами и разбираются. — посоветовал Куликов.
— Что там у Малышева? Поручик, ротмистр не прибыл? — спросил Лукьянов у поручика стоявшего около дома.
— Никак нет, господин полковник. Убыл с группой и подполковником. До сих пор не вернулся.
Глава 15
Петербург. Аничков дворец, резиденция цесаревича Александра.
Александр медленно шел по пустынным коридорам верхнего этажа, наслаждаясь редкой возможностью побыть наедине с мыслями. Он любил эти уединенные прогулки, когда никто не дергал, не докучал. Останавливаясь у высоких окон, он подолгу смотрел на застывший в сумерках город, но сегодня вид не радовал. В голове навязчиво звучал разговор с отцом — тот вновь предостерегал о крайней осторожности в выборе окружения. Особенно выделен отцом графа Иванова-Васильева.
Да, граф… Он и впрямь выбивался из любых рамок. Его поступки были вызывающе резки, речь — беспощадно прямолинейна. Многих это раздражало до исступления. Манера его общения, эта дерзкая откровенность со всеми без разбора, заставляла нервничать даже императора. Нет, формально граф не переступал черту дозволенного, но слова его… они всегда находили уязвимое место, были не просто неприятны, а словно иголки, впиваются в самое живое. И изложено все было так безупречно, что придраться — значило бы выглядеть мелочным или трусом. Оставалось лишь проглотить обиду… или вызвать на дуэль. А граф, как всем ведомо, никогда не отказывал в «удовлетворении», будучи виртуозом в любом виде оружия.
Самое же мучительное было в том, что Александр, вопреки всем советам и отцовским предостережениям, не мог — да и не хотел — побороть свою глубокую симпатию к этому человеку. Чувство благодарности, смешанное с каким-то странным восхищением перед его бесстрашной прямотой, связывало его крепче любых доводов рассудка.
— Правду не любят, потому как она редко бывает приятной. — вздохнул цесаревич.
Александр заметил присутствие адъютанта, стоявшего чуть поодаль с почтительной скромностью. Третий за недолгое время… Предшественник, отслужив честно восемь месяцев, попросил отставки: тяготила его придворная служба, рвался он в полковую семью. Нынешний, поручик Илья Николаевич Якушин, напротив, служил образцово.
Потомок древнего, но разорившегося рода, лишившегося княжеского достоинства и родовых владений. Лишь жалкие остатки былого — крохотное курское поместье да две сотни крепостных — напоминали о прошлом. Однако Якушин сумел пробиться сам: окончил с отличием Главное инженерное училище, отлично показал себя в гвардейских саперах. Рекомендация генерала Дубельта оказалась безупречной. Образованный, владеющий языками, невероятно исполнительный и точен в мелочах. Он прекрасно понимал, что должность адъютанта цесаревича — единственный шанс поднять фамилию из небытия, и служил с самоотверженным рвением. За полгода Александр не нашел ни одного повода к неудовольствию.
— Ваше императорское высочество, осмелюсь напомнить: время ужина. Их императорское высочество соблаговолили ожидать вас, — почтительно доложил Якушин
Александр вздрогнул, возвращаясь из глубины раздумий.
— Да, Илья… Иду, — ответил он, все еще мыслями находясь далеко.
— Ваше высочество, вы чем-то встревожены? — тихо спросила Мария по-немецки.
— Мария, я не раз просил вас говорить по-русски, — сухо, с легким недовольством в голосе, произнес Александр. — Вы — будущая императрица Российской империи и обязаны в совершенстве владеть языком своих подданных.
— Простите, ваше высочество, я понимаю свою ошибку, — с запинкой, стараясь четче выговаривать слова, ответила Мария. За два года она вполне освоила язык, но говорила с сильным акцентом. Видя недовольство супруга, она смутилась и опустила глаза, нервно перебирая платок.
— Вы недовольны вашими фрейлинами, Мария? — вдруг смягчив тон, словно извиняясь за резкость, спросил Александр.
— Да, они слишком много говорят и очень громко, — недовольно поморщилась Мария.
— Полагаю, они проявляют такое «усердие» специально, чтобы вы постоянно слышали русскую речь, — успокаивающе сказал Александр уже по-французски, с легкой улыбкой глядя на жену. — Не стоит на них сердиться. Простите, Мария, мою рассеянность и невнимание, — с искренним раскаянием в голосе начал Александр, проводя рукой по усталому лицу. — Дела государственные… Его величество требует безотлагательных решений, и я вынужден был целиком погрузиться в бумаги. Может, вам что-нибудь требуется? — спросил он, стараясь переключиться.
— Нет, все у меня есть в достатке. Не хватает лишь вас, Александр… — тихо проговорила Мария. Густой румянец залил ее щеки, и она потупила взгляд, смущенно теребя кружевной манжет.
Весь Петербург был охвачен рождественской лихорадкой балов, случившихся по нескольку за вечер. Констанция собиралась на один из них. Надевая новое бальное платье — шедевр парижского кутюра, — она с наслаждением предвкушала впечатление, которое произведет на женщин высшего света. Это предвкушение успеха опьяняло ее сильнее шампанского. Вдруг мир поплыл перед глазами. Головокружение накатило с такой силой, что Констанция, едва не падая, вынуждена была опереться на перепуганную служанку и опуститься на ближайшую кушетку.
— Госпожа! Что с вами? Вам дурно? Позвать доктора? — залепетала служанка, поддерживая хозяйку.
— Нет, уже… лучше… — сдавленно выдохнула Констанция, чувствуя, как адская карусель в голове остановилась так же внезапно, как и началась. Но обрушившаяся вслед за тем сильная слабость напугала ее куда больше.
— Помоги… проводи меня… в спальню… — едва слышно приказала она, не в силах поднять головы.
Перепуганная служанка, бережно уложив госпожу, сорвалась с места доложить экономке. Та, испуганная тревожной вестью, мигом явилась в спальню.
— Ваше сиятельство! Господи помилуй! Что случилось? — воскликнула она, переступая порог.
Бледная как полотно, с мелкими капельками пота на лбу, Констанция испуганно ответила:
— Не знаю… Вдруг… все завертелось… темно стало… и силы покинули…
Не теряя ни секунды, экономка отдала распоряжение немедля послать за доктором, что пользовал саму фамилию князя Юсупова.
Час спустя прибыл доктор Жуков, Василий Андреевич, профессор Петербургской медико-хирургической академии. Пройдя в будуар Констанции, он долго и тщательно опрашивал и осматривал больную, затем прильнул к ее груди стетоскопом. Вскоре в комнату стремительно ворвался встревоженный князь Юсупов. Увидев спокойное лицо Жукова, он слегка поутих.
— Что с ней, Василий Андреич? — тревожно спросил князь.
— Успокойтесь, Борис Николаевич. Думаю, ничего грозного. Хотя утверждать со всей уверенностью пока рано… но все признаки указывают на то, что княгиня по всей видимости, в положении.
