Читать книгу 📗 "Шайтан Иван 6 (СИ) - Тен Эдуард"
— Как? Беременна? — выдохнул князь, пошатнувшись.
— Самым естественным и благовидным образом, Борис Николаевич, — тихо улыбнулся доктор. — С молодыми дамами сие, знаете ли, случается.
Не менее ошеломленная Констанция лежала, широко раскрыв глаза.
— Беременна?.. Как?.. — кружилось в ее помутившейся голове. — Вы… уверены, доктор? — с трудом выдавила она после долгого молчания, чувствуя, как комок подступает к горлу.
— Скорее уж вам самой доподлинно ведомо сие, княгиня, нежели мне, — мягко ответил Жуков, аккуратно укладывая инструменты в саквояж.
Констанция замерла. Взгляд ее остановился, устремившись в пустоту за балдахином кровати.
— Неужели… всего одна ночь?.. И этого хватило?.. — Мысли путались. Другого объяснения не было: в тот роковой период с ней был лишь один мужчина… Граф Иванов-Васильев. — Боже… Боже милостивый…
Когда доктор удалился, князь опустился на низкую банкетку у кровати.
— Ты ничего не скажешь мне, Коста? — спросил он тихо.
Дочь молчала, не отрывая застывшего взгляда от одной точки.
— Что ты хочешь услышать, отец? — голос ее звучал глухо и бесконечно устало.
— Чье дитя?
В комнате повисло тягостное молчание.
— Тебе стыдно назвать имя, дочь? — в голосе князя зазвучала тревога.
— Граф… Иванов-Васильев… — едва различимо прошептали ее губы.
— Он как раз прибыл в Петербург на днях, — задумчиво заметил князь.
— Нет! — вдруг с надрывом воскликнула Констанция, слезы хлынули ручьем. — Не хочу, чтобы он знал! Чтобы никто не знал! Слышишь, отец? Никто!
— Тише, тише, дитя мое, — князь пододвинулся и обнял ее. — Хорошо. Никому не скажу. И ты и я, достаточно обеспеченные. Вполне можем вырастить внука или внучку сами. — В его глазах мелькнула неожиданная искорка. — А знаешь, это же чудесно! У меня будет внук! Ну, или внучка… Главное — успокойся, волноваться тебе вредно. Представляю, какой переполох поднимется, когда весть о твоем положении разнесется! А главная загадка — кто отец? — будет сводить с ума весь свет. Мы ведь сохраним тайну? Вот потеха-то будет! — Он тихонько рассмеялся. — У графа уже есть правнук, ему хватит. А мне разве не положена такая же отрада?
Слабая улыбка тронула губы Констанции, пока она слушала рассуждения отца, который, казалось, уже вовсю наслаждался предстоящей «потехой». Постепенно леденящий ужас отступал, сменяясь странным облегчением: ее положение уже не казалось ей безвыходной катастрофой. Тихо, почти невольно, она сосредоточилась, пытаясь прислушаться к таинственным процессам внутри себя… Но там царила лишь привычная тишина, не выдававшая пока никаких новых ощущений.
На следующее утро Констанция проснулась, ощущая себя бодрой и совершенно здоровой. Здоровый аппетит, с которым она отнеслась к завтраку, окончательно успокоил ее тревоги. Весь день ее не отпускали мысли о перемене, перевернувшей всю ее жизнь — по крайней мере, на год, а то и дольше.
Сама мысль о будущем материнстве уже не пугала. Единственное, чего она страстно не желала — это чтобы граф Иванов-Васильев узнал о своем отцовстве. Почему? Она и сама толком не могла объяснить. Просто не хотела — и все, уповая на слово отца, данное ей так торжественно.
Постепенно мысли о ребенке завладели ею целиком. Констанция уже ясно представляла себе дочь — именно дочку она и хотела. Так и просидела она до самого вечера в уютном, глубоком кресле в своей спальне, улыбаясь сладким, новым мечтам.
Глава 16
Петербург встретил меня ледяной метелью, колючим снегом, бившим в лицо. Но даже этот пронизывающий холод не мог омрачить радости долгожданной встречи с семьей. Несмотря на поздний час, в доме поднялся переполох. Андрей, прибывший раньше, предупредил о моем скором приезде, но родные, видимо, не ждали так скоро — мое появление все равно оказалось неожиданностью. Новогодние торжества уже отшумели. Как я ни старался успеть к празднику — не вышло.
Первым делом — сын. Я подхватил его, и он долго разглядывал меня большими любопытными глазками, потом внезапно обмочился мне на черкеску, а затем, заметив Георгиевский крест, вцепился в него мертвой хваткой. Когда Ада с трудом разжала его крохотные пальчики и взяла на руки, он залился громким плачем, тянул ручонки к награде.
— Ну, батюшка мой, — улыбнулся граф Васильев, наблюдая эту сцену, — точно будущий воин! Видно, выслужит себе такой же Георгиевский крест! — Затем он крепко обнял меня. — Здравствуй, Петр. Мы уже начали беспокоиться, все тебя ожидая.
— Здравствуйте, Дмитрий Борисович. Непредвиденные обстоятельства задержали, не смог выехать раньше. Несказанно рад видеть вас в добром здравии.
Катя не отходила от меня ни на шаг, крепко сжимая мою руку. И вдруг, среди этой радости, меня пронзило острое, жгучее чувство вины за тот необдуманный поступок. Настроение на мгновение померкло. Я поспешил списать внезапную тень на усталость с дороги.
С наслаждением погрузился в горячую ванну. По давней нашей традиции, Ада пришла помочь господину смыть дорожную пыль. Мыла старательно, с каким-то особым усердием…
Семейный ужин выдался шумным и радостным. Маленький Дмитрий, восседая у меня на коленях, усердно стучал ложкой по столу, требуя свою порцию. Я заметил, как граф несколько раз порывался что-то сказать мне наедине, но в последний момент отводил взгляд, видимо, не желая омрачать Кате встречу с мужем.
Эту ночь я был особенно нежен с Катей. Она, счастливая и умиротворенная, позабыв обо всем на свете, растворялась в моих ласках. Утихомирились мы лишь под самое утро.
— Скажи, Петя, — шепнула она, прильнув ко мне, — а ты со всеми женщинами… такой?
— С какими женщинами? — искренне растерялся я.
— Ну, с теми… с кем ты был… близок? — ее щеки зарделись румянцем.
— Нет, конечно же нет! Только с тобой! — с напускной уверенностью воскликнул я.
— Почему? — последовал наивный, но смертельно опасный вопрос.
В голове мгновенно всплыло железное правило старого ловеласа: Даже если тебя поймали с чужой женой в самом компрометирующем виде — никогда не признавайся, что это был именно ты. Тогда остается призрачный шанс выкрутиться (шутка, конечно… или нет?).
— Потому что ты — особенная, — страстно прошептал я, притягивая ее к себе. — Самая необыкновенная. Моя единственная, любимая жена.
— Ты… — начала было Катя, но мои губы накрыли ее рот, прерывая ненужные вопросы. И мы, не заметив того, снова погрузились в бесконечный, пьянящий танец любви…
На следующий вечер граф Васильев пригласил меня в свой кабинет. Тяжелые дубовые панели, яркий свет свечей, в двух больших подсвечниках, и запах старой кожи книг создавали атмосферу доверительной серьезности.
— Петр, — начал он, отложив в сторону толстую тетрадь в кожаном переплёте, — будь добр, объясни толком: что за история приключилась, из-за чего тебя арестовали? Какие обвинения тебе вменяют, и, главное, — что тебя теперь ожидает?
— Откуда вам известно об этом инциденте? — насторожился я, невольно сдвинув брови.
— Княгиня Оболенская, по приезде из Пятигорска, поведала обо всем своему отцу, — спокойно ответил граф.
— Понял. В таком случае, скрывать от вас не стану.
Я рассказал все до мельчайших подробностей: события, предшествовавшие аресту, сам арест и его последствия. Не утаил и московского происшествия, упомянул семью Хайбулы, прибывшую со мной. Достал и показал графу мой именной жетон. Он взял его, долго и пристально разглядывал при свете лампы, словно изучая каждую засечку, потом молча вернул. Лицо его, прежде напряженное, разгладилось, взгляд обрел прежнюю уверенность и твердость.
Разговор затянулся. Куранты в углу уже дважды пробили час, когда обеспокоенная Екатерина вторично заглянула в кабинет. Граф мягко улыбнулся, попросил принести чаю и добавил, что у нас важное дело, которое не терпит помех. Он продолжал задавать вопросы, уточняя детали, временами погружаясь в долгие, сосредоточенные раздумья, постукивая пальцами по ручке кресла.