Читать книгу 📗 "Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР (СИ) - Калинин Алексей"
Третий, тот, что остался сзади, замер на мгновение, оценивая ситуацию. Его рука наконец вытащила из-за пояса не пистолет, а длинный, тонкий нож. Он блеснул в тусклом свете, пробивавшемся с улицы.
— Коньец, — прошипел он, но в его голосе уже была неуверенность.
Я отступил еще на шаг, нащупывая спиной стену. Побежать было некуда — только глухой коридор. Значит, оставалось одно.
— Знаешь, — сказал я тихо, глядя на него поверх голов его корчащихся товарищей. — Вы все тут любите это слово — «конец». А мне кажется, это всего лишь начало.
Он сделал шаг вперед, и в этот момент где-то сверху, на лестничных пролетах, хлопнула дверь. Послышались шаги и удивленный возглас на чешском. Жилец? Или просто случайный прохожий.
Третий нападавший замешкался, бросив взгляд наверх. Этого мгновения мне хватило. Я рванул на него, не в лоб, а в сторону, прижимаясь к стене. Он инстинктивно повернулся, занося нож, но я был уже сбоку. Перехватил руку с ножом, ударил локтем в лицо. Раздался хруст. Он завыл. Нож с лязгом упал на каменный пол.
Я не стал добивать. Просто отшвырнул его в сторону, к его друзьям. Они лежали там, один воющий, с разбитым коленом, второй держащий горло и давящийся воздухом, третий с разбитым хлебалом, рыдал от боли и унижения.
Сверху спускался человек, испуганно щурясь в темноту.
— Проблемы? — спросил невысокий мужчина.
— Нет, просто… — выдохнул я, поправил рубашку и выдал пришедшие на ум слова. — Бобр — курва! Я пердоле!
Хотел уже выйти из подъезда, когда третий кое-как поднялся, взяв по пути нож
— Засрана свиня! — прорычал он и направился на меня.
— Матка боска! Матка боска! Престанте, пане! — пролепетал жилец, всё ещё стоящий наверху.
Третий, с лицом, залитым кровью и яростью, двинулся на меня, пошатываясь. Его пальцы судорожно сжимали рукоять ножа. Он был ослеплён болью и злобой, видя перед собой только мою фигуру.
— Засрана свиня! — его хриплый крик эхом разнёсся по узкому пространству.
Жилец на лестнице испуганно бормотал что-то о Богородице, умоляя остановиться.
Я отскочил к стене, готовясь к следующей атаке. Он ринулся вперёд, занося нож для удара. Но его подвела собственная ярость или головокружение от боли. Он не заметил ногу своего же товарища, всё ещё корчащегося на полу от боли в колене.
Ботинок зацепился за вывернутую конечность, и придурок с силой полетел вперёд. Инстинктивно он выбросил руки вперёд, чтобы смягчить падение. Но в одной из них был зажат нож!
Раздался странный, приглушённый звук — не хруст, а скорее мягкий, влажный шлёпок. Чех замер на мгновение, его спина выгнулась, а глаза, ещё секунду назад полные ненависти, вдруг округлились от невероятного удивления. Затем из его горла вырвался короткий, сдавленный стон.
В следующую секунду он рухнул на пол лицом вниз. Из-под его шеи, из ложбинки у самого основания горла, медленно расползалось тёмное, почти чёрное пятно. Его тело дёрнулось несколько раз и затихло.
В подъезде воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая лишь тяжёлым хрипом второго нападавшего и сдавленными всхлипами первого. Жилец на лестнице замер, прижав руку ко рту, его глаза были полны ужаса.
Я смотрел на расползающуюся лужу крови. Никакого торжества не было. Была лишь тяжёлая, леденящая пустота. Он сам наступил. Сам упал. Сам заколол себя. Случайность. Глупая, нелепая, страшная случайность.
— Бобр… — тихо выдохнул я уже совсем не к месту, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Бобр… курва…
Вот так же вот погиб и Грушко, которого посадили в мою камеру незадолго перед тем, как предстать пред ясны очи президента России. Тоже запнулся, тоже накололся…
Моё проклятие в действии.
Ладно, он сам это заслужил, ведь я предлагал им миром разойтись, а они предпочли пустить кровь.
Я вздохнул и вышел из подъезда. Ждать приезда милиции, а потом возвращаться к туристической группе не было никакого желания. Я шёл быстрыми шагами по направлению к своей цели.
На душе было муторно. Вот на хрена они так взъелись на меня? Что я им сделал?
На ум пришло небольшое сравнение. Сравнение со своим временем и миром. Венгрия в пятьдесят шестом тоже залупнулась. Правда, у них была не столько антисоветская, сколько тупо реваншистская тема — обидно было мадьярам за слив в сорок пятом. Но с венграми мы особо не церемонились. Итог — в моём времени Венгрия вполне вменяема, а Орбан — самый адекватный политик Европы.
Чехам в шестьдесят восьмом мы вломили, но как-то очень нежно и не глубоко. Итог — серьёзное количество адекватно настроенных граждан в их элите, но и сторонников Наты хватает.
Польше, Румынии и Болгарии мы в своё время не вломили вообще. Итог — практически неадекватная элита, готовы умереть за НАТО и святую амерскую демократию.
Вывод: лечить европейскую неадекватность можно только звездюлями. Доказано практикой, что дружбу они принимают за слабость…
Я покачал головой и вздохнул. Порой жизнь миллионов приходится оплачивать сотнями, а то и тысячами смертей.
Глава 13
Место: Прага, район Мала Страна, улица Нерудова.
Узкая, мощёная булыжником улочка с разноцветными фасадами домов, вела меня в сторону Пражского Града. Дома были притиснуты друг к другу так, как будто строители решили сэкономить на двух боковых стенках и пристраивать сразу к стоящему дому. А от созданного строения плясать дальше.
Двух, трёх, четырёхэтажные здания подпирали друг друга, как пьяные друзья, возвращающиеся после бурной попойки.
Возле одного из желтоватых домов с нужным номером, прислонившись к стене и куря какую-то вонючую сигарету, стоял тот самый улыбчивый чех. Серый твидовый костюм знавал лучшие времена, шляпу явно не раз срывал ветер, и всё это украшало поблёскивающее пенсне.
Я узнал его — это был тот самый человек, что указал нам на перроне на истинную национальность верзилы-забияки. Похоже, что я пришёл по нужному адресу и к нужному человеку. Не бывает же таких совпадений просто так.
— Здрасте, как поживаете? Вы же говорите по-русски? — спросил я, оглядевшись по сторонам.
Посторонних ушей не было, так что можно было говорить без опаски.
Чех медленно выдохнул дым, оглядел меня с головы до ног: мои не слишком чистые брюки, побитые ботинки, испачканную рубашку — и ухмыльнулся.
— Русский? Говорить? О, конечно! — он заговорил на чистом, лишь с лёгким акцентом, русском. — Я этот прекрасный язык учил в 1968 году. С вашими танкистами. Очень интенсивный курс был, да-да.
Его тон был нарочито сладким, но в словах чувствовалась стальная колкость. Я понял намёк и сглотнул.
— Я. я потерялся. Мне нужна помощь. Чёрт побери.
— Чёрт побери? Потерялись? В Праге? Это невозможно, — чех сделал широкий жест рукой. — Весь наш маленький городок — всего лишь один большой советский военный полигон. Куда ни пойдёшь, то везде упрёшься либо в русского солдата, либо в его танк. Очень трудно заблудиться.
Он подмигнул и докурил сигарету. Вот и на хрена он так выплясывает? Пытается манипулировать чувством вины? Так вот фиг угадал — со мной такие штуки не проходят. Но, пароль есть пароль. Первая часть отзыва прошла, так что теперь надо, чтобы прошла другая часть.
— Мне нужно позвонить в посольство. От вас это можно сделать?
Чех задумчиво почесал подбородок. Я замер — неужели ошибся? И сейчас он пошлёт меня лесом? Тогда я тут зря рассыпаюсь бисером по булыжной мостовой!
— Позвонить… Посольство… Интересный выбор. Как будто вы выбираете между умом и силой, — он хмыкнул. — Сила, я вам скажу, у нас сейчас популярнее. Но раз уж вы такой странный, пойдёмте.
Он тронулся в путь, а я с поджатыми губами поплёлся за ним. Вот уж кто из нас двоих странный, то вовсе не я. Хотя, какой псих признается в том, что он псих?
Чех не умолкал:
— Вам повезло, что вы меня встретили. Другой бы на вас взглянул, увидел бы иностранца с пустыми глазами и побежал бы в «СтаБ» (Госбезопасность) заказ на звёздочку оформлять. А я человек простой: мне от жизни нужно лишь бы хорошее пиво да не менее хорошее правительство. И то, и другое у нас пока есть. Но вот убери пиво и что тогда люди будут говорить про правительство?