Читать книгу 📗 "Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР (СИ) - Калинин Алексей"

— Потому что придержал это, как козырь в игре престолов, — хмыкнул я.

— Чего?

— Чего-чего, да кому я скажу-то? Кто поверит слову простого инженера? Тем более, если оно сказано против фронтовика? Ведь у неё муж какой, да и сама она себе легенду вон какую создала! Меня бы просто сожрали. А после суда над племянником Мелитона Кантарии вообще бы прижали к ногтю так, что ни вздохнуть, ни пёрнуть! — пожал я плечами.

— Ну, так-то да, правда в твоих словах есть, — кивнул Константин Никитич.

— А есть ли правда в ваших словах? Ведь вы же обещали меня проводить вместо Марии…

— Раз обещали, то так оно и будет. Мы от своих слов вовсе не отказываемся. Правда, проведу я тебя один, из Степана какой ходок… Ему бы до туалета вовремя добежать, — хмыкнул Никитич.

— Добегу, за это не волнуйся, — буркнул Степан Николаевич.

— А я всё-таки иногда переживаю. Мне же на этом диване потом ещё спать придётся!

— А может и не добегу. Ой, чего-то прихватило, аж мочи нет, — схватился за живот Николаич.

— Мордой в твоё натыкаю, как котёнка! — пригрозил Никитич.

— Отпустило… Умеешь ты уговаривать!

— Когда мы выдвинемся? — напомнил я о теме разговора.

— А завтра и выдвинемся. Твоя нога зажила, так что… Есть планы, куда вообще подашься?

Я посмотрел на них. На двух старых ветеранов, которые дальше продолжат заниматься своей деятельностью. Сказать им? А что если…

Ну да ладно, эти не сдадут. Всё-таки раньше не сдали, так что теперь-то что?

— Есть. Я планирую податься в Зиген. Там будет проходить Шахматная олимпиада и я хочу раствориться в приехавших гостях. А потом также планирую уехать дальше. Сперва в Канаду, а потом в Америку.

— Ого, далековато ты собрался… Но зачем? Или об этом нельзя спрашивать? — посмотрел на меня Никитич.

— Я хочу уничтожить Америку, — просто озвучил я свою главную цель.

— Ого, ну ни хрена же себе, — присвистнул Николаич. — Вот это ты дал! Да ты и в самом деле не «простой человек», каким тебя описал Вацлав. Ну, если у тебя и дальше будет получаться также хорошо, как со «Свободной Чехословакией», то мне кажется, что через пару лет статуя Свободы звезданётся в воду!

— Если что — можешь рассчитывать на нашу помощь и поддержку, — чуть пафосно сказал Никитич.

— Если могу рассчитывать, то… Тогда попросите кого-нибудь третьего ноября этого года на разъезде «Сельмаш» не пускать к путям маленькую девочку. Она упадёт под колёса поезда «Москва-Баку», а тот, под чьим предводительством Кентария и Егоров водрузили флаг над Рейхстагом, бросится её спасать. А после Алексей Берест, стоявший на крыше Рейхстага, умрёт. Геройски умрёт. Но… Он не должен умирать. Он не Мелитон, который пытается орденом выгородить преступника. Он своей жизнью заплатит за жизнь девочки. Незнакомого ему ребёнка… Он не получил Героя на грудь, но остаётся им внутри. И это под его руководством было водружено знамя. И это он сделал ту самую знаменитую фотографию! Чего вы так смотрите? Приснилось мне это, вот! Может быть, я ошибаюсь, но ведь я прошу такую малость.

— Тихо-тихо, чего ты так разошёлся, — поднял руку Никитич. — Всё сделаем. Если даже просто сон приснился, то всё равно найдём людей, которые покараулят. Да и за Береста походатайствуем. Не дело это такому человеку с одним орденом Красного знамени оставаться.

Я кивнул. Кивнул и улыбнулся. Эти фронтовые люди не сдадут. Они сделают всё, как сказали. Потому что привыкли так жить. И ради таких вот людей стоило продолжать делать свою работу.

Через три дня я вышел к Бернау. Константин Никитич проводил меня до границы, помог перебраться через колючку и распрощался. Дальше я двигался уже сам, осторожно обходя посты пограничников.

Возле населённого пункта сменил защитную одежду на более подходящий костюм. Теперь я выглядел как добропорядочный студент, приехавший к родным на выходные.

Немецкий городок встретил меня тишиной и спокойствием. Редкие прохожие кивали при встрече. Вот чем мне нравятся небольшие городки, так это вежливостью — если в крупном городе мимо тебя пролетают и уже можно считать за счастье, если не толкнут или не приложат с локтя, то в таких городках вежливость превыше всего.

Дети здороваются, взрослые кивают. Городок чистенький, опрятный. Сразу видно, что люди любят то место, в котором живут.

На прощание Константин Никитич дал мне адрес, по которому меня могли встретить и помочь с продвижением в Зиген. Я быстро нашел нужный дом.

Дом был таким же опрятным, как и всё в этом городке — выбеленные стены, черепичная крыша, аккуратно подстриженная живая изгородь. Постучал в дверь три раза, выдержал паузу и добавил еще два стука. Как учили. Изнутри послышались неспешные шаги. Дверь приоткрылась на цепочке, и в щели показался глаз, внимательный.

— Да? — спросил женский голос.

— Добрый вечер, фрау Шнайдер. Я к вам по поводу вкусных яблок, — выдал я заученную фразу.

Цепочка с лёгким звоном упала, и дверь распахнулась. На пороге стояла невысокая женщина. Чем-то мне она показалась знакомой. Где-то я её видел.

«Ты узнаешь нашу связную. Она была частью твоей проверки на профпригодность!» — сказал тогда Никитич с загадочным видом.

И вот теперь эта женщина… Где же я её видел? Она молча кивнула, жестом приглашая войти.

Прихожая была затемнена, пахло старым деревом, воском и варёным кофе. Хозяйка двинулась вглубь дома, не оборачиваясь. Я последовал за ней в небольшую гостиную, где в камине потрескивали дрова, отгоняя вечернюю прохладу.

Неподалёку от камина стояла детская кроватка. В ней шевелился младенец, тут же уставившийся на меня голубыми глазками. И тут я всё вспомнил!

Так вот какая была проверка! Вот как меня испробовали на вшивость! Та самая немка в поезде…

Это всё был спектакль, устроенный ради моей проверки?

Я повернулся к хозяйке дома, а та улыбнулась и протянула целое яблоко, которое взяла из вазы со стола:

— Не бойтесь. Кушайте яблоко. Оно вкусное. Ведь все мы дети. И мы должны сделать так, чтобы родители нами гордились.

— Спасибо, — кивнул я, принимая яблоко. — Надолго я вас не задержу.

Она лишь махнула рукой, словно отмахиваясь от чего-то несущественного.

— Ночью в городе бывают патрули. Лучше никуда не выходить. Переночуете здесь, — она посмотрела на меня прямо. — Вам нужны документы? Одежда?

— Нет, с этим порядок. Спасибо.

— Хорошо. Тогда отдохните. Утром разберёмся.

Она показала мне на узкую лестницу, ведущую на второй этаж. Я кивнул и прошёл в небольшую комнату под самой крышей, где стояла простая кровать и стул.

Окно выходило во двор. Всю ночь я прислушивался к звукам спящего города — лаю собак вдалеке, редким шагам на мостовой, шуму ветра в листве. Каждый звук отзывался внутри напряжённой струной. Даже в этой тихой, почти идиллической глуши покой был лишь иллюзией, ширмой, за которой скрывалась всё та же опасная и непредсказуемая реальность. Утром предстоял новый рывок. К Зигену.