Читать книгу 📗 "Я – Король Баварии ((Бедный, Бедный Людвиг)) (СИ) - Тарханов Влад"
(кредитный билет королевства Баварии в 50 гульденов, 1866 года, печатали уже при Леопольде II )
Правда, появилась одна ниточка, которую неожиданно дал нам раненый лесник. Дело в том, когда мы достали убитого им фальшивомонетчика, который шёл в тыловом дозоре, а посему не попал мне на мушку, Шварц криво так улыбнулся и сказал:
— Я знаю этого человека, служили вместе в прусской армии. Он тоже из егерей. Теперь понятно, кто у них был проводником и следопытом. Это он меня выследил, больше тут некому. Его звали поручик Вильгельм Беккер.
Именно на него, как на Гюнтера, указывал единственный пленный. А Шварц вспомнил, что поручик Беккер, когда вышел в отставку хвалился, что его берут лесником в хозяйство какого-то австрийского барона.
Ну, хоть минимальная-то зацепка у нас имеется! У лже-Гюнтера нашелся весьма солидный кошель с британскими золотыми соверенами, поскольку обнаружили мы его до появления «кавалерии из-за холма», то по обоюдному согласию передали раненому леснику, дабы были средства поправить здоровье. Да и кормить семью ему надолго хватит. А у меня сразу возник вопрос: неужели это попытка отвлечь внимание от настоящей проблемы? Скомпрометировать островитян, хотя к этой афере они вряд ли имеют к ней отношение. Слишком явно пытаются на них вывести. Впрочем, эти выводы предстоит делать другим людям.
А через три дня из Мюнхена прибыла по высочайшему поведению созданная следственная комиссия, которую возглавлял специалист из министерства финансов! Вот уж неожиданность. Они сразу развили бурную деятельность, проводили опросы и допросы. И все расследование стало сразу же засекреченным. Вот только я эту загадку так просто оставить в покое не мог. Я даже нанял ловкого человека, типа частного детектива, который должен был выяснить, кому служил отставной поручик Беккер. Ибо слишком уж он казался мелкой фигурой совсем не того масштаба, чтобы организовать такое сложное дело. А еще я спрятал у себя один из оттисков кредитного билета, который можно было получить при помощи матрицы. И там явно значилось, что это билет моего королевства и даже стоял 1861 год и значился город Мюнхен. И я, по скудоумию своему, написал отцу и спросил, собирался ли он разрешить хождение бумажных денег в следующем году.
И вот в декабре пришло ответное письмо от отца. По моему вопросу не было ни слова. Зато написано, что я должен провести Рождественские праздники в Хоэншвангау. Но лучше бы я сломал себе ногу и никуда не поехал! Но нам не дано предугадать, что за скандал нас ожидает. И вот — по приезду в замок… а местность тут зимой просто сказочная — снег в горах искрится, полозья саней приятно скользят, потрескивают на не самом крепком морозе наст, а прозрачность воздуха уровня хрусталя. Кажется, что воздух отливает легким перезвоном колокольчиков, в котором мне вспоминалась настоящая русская зима… нет, не эта, которая сейчас, непонятно какая под действием потепления, а такая, как из моего детства, когда щеки на морозе белеют и если их не растереть — обморожение гарантировано!
(бумажные патроны к винтовке Шасспо)
И вот я в замке (не могу сказать, что дома). Встречал меня только Карл, который проводил в выделенную мне комнату, ту же самую, в которой я жил до отъезда к деду. Ему пришлось вернуться в Хоэншвангау, как только я отбыл в егерскую роту. К этому времени рядовой состав был уже набран. Рота получилась у нас весьма своеобразная: три взвода по сорок человек, разбитых на три десятка и две пятерки разведчиков, пятерка управления и пятерка ротной разведки. Плюс два десятка обслуживающего персонала, без которого ни в одном подразделении не обойтись. Общее число полторы сотни человек, из которых сто тридцать — боевой состав. К этому времени мы получили достаточное количество винтовок Шасспо. Больше всего меня расстроили бумажные патроны к ним. Почему-то я был уверен, что новые казнозарядные винтовки обязательно будут использовать металлические патроны. А как же! Получился фигвам — народная индейская изба. и буквально неделю назад появились револьверы Кольта, в количестве полусотни штук — из них два десятка кавалерийских. На всех не хватило, но выход нашелся — французы предложили купить у них некоторое количество первой модели револьвера Лефоше, тем более что армия начала закупать вторую, более совершенную модель, а эту сбывали по доступным ценам. Экономия оказалась весьма кстати. Ибо каждому горному егерю мы решили закупить хронометр и компас. Сначала планировали только командиру пятерки, но наши похождения в окрестностях Оберзальцберга убедили даже капитана фон Штауффенберга, настроенного на максимально возможную экономию, поддержать это предложение. Наручные часы были еще большой редкостью и стоили весьма прилично, поэтому обошлись жилеточными хронометрами, сделанными мюнхенскими часовщиками, в это время не уступавшим по мастерству швейцарским коллегам. На ужин меня ожидал стакан молока и кусок чуть подсохшего хлеба. Мне явно указывали на мой статус, напоминали, что ТУТ я все еще маменькин сынок и никто более. Нет, на пиво с воблой я не рассчитывал, но… чтобы настолько! Кажется, меня ждёт веселенькое Рождество!
И вот ранним утром я вышел на прогулку, дабы встретить маман с младшим братом, оставшимся под ее неусыпным контролем. Но первым, на кого я натолкнулся, оказался отец. Выглядел он откровенно плоховато, а еще был во взвинченном настроении и наш разговор начался с крика:
— Я запрещаю тебе совать нос в эту историю с фальшивыми ассигнациями! Слышишь! Запрещаю!
— Доброе утро, Ваше величество! Может быть, мы поговорим в более приличествующей обстановке, хотя бы в моей комнате или в вашем кабинете? — я с трудом сдерживался, такого приема никак не ожидал.
— Твоя комната! Быстрее! У меня не так много времени! — тон отца ни на четверть тона не снизился.
Как говориться, утро перестает быть томным!
[1] Вообще-то, чисто для справедливости, отряд Кастера и был той самой кавалерией, а подойти к месту сражения должна была как раз пехота. Но не сложилось… Слишком авантюрно действовал американский генерал, недооценивший силу противника. Одно из самых обидных поражений американцев в борьбе с индейцами.
Глава двадцатая
А король-то болен!
Глава двадцатая
А король-то болен!
Королевство Бавария. Замок Хоэншвангау
24–25 декабря 1860 года
Как только мы зашли в помещение, в котором, может быть, нас не подслушивали, как я взял инициативу в свои руки.
— Ваше Величество! Вы выглядите не слишком хорошо. Ваше здоровье — достояние нации, под вашим мудрым правлением Бавария добилась невиданного процветания, а Мюнхен стали сравнивать с Афинами, столь велик авторитет королевства в Союзе Германских государств. — Сами понимаете, толика лести в разговоре с любым монархом лишней не бывает. Но отец был слишком раздражен и возбужден, поэтому мой такой прогиб оказался выстрелом вхолостую.
— Речь сейчас не обо мне! Мальчишка! Зачем ты нанял этого пройдоху Германа Шварцкопфа расследовать дело, в которое тебе рекомендовали не соваться? И не только тебе, сын мой!
— А что тут такого?
— Как что? Ты отказываешься выполнять приказ!
— Приказ кого, Ваше Величество? Какого-то мелкого чинуши из министерства финансов?
Тут я чуть передернул карты — фактически, статус главы комиссии, которая свалилась в наш лагерь и вела расследование значился как временный заместитель министра финансов Баварии. Ни много, ни мало! Но требования его выглядели весьма странно, особенно требовать от сына короля и наследника престола забыть о таком серьезном преступлении, как печатание фальшивых денег. И это при том, что возникало масса весьма интересных вопросов, на которые тот чиновник так и не озвучил ответы. У меня возникало. А Герхард фон Лемке прикрылся завесой секретности и на них отказался отвечать. И, конечно, самое главное — приказывать мне, ни как военному, ни, тем более, как кронпринцу Лемке не имел никаких прав. Еще одной новостью значилась то, что за моим посланцем в Австрию следили, так что миссию Шваркопфа можно было считать проваленной. Правда, если бы я не имел привычки не складывать яйца в одну корзину. Ведь был еще один детектив, назовем его так, который проводил свое дознание параллельно с бедным и не слишком осторожным Германом. И вот его сведения, полученные буквально накануне поездки в Хоэншвангау, заставили меня серьезно насторожится. А тут еще такая, не слишком характерная реакция обычно весьма сдержанного отца. Максимиллиан даже порол детей, как то не впадая в ярость, а находясь в холодном разуме. А вынеся приговор о наказании, порол всегда лично!
