Читать книгу 📗 "Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ) - Воля Олег"
А вот другой бандит — Хосе Рэйо — умел собрать целый эскадрон из воров и бандитов и активно участвовал в революциях и переворотах, выполняя самую грязную работу для нанимателя. В том числе и для действующего президента Гомарры. За это получил звание «тененте-коронель» и возглавил сельскую полицию в одном из департаментов. Можно представить, насколько спокойно жилось тамошним обывателям под защитой такого «правоохранителя».
Такая практика была обычной для Перу. Конные банды объединялись в крупные подразделения, называемые «монтонерос», и подчинялись генералу армии. В войну 1838 года, например, тысячей «монтонерос» командовал генерал Миллер. Задача этой дикой дивизии была грабить обозы противника и разрушать его логистику. С чем бандиты отлично справлялись. После войны они, как ни в чём не бывало, возвращались к разбою на дорогах.
Солано слушал эти истории и не понимал — как здесь вообще люди живут? Защищёнными могли себя чувствовать буквально несколько процентов элиты, а остальные находились в состоянии перманентной анархии, где сборщика налогов невозможно было отличить от разбойника.
С кем бы по пути в Лиму Солано ни говорил о жизни, он чувствовал, насколько люди от всего этого устали и насколько они не верят, что хоть что-то может измениться к лучшему. В простом народе царила апатия и обречённость. Лучшей питательной среды для революционной агитации придумать было невозможно.
Учтя рассказы о бандитском терроре, в Лиму отряд Солано двинулся вместе с больши́м караваном мулов, который довольно резво двигался в столицу. Причина спешки выяснилась сразу. Тридцать мулов тащили на своих спинах обёрнутые в траву и солому блоки льда. Его несколько часов назад добыли на ледяных вершинах Кордильер и быстро по эстафете отправили в изнывающий от жары город. По рассказам погонщиков, в Лиме ежедневно продавалось до пяти тонн льда. И это был отличный и стабильный источник заработка для индейских общин. Даже в разгар беспорядков и революций никто и никогда не трогал караваны со льдом.
Две дюжины молодых кечуа с мачете и огнестрелом выглядели непривлекательно в глазах бандитов. Но зато обратили на себя внимание полиции.
— Куда⁈ — прорычал усатый и пузатый сеньор в пёстром мундире, по которому невозможно было определить ни ведомственную принадлежность, ни звание вопрошавшего.
— Мы направляемся в город в поисках работы, сеньор, — ответил Поликарпо за всех. Солано замаскировался под кечуа и не отсвечивал.
— А чего в город прётесь, бродяги? — продолжал рычать служитель закона. — В обход идите. Вам в порт прямая дорога. Вербоваться на погрузку гуано.
— Нам велено идти в церковь Нуэстра-Сеньора-де-ла-Асунсьон.
— Кто велел? — опешил мордоворот.
— Велено не говорить, — безмятежно выдал Патиньо, творчески применённый кусок анекдота, который рассказал ему Солано.
От такой самоуверенности служитель закона растерялся и сделал жест: «Ну, проходите, мол».
Лима, как город Нового времени, спланирована была вполне рационально. Сетка одинаковых по размеру квадратных кварталов — «мансанас» — со стороной метров в сто двадцать. Улицы пересекались, соответственно, под прямым углом и ориентированы были на юго-восток или юго-запад. Сделано это было для того, чтобы в начале и конце дня солнце пряталось за крышами домов и на улицы опускалась желанная тень. Разумеется, в полдень все эти ухищрения были бесполезны, ибо светило стояло практически в зените и поливало беспощадным светом каждый уголок города. Но в такие часы жизнь практически замирала и наступала сиеста.
Улицы, как правило, имели мощёные тротуары и незамощённую проезжую часть, засыпанную толстым слоем песка. В этом тоже был смысл. При массовом использовании лошадей стук копыт по мостовой был бы истинным несчастьем для горожан. А песок поглощал звуки и неплохо справлялся с отводом дождевых вод в сезон дождей.
Центральная площадь города, точно так же засыпанная песком, называлась Пласа-Майор. На неё выходили своими фасадами главные постройки города: Дворец архиепископа, бывшая резиденция вице-королей, градоуправление «кабильдо» в комплекте с тюрьмой и величественный собор, упомянутый при въезде в город.
Заложен этот собор был самим Франсиско Писарро, но, разумеется, увидеть завершение строительства знаменитый конкистадор не имел шансов. Ибо стройка длилась 90 лет. Зато интерьер собора был необыкновенно красив. Главный алтарь собора был украшен семью четырёхметровыми ионическими колоннами, отлитыми из серебра. Венчала их огромная позолоченная корона. Дарохранительница выполнена из золота, усыпанного алмазами и изумрудами. По обе стороны алтаря стояли массивные подсвечники из серебра весом по 230 кг. Одеяния и украшения священников роскоши интерьера ничуть не уступали.
Кечуа вполне натурально изображали смиренных христиан и бормотали что-то вроде молитвы. Солано добился от своих людей гибкости в этом вопросе, и отличить в молящихся индейцах адептов иного культа было невозможно. Ну разве что подслушать их. А они обещали своему богу, разрушить этот храм и вернуть сокровища тем, у кого они были отняты.
Переговорив с церковным служкой, Поликарпо повёл группу на ночлег в монастырь францисканцев Лос-Дескальсос. По словам служки, монастырь был беден и охотно приютит путников за скромное подаяние.
По пути к монастырю Солано и его спутники пронаблюдали забавный городской обычай. Было примерно шесть часов вечера, когда кафедральный колокол издал три удара, которые повторили все церкви Лимы. Народ на улицах замер как вкопанный. Каждый прервал своё занятие, чем бы он ни занимался. Даже возчики бросили вожжи и погрузились в короткую молитву. После чего все почти синхронно отмерли, сделали знак креста и сказали друг другу: «Буэнос ночес».
«Чудеса дрессуры, — подумал Солано, наблюдая такое единодушие в послушании церкви совершенно разных социальных слоёв. — Сломать такое будет ой как не просто».
* * *
Переговоры с лидерами Корриентеса завершились полным согласием сторон. Официальный договор о границах не только закрепил текущий раздел провинции Мисьонес, но и предусмотрел протекторат Парагвая над её второй половиной.
В секретном же протоколе обговаривалось, что после признания Парагваем независимости республики Энтре-Риос провинция Мисьонес не войдёт в её состав. И присоединение Мисьонес Парагваем препятствий и возражений иметь не будет.
Разумеется, у такой договорённости была своя цена. Парагвай немедленно предоставлял соседу десять пушек с расчётами и тысячу своей регулярной кавалерии. Кроме того, Артигас под свои знамёна собирал добровольцев из числа аргентинских и уругвайских эмигрантов, укрывающихся в Парагвае. По сути, это был наём, но финансовые расходы по оплате «добровольцев» брал на себя Корриентес.
До провозглашения республики Энтре-Риос Парагвай действовал, пользуясь «добровольческим корпусом Артигаса» как прикрытием. И только по достижении этой промежуточной цели и взаимного признания суверенитета двух государств выступал в открытую.
Обсуждение конкретного наряда вооружённых сил и средств вёл Роке Алонсо, и под финальными бумагами красовались подписи сразу обоих консулов. Уже между собой они обговорили, что кавалерией экспедиционного корпуса командовать будет капитан Хосе Доминго Лопес. Братцу пора было расти в чинах. Впрочем, и самому Роке Алонсо тоже, и по итогам успешной кампании в Корриентесе быть Алонсо генералом. А то у соседей этих генералов — считать замучишься, а у Парагвая ни одного. Как-то несолидно.
В общем, всё шло хорошо.
Одно не давало покоя Карлосу всё это время. Уже шёл шестой месяц, а о Франсиско — ни слуху ни духу. На календаре булавка переместилась на 24 июля. Если бы Франсиско был дома, то сегодня устроили бы шумный праздник в честь его дня рождения. Дети просто обожают такие дни и готовятся к ним загодя. Но в этом году и жена, и дети растерянно смотрели на отца, а он не знал, что им ответить.
«Кондоры, может быть, уже склевали остатки отряда, и сына мне не увидеть… Или случилось что-то, где я мог бы помочь, но я об этом даже не узна́ю. Прокля́тое, беспросветное отсутствие связи!»
