Читать книгу 📗 "Миллионщик (СИ) - Шимохин Дмитрий"

«Да, дружок, — невольно подумалось мне, — интересно, как бы ты запел, попади в Москву 21 века!»

И вдруг мелодичный голос заставил меня забыть обо всем на свете:

— Господин Тарановский!

Не поверил своим глазам: передо мной в скромном дорожном платье темно-синего цвета стояла Ольга Александровна Левицкая. Рядом с ней, смущенно переминаясь с ноги на ногу, топтался ее брат Михаил.

— Ольга Александровна! — восхищенно выдохнул я. — Какими судьбами? Как вы оказались здесь?

— Мы… мы не могли больше ждать, — сказала она, и на ее щеках вспыхнул легкий румянец. Ее дорожная шляпка немного съехала набок, а в глазах, несмотря на усталость, горел решительный огонек. — Когда месье Шнеерсону пришла ваша телеграмма, мы решили, что тоже должны быть здесь. Мы не можем прятаться за вашей спиной, пока вы сражаетесь за нас!

— Таки я ей говорил: мадемуазель, сидите дома, ждите вестей, — вмешался Изя, разводя руками. — Но барышня — кремень! Сказала «еду», и все тут! Ну а я что? Раз дама настаивает, кто я такой, чтобы отказывать?

Я смотрел на Ольгу, на ее решительное лицо, на тревогу и надежду в ее глазах и чувствовал, как меня накрывает волна.

— Что ж… — Изя тактично тронул меня за локоть. — Мы пока расположимся, найдем комнаты. А вы… вы поговорите. Вам, я так понимаю, есть о чем.

Он подмигнул и, взяв под руку ошарашенного таким оборотом Тита, увлек его и остальных к конторке портье. Мы с Ольгой и Михаилом остались одни посреди шумного вестибюля.

— Пойдемте, — сказал я, обретая дар речи. — В моем номере будет спокойнее.

В моей скромной комнате она, казалось, заполнила собой все пространство. Сняв дорожную шляпку и перчатки, села на стул, и я увидел, как она устала.

— Расскажите, — тихо попросила она. — Что с опекуном? Что с нашим делом?

Я не стал щадить ее чувства и рассказал все: и про Английский клуб, и про карточные долги, и про циничное предложение продать ее родовое гнездо за сто тысяч.

— Он оказался форменным негодяем, Ольга Александровна! Но этот бесчестный человек разоблачен и более вам не страшен. Его репутация уничтожена, от опекунства его отстранили. Теперь у вас будет новый опекун — сенатор Глебов, друг вашего деда.

Она слушала, и ее лицо менялось. Бледность уступила румянцу гнева, а потом в ее глазах появились слезы… но то были слезы облегчения.

— Слава Богу, — прошептала она. — Значит… значит, есть еще надежда?

Я взял ее нежные руки. Глаза ее были полны слез.

— Надежда есть всегда, — ответил я. — Особенно когда за дело берутся правильные люди.

Михаил, до этого молча сидевший в углу, вдруг поднялся.

— Я… я пойду, — пробормотал он, чувствуя, что становится лишним, и выскользнул за дверь.

Мы остались вдвоем. Тишину нарушало только тиканье часов и гул московских улиц за окном.

— Я не знаю, как вас благодарить, Владислав Антонович, — сказала она, восхищенно глядя на меня своими огромными, сияющими глазами. — Вы… вы наш ангел-хранитель. Вы появились как будто из ниоткуда и спасли нас.

— Я просто выполнял обещание, данное вашему брату, — сказал я, хотя и сам понимал, что дело давно уже не только в этом.

— Нет, — она покачала головой. — Это больше, чем обещание. Я… я почувствовала.

Она встала, подошла ко мне так близко, что я мог чувствовать тонкий аромат ее духов, запах волос.

— Владислав… — прошептала она и впервые назвала меня по имени, отбросив официальное «Антонович». — Я… я думаю, я…

Ей не нужно было договаривать.

Я шагнул навстречу и осторожно, почти благоговейно, взял ее руки в свои.

— Ольга…

Она подняла на меня лицо, и в следующую секунду я, забыв обо всем на свете: о каторге, о приисках, о своих амбициозных планах, — наклонился и поцеловал ее в щеку.

Я нашел свою женщину и теперь не отпущу ее никогда.

Мы проговорили до самого вечера. Лишь когда на улице начало темнеть, я вспомнил, что еще с утра пригласил Федора Никифоровича, чтобы обсудить дальнейшие наши действия. Снял номер для Ольги и Михаила, а сам вышел к своим соратникам.

Они уже собрались, пришел и Плевак. В его глазах горел огонь любопытства и легкого смущения перед этими бородатыми, загорелыми людьми, столь далекими от столичной суеты, овеянными ветрами дорог и вольной жизни. Изя же с живым интересом разглядывал молодого, интеллигентного студента.

Когда все оказались на месте, я посвятил Изю в подробности произошедшего и устроил настоящее совещание.

— Итак, ситуация следующая. Опекуна-негодяя мы сбросили с доски, как ненужную пешку. На его место заступила фигура потяжелее — сенатор Глебов. Мы выиграли время и избавились от оборотня в наших рядах. Федор Никифорович, теперь вам слово: каков дальнейший план кампании?

Плевак, который до этого скромно сидел в углу, вышел на середину комнаты. Он был немного смущен таким вниманием, но, начав говорить, преобразился. Его голос, до этого тихий, обрел уверенность и сталь.

— Господа, — начал он, обращаясь ко всем нам. — Положение наше сложно, но не безнадежно. Оно напоминает мне запутанную шахматную партию, где противник пожертвовал несколько фигур, чтобы поставить нам мат. Наша задача — не дать ему этого сделать. Первое и самое главное — нам нужно максимально затягивать судебный процесс с господином Мезенцевым. Превратить его в вязкое болото, в котором увязнут все их интриги. Я уже подготовил для сенатора Глебова ходатайство: он, как новый опекун, потребует полного и всестороннего изучения всех материалов дела, что само по себе займет не один месяц.

— А дальше? — спросил я. — Мы же не можем затягивать его вечно.

— А дальше, — продолжал Федор Никифорович, и его глаза блеснули, — мы нанесем ответный удар. Заявим встречный иск о подложности документов, представленных Мезенцевым. Мы потребуем проведения и изучения этих его «межевых планов» на подлог. И не там, в уезде, где у каждого чиновника есть защита, а в Петербурге. Я почти уверен, что сможем доказать, что это грубая фальшивка, состряпанная на скорую руку.

— А если нет? — вмешался Изя. — Если у них и в Петербурге все схвачено? Если они таки и туда дотянутся?

— Тогда мы будем бороться дальше, — твердо сказал Плевак. — Но это наш главный козырь. Теперь второе. Долг Дворянскому банку. Вот здесь, господа, ситуация гораздо опаснее. Это дамоклов меч, который висит над нами.

Он сделал паузу, и в комнате стало тихо.

— Долг этот — настоящий, не подложный. И он велик. Если мы его не погасим, то, несмотря на все наши судебные успехи, имение все равно может быть продано с торгов. И я почти уверен, что его выкупит казна.

— И что тогда?

— А тогда, — Плевак многозначительно посмотрел на меня, — произойдет именно то, на что и рассчитывали наши противники: казна, будучи заинтересованной в скорейшем строительстве железной дороги, просто-напросто бесплатно передаст этот спорный участок концессионерам. Вся их многоходовая, подлая интрига, очевидно, была рассчитана именно на это: разорить Левицких, забрать имение в казну за долги и получить землю даром.

— Так значит, долг нужно гасить? — уточнил я.

— Непременно, — кивнул Плевак. — И как можно скорее. Это выбьет у них из рук главный козырь.

— Хорошо, — сказал я. — С этим разберемся. А что с судом? Вы сами будете выступать?

Плевак смутился.

— Увы, Владислав Антонович, я еще не имею на это права. Я не присяжный поверенный, а только студент. Но в этом и нет нужды. По закону опекун имеет право сам представлять интересы своих подопечных в суде. Поэтому сенатор Глебов будет выступать в суде сам. А я… я буду его тенью: подготовлю для него все бумаги, речи, ходатайства, снабжу его всеми необходимыми юридическими аргументами. Ему достаточно будет лишь зачитать тексты, которые я подготовлю!

Я был в восторге. Этот молодой, скромный студент мыслил как настоящий стратег. Да, не зря в недалеком будущем он станет самым высокооплачиваемым адвокатом империи!

— Отлично, Федор Никифорович, — поддержал его я. — Значит, план таков. Вы остаетесь здесь, в Москве, и вместе с сенатором начинаете бумажную войну. Я же в ближайшие несколько дней отправляюсь в Петербург — у меня там свои дела. И, возможно, смогу найти там рычаги, чтобы повлиять на эту ситуацию и с другой стороны…