Читать книгу 📗 "Куратор (СИ) - Киров Никита"

Впрочем, я в последние дни эту технику почти не выпускаю из рук, как любой молодой.

На этом телефоне не было ничего, кроме пары показавшихся мне странными сообщений из закодированных значков и букв с цифрами. Какой-то код, и его я заснял.

Этот телефон тоже полетел в реку.

В кошельках ничего особенного, кроме денег, которые я изъял на оперативную работу. От банковских карточек избавился сразу, они хоть и без имён, но их использование легко отследить. Можно было бы, конечно, использовать это как часть легенды для «Фантома», но что это за «Фантом», который пользуется чужими картами, взятыми с трупов? Никто не поверит.

Единственное, что привлекло внимание — пластиковые ключи-карты. Одна принадлежала Филиппову и подойдёт от входа в «Альянс», но её я выкинул — все такие ключи именные, и даже при Игнашевиче, когда все расслабились, пользоваться таким опасно. Система контроля управления доступом тут же отправит сигнал, что кто-то использует чужую карту мёртвого человека, и вся служба безопасности встанет на уши.

Карта улетела в воду. Остальные ключи оставил. Надо организовать новый тайник, постоянный, взамен временного. И забрать пистолет, если отзовётся Воронцов, потому что без оружия туда соваться опасно. И дело даже не в преследователях, Воронцов — человек своеобразный, и ради собственной безопасности пойдёт на всё, и про это забывать нельзя.

Также у киллеров были мелкие ключи, похожие на те, что дают к почтовым ячейкам и абонентским ящикам, но на них ни номеров, ничего другого не было. Их я оставил себе на всякий случай.

Всё остальное, что мне было не нужно, я скидывал понемногу, перемещаясь то по набережной, то заходя в парк, то сбрасывая в ливнёвку.

Денег — примерно десять тысяч рублей. Филиппов явно предпочитал наличные, потому что у его киллеров их было мало, только карточки. Но мне наличные не помешают, только проверю, что на них нет меток.

На этом суета закончилась.

Теперь нужно ждать, когда отзовётся Воронцов — если он до сих пор не попался.

Способ связи, который он должен был использовать, тоже был непростой, как и у меня. Никаких телефонных звонков и интернета, только личное общение через посредника. Впрочем, никакого криминала в этом не было, и просьба в целом, хоть и необычная, была вполне приемлемой.

Я буду ждать, когда он откликнется. Если вообще откликнется.

От этого уже и будем отталкиваться.

А диктофон я заряжу и подключу к компьютеру, чтобы была копия.

И найти бы какого-нибудь технаря, который умеет обучать нейросетку на чужих голосах, причём тайно, не онлайн.

Следующий день — день связи, но он не удался, Воронцов не откликнулся. Будто не прочитал, или не увидел, или не вышло отправить послание, всё же метод сложный. Но я съездил на точку не зря, там прикинул, что к чему.

Новый шанс только через день, и я ждал его, попутно изучая обстановку. Если от Воронцова ничего не будет на этой неделе — надо будет ждать ещё неделю, после чего использовать резервные способы связи, а это нежелательно, ведь время идёт, и сами способы уже более рискованные.

Воронцов, если не свалил, наверняка в курсе, что старого полковника Давыдова нет, и мог решить, что все меры уже не работают. И мог проигнорировать все инструкции, несмотря на то, что я предупреждал о разных исходах, и что надо сидеть на месте.

Но проверять всё равно нужно. Необходима подготовка, ведь я-то сейчас другой человек внешне. И чтобы Воронцов доверял, надо показать, что и я следую инструкциям, которые программист обсудили со мной старым ещё давно.

Утром я отправился к бабушке и дедушке Толика, чтобы спокойно полистать новости и заодно поесть. Масса понемногу набиралась, и на тонких косточках нарастало мясо.

Да и бабушка Толика готовила отлично.

Дома жарко, все окна открыты. Дед Толи — Фёдор Ильич — сидел на диване с газетой, а бабушка, Анастасия Фёдоровна, стояла у плиты с венчиком над кастрюлей, в которой взбивала тесто для блинов.

— Этих ваших модных панкейков у меня нет, — сказала она извиняющимся голосом. — Да и готовить-то только такие блины умею.

— Какие панкейки? — произнёс я. — Блины с маслом, что может быть лучше? Только фаршированные.

— Вот-вот, а я тебе давно говорила, — она закивала с довольным видом. — Взрослеешь уже, Толенька. А то у тебя мама тоже в детстве: это не ем, то не ем. Сейчас-то всё лопает за милую душу.

— Раньше-то по кафешкам только ходила, — с неудовольствием проговорил дед и перелистнул страницу газеты.

Ещё утром по дороге я сделал пару звонков — ничего не значащих, для вида, по известным номерам. Якобы насчёт резюме в отдел кадров фирмы «Альянс», в финотдел и секретарше.

Им звонят часто, а я звонил с левой симки, задал пару вопросов. Как выяснилось, Трофимов резко сорвался в отпуск, а Игнашевич ушёл на больничный.

Ожидаемо. У них проблемы, они начинали суетиться, думают, как отмазаться.

Надо бы кого-нибудь завербовать из тех, кто работает в фирме, чтобы быть в курсе, как там обстоят дела. После того как закончу с Воронцовым, займусь этим.

Также возьму в оборот чиновника областной администрации Шустова, как планировал раньше.

Это старый знакомый как Игнашевича, так и Трофимова. Ещё по девяностым, когда был коммерсантом и обращался в фирму за безопасностью. Грубо говоря, за крышей. А когда я работал в ФСБ, Трофимов просил меня помочь с той бандой, которая его прессовала. Сейчас Шустов — видный областной чиновник. И контакт у них остался по-прежнему, я думаю, он им помогает.

Но конкретных доказательств не было, нужно собирать и следить. И пока непонятно, с какого угла к нему подбираться.

Масло на сковородке зашипело, когда Анастасия Фёдоровна начала жарить первый блин. По комнате пошёл аппетитный запах. Я поднялся с мягкого дивана, чтобы размяться, и подошёл к шкафу, где лежали награды деда моего тёзки. Там же была стопочка снимков.

Достал одну фотографию, лежащую сверху. На ней Фёдор Ильич, ещё молодой мужчина, может, лет тридцати с небольшим, в военной форме.

Фотография цветная, от «Полароида», год примерно девяносто пятый или девяносто шестой. Фёдор Ильич мрачный и серьёзный, впрочем, как и сейчас.

На снимке он стоял рядом с закопчённой белой стеной, на которой кто-то вывел большие буквы чёрной краской: «Это не Гудермес, это Гондурас». Да, Чечня, времена первой войны. Сам, бывало, туда ездил по разным задачкам, и в Гудермесе был.

Искали мы там одного гада, который продавал оружие «духам», воруя его у наших. Искали, да не нашли.

— Тебя на фото прямо не узнать, — сказал я, глянув на Фёдора Ильича.

Хотя дед ненамного старше меня прежнего. Но мы с ним там не пересекались, я бы его вспомнил.

— Молод был, — пробурчал он. — Ты чего это фотки-то решил посмотреть?

— Смотрю, чем занимался. Интересно же.

— А-а-а, — протянул дед. — Ну, смотри, там много разных.

И не расскажешь, что тоже там был, хоть и недолго. Потом уехал, они остались воевать дальше.

А что, кстати, группа из Центра? Они тут тоже в командировке. Копают или заметают следы? Думаю, качают ситуацию, но когда раскачают, пока неизвестно.

Я достал телефон и нашёл контакт Кати в мессенджере. Просто написал: «Привет. Занята?»

Через несколько минут в ответ мне пришёл стикер — грустный кот в пледе, тот самый, что я присылал ей. Следом улыбающийся смайлик.

«Много работы в последнее время. Совсем некогда».

«Что-то я не вижу новых интервью на сайте», — я хмыкнул, набирая ответ.

Она начала что-то писать, потом иконка сменилась, будто она записывает голосовое.

«Пока готовится, — услышал я её звонкий голос. — Много работы, много нового материала. А ты что-то ещё вспомнил?»

Я вкратце записал голосовое:

— Да не особо.

«Вспомню», когда будет необходимость, пока же просто спрашиваю. Этот контакт мне пригодится, если что — буду настаивать на личной встрече с Катей. Передам что-нибудь важное.