Читать книгу 📗 "Муля не нервируй… Книга 6 (СИ) - Фонд А."
— Той, нашей Синичкиной? — округлил глаза Козляткин и заинтересованно подался вперёд. Сплетни и всякие такие вот новости он горячо любил. Хоть и делал вид, что он вообще не такой и выше всего этого мыла и мещанства.
— Ну да, — кивнул я и пояснил, — Пару раз в кино сходили, так матери не понравилось, и она её отшила.
— И что ж ей не понравилось? — глаза Козляткина блеснули.
— Не знаю. Зина не умеет пользоваться вилкой для рыбы, как я понял, — усмехнулся я.
— Женщины, — закатил глаза Козляткин.
— Ну да, тем более это мать. А я у неё единственный сын. Поэтому пусть выбирает. Пока она этим занимается, так хоть меня не трогает, и я относительно свободен.
— Но всё равно тебе уже скоро жениться надо, — сказал Козляткин непреклонным тоном.
— Согласен, — не стал развивать дальше тему я и почему-то вспомнил о Мирке.
Интересно, приедет ли она с делегацией или Нанович её не отпустит?
— Так что там ещё по мероприятиям? — вернул меня на грешную землю Козляткин, — Хорошо, Муля, убедил. Назови это не «охота», а «рыбалка». Поедем на природу, отдохнём. Йоже Гале нормальный мужик. Поедем, да. Только действительно, баб не бери на рыбалку…
— Бабы всё равно захотят. Многие бабы ловят рыбу, — вкрадчиво сказал я и, глядя, как вытянулось лицо Козляткина, добавил — или делают вид, что любят ловить рыбу.
— Ладно, убедил. Пусть остаётся охота, — кивнул Козляткин. — Хорошо, с этим покончили. Дальше что?
— А дальше есть одна проблема. Ко мне цепляются критики из Главлита.
— Это ещё что такое? — нахмурился Козляткин. — В каком смысле? Проект же одобрен аж наверху.
— Они придрались к тому, что в закадровых словах, которые будут использованы для заставок фильма, употребляются слова «развлечение», «удовольствие от жизни» и подобные выражения.
— Да ты что? — нахмурился Козляткин. — Чем же им «развлечение» и «удовольствие от жизни» не угодили?
— Они считают, что это придаёт слишком расслабленную, легкомысленную атмосферу, и что это не отвечает советским реалиям. И даже дискредитирует образ советского человека.
— Вот скоты, — выругался Козляткин. — Уже не знают, к чему придраться. Разве советский человек не имеет права быть весёлым, развлекаться на досуге и получать удовольствие от жизни?
— Да, это всё Тельняшев мутит, — наябедничал я.
— Тельняшев? — нахмурился Козляткин, — Погоди, что-то такое знакомое. Это не этот Тельняшев, что в Главлите рулит?
— Да, это отец того Тельняшева, который пил, бухал, дрался и устраивал дебоши в Югославии. Так, что товарищ Иванов и товарищ Сидоров хотели отправить его на родину, но я гуманно уговорил оставить. Чтобы не выносить сор из избы. И вот отец вместо благодарности сейчас вставляет палки в колёса.
— Тельняшев, Тельняшев… мерзкий типок… Ладно, с ним я сам разберусь, — нахмурился Козляткин. — Продолжай дальше.
Мы проговорили почти час, пока все вопросы не были решены.
А сразу после обеда я отправился к Модесту Фёдоровичу в институт.
— Отец, можно? — заглянул я в кабинет, когда секретарша кивнула, что он не занят.
— Ооо, Муля, заходи! — обрадовался Мулин отчим.
Разительная перемена между тем, как он меня принимал оба раза дома, и как сейчас — явно бросалась в глаза. Модест Фёдорович был в белом халате, с одной стороны прожжённом каким-то рыжим реактивом, а с другой щедро украшенным россыпью фиолетовых пятнышек. Но вид при этом имел самый что ни на есть благодушный.
— Как дела, сынок? Ну что там с Югославией? Тебе удалось сделать хороший фильм? Скоро югославы приедут? Ты с тётей Лизой встречался? Как тебе тётя Лиза? На маму похожа? Что там было? Понравился ли тебе Белград? –вопросы сыпались из него, как из решета.
— Всё хорошо, отец, — рассмеялся я и кратко рассказал о своих приключениях за границей.
— И ты действительно решил вернуться? — недоверчиво покачал головой Мулин отчим.
— Потому что я патриот, — усмехнулся я.
Судя по виду Мулиного отчима, он мне особо не поверил.
— Я же серьёзно спрашиваю, — насупился он.
— А ты бы остался на моём месте? — спросил я.
— Я? — аж опешил Модест Фёдорович.
Он задумался, причём довольно глубоко. Видимо тема отзывалась его внутреннему состоянию. Я ему не мешал. Одна интересная мысль, а точнее пока ещё зародыш этой мысли, появилась у меня, мелькнула и пропала.
— Пожалуй, да, хотел бы, — вдруг кивнул Модест Фёдорович, и я выпал из задумчивости.
Это было столь неожиданно для меня, что я сильно удивился.
— Но как? Я думал, что для тебя Родина — превыше всего.
— Муля, — вздохнул Модест Фёдорович, — я очень люблю свою страну. На всей планете нет ничего прекраснее и лучше. Я, не раздумывая, готов за неё отдать жизнь. Но ещё больше я люблю науку. А, как ты понимаешь, наука не имеет границ. Поэтому я согласен жить хоть на Луне, хоть в Гондурасе, но только лишь бы у меня было соответствующее оборудование и возможности для исследований.
— А здесь у тебя такого оборудования нет, — понял я.
— К сожалению, нет, — вздохнул Модест Фёдорович. — Я мечтаю создать прибор для количественного анализа элементного состава вещества по атомным спектрам поглощения с непрерывным источником и коррекцией фона на основе эффекта Зеемана.
— Аааа… — с глубокомысленным видом кивнул я, пытаясь незаметно собрать мозги в кучку.
— Теперь ты меня понимаешь, сын? — выдохнул Модест Фёдорович и с надеждой посмотрел на меня.
— Эффект Зеемана? Конечно, понимаю, — я кивнул с умным видом, чтобы не обижать Мулиного отчима, и чтобы не выглядеть в его глазах совсем уж дураком, который даже в эффекте Зеемана не разбирается, — отец, а здесь такого эффекта добиться невозможно, да?
— Да причём здесь эффект Зеемана! — возмутился Мулин отчим. — Здесь даже необходимые детали для создания этого прибора достать невозможно!
— А там возможно?
— А там мне их могут изготовить по чертежам! За большие деньги!
— А здесь не могут?
— А где я такие деньги возьму⁈ — вскричал Модест Фёдорович и аж подскочил. — Кто мне их даст⁈
Он нервно мерял шагами кабинет и возмущённо махал руками:
— Ты понимаешь, Муля, ведь это исследование и создание такого прибора перевернёт всё представление о масс-анализах! Человечество сможет исследовать образцы с низким содержанием элементов!
— Ааааа… — с глубокомысленным видом кивнул я, хоть и не понял, зачем человечеству исследовать образцы с низким содержанием элементов и как это перевернёт человеческую жизнь, но разочаровывать Модеста Фёдоровича не стал, поэтому живенько добавил, — тогда да, конечно.
Модест Фёдорович, с горящими глазами зарядил длинную лекцию минут на двадцать. Из всей лекции я более-менее понял отдельные слова «атомарное состояние», «поляризация» и «спектральный диапазон», предлоги и междометия — это были, кажется, самые простые слова из всего монолога. От попытки понять хоть что-то мои мозги моментально начинали вскипать.
Остальное я вообще не понял. Но сидел с умным видом и в паузах кивал.
А потом ко мне в кабинет заглянула кареглазка Оля.
— Муля, — сказала она, — я на минуточку, буквально. Слушай, я опять тебе хочу кое-что рассказать.
— Очередные сплетни? — рассмеялся я, перекладывая стопку документов.
Настроение после общения с Мулиным отчимом было прекрасное.
— Да послушай же ты меня! Опять о тебе ходят очень странные слухи и сплетни!
— Оля, — сказал я, — ты бы поменьше вот эти все сплетни собирала и побольше занималась собой и своей карьерой.
— Муля, не затыкай мне рот! — возмутилась кареглазка. — Я же искренне хочу тебе помочь. Так вот, кто-то о тебе распускает сплетни, причём очень нехорошие сплетни. Разве тебе это не интересно?
— Интересно, — вздохнул я.
— Говорят о твоих связях с иностранцами, — сообщила кареглазка. — Якобы ты ввозишь за границу контрабанду, и ради этого ты устроил весь этот цирк с советско-югославским фильмом.