Читать книгу 📗 "Курсант. На Берлин 3 (СИ) - Барчук Павел"
Лже-Дельбрук махнул рукой в неопределённом направлении, намекая, видимо, на банк, который много лет служит хранилищем для документов, о которых сейчас шла речь.
— А я… — Он ткнул указательным пальцем себе в грудь. Странный тип. Такое чувство, будто я глухой и он жестами объясняет мне ситуацию. — Тот, кто свяжет эти две точки. При твоем содействии, разумеется. Мы ведь поможем друг другу?
— Какие у тебя грандиозные планы… — Усмехнулся я.
Хотя, между прочим, происходящее не веселило меня ни разу.
С каждой минутой становилось все более очевидно — нас ждет крайне пренеприятное времяпровождение. Впрочем, почему же «нас»? Конкретно меня.
И фишка в том, что по моей же глупости этот человек уверен, будто вся информация относительно тайника отца вот-вот будет озвучена. Я же сказал, что знаю коды. Теперь убедить Куратора в обратном точно не получится.
Так что дело плохо… Вот и настал момент, когда я узнаю масштаб своего терпения, объём своей преданности Родине и границы своего болевого порога.
— Видишь ли, Ганс или Куратор, как тебе больше нравится. Вся прелесть нашей с тобой ситуации в том, что кроме часов у меня нет ни черта. Но и с ними я понятия не имею, что делать. Поэтому, если ты намереваешься говорить «по-взрослому», имей в виду, никакого толку из этого не выйдет. Я ничего не знаю.
— Не надо, Витцке, — Усмехнулся «пенсионер». Усмешка у него, кстати, была пренеприятнейшая. Холодная, как у аллигатора. Если бы, конечно, аллигаторы могли улыбаться. — Не будем тратить время. Я знаю про часы. Знаю про ячейки на предъявителя. Знаю, что твой отец был параноиком и придумал сложную систему доступа. Ты ведь уже понял, информации в моей голове имеется более чем достаточно. У меня получилось даже подменить настоящего Дельбрука. Знаю, что часы у тебя. Значит, и остальное — тоже. Шифр на рисунке, кодовая фраза, цифры… Все это сейчас вот тут.
Он наклонился, затем постучал пальцем по моему лбу. Его лицо оказалось совсем близко и я не секунду вдруг подумал, а не откусить ли ему нос…
— Знаешь, я ведь тоже когда-то служил… там, откуда ты родом, Алексей. Речь сейчас не про место рождения, как ты понимаешь. Только наша служба называлась немного иначе. Чтоб ты понимал, мне случалось выполнять приказы самого товарища Дзержинского…
Куратор произнес эту фамилию почти небрежно, но я непроизвольно замер, внутренне испытывая растущее напряжение.
И все-таки бывший чекист! Или настоящий? Да ну! Бред какой-то. Пытать меня можно было и в Союзе. На кой черт такие сложности с отправлением в Берлин да еще через Финляндию?
Тогда, что? «Пенсионер» работает на неизвестного противника? Тоже, типа, перебежчик?
— И поверь, методы, которые мы использовали, гораздо эффективнее ваших новомодных штучек. Они действуют быстрее и надежнее. Особенно когда времени мало, а результат нужен наверняка. — Закончил лже-Дельбрук свою пафосную речь.
Впрочем, если он хотел напугать меня или заставить нервничать, врать не буду, у него это получалось достаточно неплохо.
— Я не люблю причинять боль, Витцке. Честно. Грязно, шумно. Но я нетерпелив и мне дали полную свободу действий. Понимаешь? Полную. Так что давай по-хорошему. Рассказывай все, что знаешь. Как открыть ячейки? Что нужно сказать? Что показать? Что зашифровано в том рисунке? Информация о самом тайнике нам известна. Самое смешное, ее рассказал человек, которому твой отец доверял.
Я молчал, лихорадочно соображая. Ситуация была хуже, чем казалось изначально. Мой похититель — опытный оперативник с чекистским прошлым. То есть, действовать он будет жёстко. Надежды на спасение извне почти нет — дом скорее всего на отшибе, кто меня здесь найдет?
Нужно тянуть время. Выиграть хоть час, хоть полчаса. И постараться любой ценой выбраться отсюда, желательно в полной комплектации. Если он начнет ломать мне конечности или резать на части, (а пытки мне отчего-то представляются именно так), убежать потом будет проблематично.
— Не помню… был маленьким… Голова болит после ваших конфет… — пробормотал я, изображая растерянность и слабость. Пусть думает, что его угрозы окончательно выбили меня из колеи.
Куратор вздохнул с деланным сожалением:
— Жаль. Очень жаль. Я надеялся на твое благоразумие. Что ж…
Он выпрямился. Уже в следующую секунду его рука быстро, неожиданно хлестнула меня по лицу.
Удар был не просто пощечиной. Костяшки пальцев врезались в скулу, высекая искры из глаз. Голова мотнулась, в ушах зазвенело, во рту появился металлический привкус крови. Боль была резкой, унизительной. Похоже, он нехило повредил мне физиономию. Отличный удар, профессиональный. Чувствуется знаток дела. Сука…
— Память освежить? — голос Куратора стал ледяным. — Я могу. Медленно и очень вдумчиво. Может, начнем с пальцев? Или предпочитаешь что-нибудь более… деликатное? У нас есть время. Хотя, нет… Перефразирую. У меня есть время. У тебя — нет.
Он снова занес руку, и я инстинктивно дернулся вперёд, насколько позволяли веревки. А они вообще не позволяли.
Сам не знаю, зачем это сделал. Все равно достать его я не смог бы. Но мне просто до ужаса хотелось вцепиться в Куратора зубами и рвать, как пресловутый Тузик грелку. Черт… Надо было откусить ему нос…
Меня накрыла волна дикой ненависти и неконтролируемой ярости. Никогда ничего подобного раньше не испытывал, если честно.
Однако нас отвлекли. Очень неожиданно откуда-то сверху раздался шум. Не просто единичный глухой удар, а отчетливый грохот, крики на немецком, звук разбитого стекла и тяжелые, бегущие шаги по лестнице.
«Пенсионер» замер.
В первую секунду мне показалось, что на его лице появилось выражение удовлетворения. Будто он ждал появления посторонних и теперь вполне был этому рад. Но уже в следующее мгновение физиономия лже-Дельбрука снова обрела то неприятное, жёсткое выражение, которое присутствовало на ней пять минут назад.
Такое чувство, будто у него — раздвоение личности, отвечаю. Будто внутри этого странного деда борются два разных человека. Один — хороший, а второй — мудак и садист.
Куратор резко обернулся к двери, о которую кто-то отчаянно долбился лбом или какой-то другой частью тела. По крайней мере, ощущение было именно такое. А затем, выхватив из-под жилета пистолет, шагнул в сторону выхода.
Надо же… Все серьёзно. Он даже оружие при себе имеет.
— Was ist los⁈ Wer ist da⁈ (Что случилось⁈ Кто там⁈) — крикнул он громко.
Почти сразу же в дверь начали ломиться с утроенной силой. Раздался треск дерева и громкий приказ на немецком:
— Gestapo! Aufmachen! Sofort! (Гестапо! Открыть! Немедленно!)
Куратор отреагировал, прямо скажем, негативно. Расстроился вроде как. Он отшатнулся, сделал несколько шагов назад и поднял пистолет, целясь в тех кто вот-вот должен был появиться на пороге.
Раздался еще один мощный удар. Дверь, выбитая тяжелым ботинком или каким-то подручным средством, сорвалась с одной петли и повисла, открывая проход.
В проеме, в клубах пыли, резко контрастируя с тусклым светом помещения, появились люди в черных мундирах. Фуражка с орлом и свастикой у того, кто шел впереди, на остальных –стальные каски.
Ну да, реально Гестапо. Причём, возникло такое ощущение, будто меня их появление удивило гораздо больше, чем Куратора. Хотя он очень активно пытался изображать агрессию. В том и суть. Агрессию! А должен был удивиться.
Гестаповцев было не меньше четырех. Это те, кого я мог видеть. Но есть подозрение, за их спинами притаились еще парочка человек. Все они были вооружённый до зубов.
— Hände hoch! Waffe weg! (Руки вверх! Бросить оружие!) — рявкнул один из немцев, похоже, офицер. Он, как раз, оказался впереди.
Куратор на секунду замер, видимо, решая, стоит ли сопротивляться. Но против четверых вооруженных гестаповцев в тесном подвале у него не было шансов. С ненавистью глянув на фашистов, он медленно опустил пистолет и положил его на пол, поднимая руки, чем поразил меня до глубины души.
