Читать книгу 📗 "Ложная девятка. Том четвертый (СИ) - Риддер Аристарх"
По договоренности с Мосягиным сначала мы сыграем с «Пахтакором» в Ташкенте, и только потом отправимся в Новогорск, где присоединимся к сборной.
Фактически мы пропустим не так много игр. Если говорить про август, то это всего три матча Плюс, если все будет нормально, еще и первая сентябрьская игра с «Жальгирисом» пройдет без нас.
А потом уже к матчу со «Спартаком» 8 сентября мы с ребятами подтянемся обратно, и «Торпедо» снова будет во всеоружии и трибуны Лужников смогут увидеть одну из самых крутых игр в чемпионате.
А пока что мы наслаждались отдыхом. Потому что 30-го, сыграв с «Днепром», Стрельцов отпустил команду на выходные. И аж 4 дня мы были предоставлены сами себе. А учитывая то, что у Кати к этому моменту в институте тоже начались каникулы, мы с ней поехали в Ленинград. Вернее, не поехали, а полетели. Зачем тратить время на железнодорожное путешествие, если можно за час долететь до города на Неве?
Учитывая возраст мне пришлось прибегнуть к помощи администраторам команды, как никак мне всего 17, но в итоге они всё организовали и в городе на Неве нас ждало два гостиничных номера. Сейчас, в эпоху строгой морали по другому нельзя.
В Ленинград мы полетели для того, чтобы поднять мой культурный уровень. Именно так, с некоторым снобизмом, но при этом в шутку, сказала Катя, когда узнала, что я ни разу не был в колыбели революции.
— Ярослав Сергеев, — торжественно произнесла она, укладывая вещи в чемодан накануне поездки, — ты — позор советского спорта. Как можно быть звездой мирового футбола и ни разу не видеть Рембрандта в Эрмитаже?
— А что, Рембрандт играл в футбол? — пошутил я.
Катя бросила в меня свернутой футболкой.
— Вот именно поэтому тебе срочно нужна культурная программа. И тебе повезло что меня интересует не только наука и ты с футболом но и искусство. Четыре дня, Славочка. За четыре дня я сделаю из тебя если не знатока искусства, то хотя бы человека, который отличает Моне от Мане.
— А это не одно и то же? — невинно спросил я, за что получил еще одной футболкой.
Рейс Москва-Ленинград прошел быстро. Катя всю дорогу рассказывала о том, что мы должны увидеть, а я больше смотрел на нее, чем слушал. В самолете, когда она увлеченно перечисляла залы Эрмитажа, солнечный луч упал на ее волосы, и я подумал, что никакие картины не сравнятся с тем, как она красива в этот момент.
Разместились мы в гостинице «Европейская» на Невском проспекте. Старинное здание с высокими потолками и тяжелыми портьерами навевало мысли о дореволюционной роскоши. Из окон открывался совершенно шикарный вид на главную улицу города.
— Красиво, правда? — Катя встала рядом со мной у окна.
— Очень, — согласился я, обнимая ее за плечи.
— Это еще что! Подожди, пока увидишь Петергоф. А Эрмитаж… Ой, столько всего нужно успеть!
И началась наша культурная гонка. В первый же день Катя потащила меня в Эрмитаж. Очередь на входе змеилась вдоль Дворцовой площади, но всё равно мы попали внутрь довольно быстро.
Первое, что поразило — масштаб. Я, конечно, видел дворцы на фотографиях, но оказаться внутри… Парадная лестница с красным ковром, мраморные колонны, позолоченная лепнина на потолке — все это заставляло невольно замедлить шаг.
— Представь, — шепнула Катя, — по этой лестнице поднимались императоры. Николай II, Александр III…
— А теперь по ней поднимается простой советский футболист, — ответил я.
— Не простой, а обладатель «Золотого мяча», — поправила она с улыбкой. — Пойдем, покажу тебе Рембрандта.
Мы бродили по залам часами. Катя оказалась прекрасным экскурсоводом — она рассказывала об искусстве просто и увлекательно, без занудства, которого я опасался. В зале Рембрандта мы задержались надолго.
— Смотри, — Катя указала на «Возвращение блудного сына». — Видишь, как он использует свет? Вся драма сосредоточена в этом световом пятне. Отец обнимает сына, а вокруг — тьма и молчаливые свидетели.
Я смотрел на картину и неожиданно для себя понимал, о чем она. Может, потому что сам был своего рода блудным сыном — человеком из другого времени, получившим второй шанс.
— О чем задумался? — Катя взяла меня под руку.
— Да так… О вторых шансах.
Она внимательно посмотрела на меня, но расспрашивать не стала. Это я в ней тоже любил — умение чувствовать, когда не нужно лезть с вопросами.
В зале итальянской живописи толпа была поплотнее. Туристы со всего Союза сгрудились у «Мадонны Бенуа» Леонардо да Винчи. Мы тоже протиснулись поближе.
— Леонардо писал это, когда ему было примерно столько же, сколько тебе сейчас, — сказала Катя. — Представляешь? В семнадцать лет создать такой шедевр.
— Ну, я в семнадцать тоже кое-что создаю, — пошутил я. — Голевые моменты, например.
— Сравнил! — фыркнула она, но в глазах плясали смешинки.
После пяти часов в Эрмитаже ноги гудели похлеще, чем после матча. Мы вышли на Дворцовую площадь, щурясь от яркого солнца.
— Все, — объявил я. — Мне нужно срочно есть. Иначе я упаду прямо здесь, и ты будешь объяснять туристам, что это экспонат современного искусства.
Катя рассмеялась.
— Хорошо, спортсмен. Пойдем в «Литературное кафе» на Невском. Там, говорят, бывал Пушкин.
— Главное, чтобы там были котлеты, — пробормотал я. — А то, что там бывал Пушкин, мой желудок не оценит.
В кафе действительно было атмосферно — старинные зеркала, лепнина, официанты в белых рубашках с бабочками. Мы заказали борщ, котлеты по-киевски и бутылку грузинского вина.
— За твое культурное просвещение! — Катя подняла бокал.
— За мою прекрасную учительницу, — ответил я.
Вино было терпким и ароматным. После музейных залов, в уютном полумраке кафе, с Катей напротив, мне было так хорошо, как редко бывало в жизни. Не эйфория от забитого гола, не радость от победы — просто тихое, глубокое счастье.
— Знаешь, — сказал я, — спасибо тебе.
— За что? — удивилась она.
— За то, что показываешь мне этот мир. Я ведь… я всю жизнь видел только футбольные поля и раздевалки. А оказывается, есть еще столько всего.
Катя накрыла мою руку своей.
— Это только начало. Завтра — Петергоф. Увидишь фонтаны, и все, пропадешь окончательно.
Она была права. Петергоф стал настоящим откровением. Мы приехали туда на второй день, взяв утренний автобус от Балтийского вокзала. Дорога заняла около часа, и всю дорогу Катя рассказывала историю создания дворца, как Петр I хотел затмить Версаль.
Когда мы вышли к Большому каскаду, я просто потерял дар речи. Десятки фонтанов, играющие на солнце струи воды, золоченые статуи — все это выглядело совершенно нереально, как декорация к сказке.
— Ну как? — спросила Катя, явно довольная произведенным эффектом.
— Это… это невероятно, — только и смог выдавить я.
Мы спустились к Нижнему парку, где фонтанов было еще больше. Июльская жара делала прогулку вдоль фонтанов особенно приятной — мелкие брызги долетали до аллей, принося прохладу.
— А хочешь сюрприз? — загадочно спросила Катя, когда мы подошли к неприметной аллее.
— Какой? — насторожился я.
— Пойдем, — она потянула меня за руку.
Мы свернули на боковую дорожку, и вдруг из-под земли ударили струи воды! Я отскочил, но было поздно — футболка уже промокла.
— Фонтаны-шутихи! — смеялась Катя. — Петр I любил так развлекать гостей!
— Ах ты! — я попытался ее поймать, но она убежала, смеясь.
Мы носились по парку, как дети, попадая то под одни фонтаны-шутихи, то под другие. В конце концов, промокшие насквозь, мы упали на траву в тихом уголке парка, тяжело дыша и смеясь.
— Ты с ума сошла, — говорил я, выжимая футболку.
— А ты думал, культурная программа — это скучно? — она лежала рядом, раскинув руки, и солнце играло в капельках воды на ее лице.
Я перевернулся на бок, опершись на локоть, и смотрел на нее. Мокрые волосы прилипли к щекам, тушь немного потекла, но она никогда не была красивее, чем в этот момент.
— Катя, — начал я и запнулся.